- Что вам, Святослав Кондратьевич?
- Сыночка, - отстранив ее, Павлов, а следом за ним и Аркаша зашли в квартиру. Еще на улице, глянув на окна, они различили за шторами четкий силуэт, определенно Тюрьмы.
Тюрьма действительно был дома. Завидев оперов, он схватил первое, что подвернулось под руку, - увесистый деревянный стул - и во весь голос завопил:
- Не подходи, менты! Живым не дамся!
Аркаша пожал плечами и шагнул ему навстречу. Для него этот стул в руках Тюрьмы был не страшнее мухобойки.
- А-а-а! - Тюрьма бросил в Аркашу стул, сиганул на балкон и спрыгнул вниз.
- Третий этаж! - воскликнул Аркаша, отбивший стул рукой.
А мамаша Тюрьмы дико заорала.
Костя Столешников, считавший, что его поставили внизу просто так клиент с третьего этажа не выпрыгнет, обалдел, увидев, как с балкона сиганула фигура. Прыжок был классным - как заправский шимпанзе, Тюрьма допрыгнул до росшего в нескольких метрах от балкона дерева и заскользил по веткам вниз.
- Стой, урод! - бросился к нему Столешников. Тюрьма спрыгнул на землю, ловко увернулся от оперативника и бросился бежать.
Столешников, более быстрый, настиг его.
- Не возьмешь! - зашипел Тюрьма, пихая ногой оперативника и нагибаясь за куском асфальта, которым хотел приголубить настырного мента.
Столешников примерился и саданул его своим коронным хуком в челюсть.
Тюрьма рухнул, как подкошенный, и задергался, не в силах подняться.
Тут подоспел Павлов и осведомился с тревогой:
- Не убил?
- Нокаут, - сказал Столешников. Тюрьма наконец пришел в себя и с трудом приподнялся, сплевывая кровь.
- Вставай, родимый, - поддержал его Аркаша, обшаривая, нет ли чего в карманах.
- Нам теперь долго общаться, - добавил Павлов.
***
- Может, ОМОН вызовем, - Аркаша задумчиво поглядел на окна пятого этажа, где банда снимала квартиру.
Только что они прозвонили туда по телефону-автомату, ответил Туман. Он был на хате. Изменив голос, Павлов попросил Марью Анатольевну, нарвался на матерный ответ - отморозок вежливостью никогда не отличался.
- Какой, на хрен, ОМОН, - махнул рукой Павлов. - Сами возьмем.
- Главное, в хату попасть. Как?
- Посмотрим.
Они поднялись на пятый этаж. Постояли рядом с дверью. И остановились на самом простом варианте. Павлов спустился на этаж вниз и уговорил тетку за пакет риса и упаковку макарон, которые он купил себе на вечер, позвонить в дверь и произнести:
- Из РЭУ. Квитанции о новом налоге за квартиру надо передать.
- Пошла ты, - донеслось из-за двери.
- А то милиция проверять будет. Бумажку оставить только, и все.
Сработало. Дверь открылась. В проеме появился Туман в синей майке с надписью "Фиджи".
- Здорово, - Павлов прошел в комнату, животом вдавливая Тумана в стену, а потом, разворачивая и снова припечатывая к стене. - Представляться надо?
- За что? - замычал Туман, рот и нос были прижаты к стене, и голос был неважнецкий.
- А ты забыл?
Привели понятых. Все путем. Пистолет лежал под ворохом одежды.
- Чего молчишь? Будешь рассказывать? - зевая, спросил Павлов, когда Аркаша, которому доверили руль, тронул "Фиат".
Павлов ощущал, как напряжение уходит, остается облегчение и радость от того, что закончилось все хорошо. Банда взята без единого выстрела.
- Ничего не знаю, - растягивая по-шпанскому буквы, выдал Туман.
- Твое дело. - Павлов еще шире зевнул. Показания Тумана были не особенно и нужны. Доказательств и без его показаний вагон.
В отделе в большом кабинете, откуда выгнали оперов, разговор был на троих - Аркаша, Павлов и Туман.
- Ну что. Туман, поговорим? Прокурорский следователь попозже будет, пока перекинемся словечком. - Павлов уселся напротив Тумана.
Туман не ответил. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу.
- Будем говорить? - спросил Аркаша. Туман презрительно скривился, нахально глядя на оперативников.
- Хрен тебе, дядя.
- Даже так, - удивился Павлов.
- Ага. - Туман потянулся к пачке сигарет, оставленной на столе операми, вынул одну из них. На его действия взирали с мрачным спокойствием. И тут он начал качать права:
- Я имею право на звонок. И без адвоката не скажу ни слова.
- Ни слова? - удивился Аркаша.
Туман не оценил многообещающей интонации.
- Ага. Менты клятые.
Его слишком вежливо брали и слишком трепетно с ним обращались, и такая уж у него натура: чувствуя мягкость, он принимал ее за слабость и наглел до самого предела, который только был возможен.
- Хер вы меня посадите, придурки!
И тут у него взорвалось в голове. Аркаша бил его ладонью. Когда Туман слетел со стула, Аркаша поднял его, сжал ему горло так, что дыхание перекрыло, снова сбил с ног.
- Тут и сдохнешь, мутант чернобыльский, - сказал Аркаша.
Тут еще пару раз, умело, так, чтобы на теле не оставалось следов, приложился Павлов и потом поднял руку:
- Хватит... Давай, гнида, пиши признанку...
Но Туман ничего не смог написать. Он впал в ступор. И отошел уже ближе к суду, когда в институте Сербского его накачали транквилизаторами. Но окончательно в себя так и не пришел. Стал каким-то заторможенным. Дерьма в нем не поубавилось, но взгляд ежеминутно становился одичалым, а потом тупым.
***
Жара стояла, как в пустыне летом. Вообще, июнь выдался необычно жарким. В прошлом году тоже было жарко, но не так.
В кабинете вентилятор гонял горячий воздух. Павлов бутылку за бутылкой извлекал из холодильника и жадно пил холодную газированную воду, но легче от этого становилось не надолго.
Прошел год, как взяли Тумана и его банду. Дело было громкое. Рассматривал его суд присяжных. Шварца и Кикимору оправдали. Суд присяжных для того и собирается, чтобы оправдать убийц, в основном потому, что те выглядят невинными и врут искренне. Потом был пересуд, тут уж осудили всех. Не повезло больше всех Туману, он как раз перед налетом на обменный пункт справил свое восемнадцатилетие и получал срок уже как взрослый. Двадцать лет ему предстояло провести в зоне. Тюрьма отхватил червонец. Шварц девять. Кикимора - как слабый пол, и учитывая чистосердечное раскаяние, обошлась тремя годами и принудительным лечением от наркомании. Может, ей оно и лучше, потому что на иглу она садилась все крепче, а в зоне у нее не будет такого свободного доступа к зелью.
Туман, несмотря на солидную статью - бандитизм, - долго спокойно жить на зоне не смог. Дал знать подлый нрав. Таких даже уголовники не любят, так что один раз его предупредили, когда сотворил что-то непотребное. А второй раз просто опустили, так что на двадцать лет ему было гарантировано секс-обслуживание уголовников. Павлов эти дерьмовые тюремные традиции не одобрял, но по отношению к Туману это было вполне справедливо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
