Для организации сбыта продукции в России Антон выбрал несколько своих опытных работников, так что теперь мог посещать Восточную Европу не так часто; но когда ехал, то путешествовал с той стремительностью, с какой всегда вел свои дела. Вот, например, расписание поездки, предпринятой в марте 1911 года. 1 марта — Либава; 2 марта — Рига; 3–9 марта — Санкт-Петербург; 10–11 марта — Москва; 13 марта — Харьков; 14 марта — Киев; 16 марта — Варшава, и 17 марта через Берлин он уже дома. Чтобы поспеть за таким графиком, спать, разумеется, большей частью приходилось в поездах.
События в России сами по себе были драматическими. В первые послереволюционные годы международная торговля полностью прекратилась, многим зарубежным предприятиям, имевшим интересы в России, был нанесен урон — не говоря уж об уроне, нанесенном русскому потребителю. Обескураживающие результаты последовавшей за этим национализации привели Ленина к мысли о необходимости изменить тактику. В июле и августе 1921 года он издает один за другим декреты, в которых провозглашает введение новой экономической политики, допускающей некоторую возможность проявления частной инициативы даже для иностранного капитала.
Филипс и директорат «AEG», старые конкуренты в борьбе за русский рынок, почти одновременно решили взглянуть своими глазами, каковы перспективы развития промышленности в России. Ввиду царившего в стране голода ленинские декреты в полной мере ранее 1922 года исполнены быть не могли. Тогда настал момент, которого дожидались зарубежные предприниматели. Филипс попытался получить паспорт для въезда в Россию — ему отказали, и, не будь он так настойчив, этим бы все и кончилось. Но он отправился в Рапалло, чтобы встретиться там с Красиным, участником международной конференции, главной темой обсуждения на которой был германо-советский договор. Красин заявил, что ему некогда. Тогда Филипс дождался, когда Красин приедет на другую конференцию, в Гаагу, и едва тот появился в вестибюле гостиницы в Скевенингене, как перед ним возник Филипс.
— В Рапалло вы не смогли со мной встретиться, — сказал он. — Теперь, когда вы находитесь на нашей земле, вы, несомненно, не откажетесь со мной переговорить.
И Красин подписал ему дипломатический паспорт.
В начале октября 1922 года Антон, приехав в Берлин, с тревогой узнал о том, что доктор Майнхарт, представитель «AEG», также вот-вот отправится в Россию. Бизнесмены выложили карты на стол, решив не делать из своего вояжа секрета. Также было решено держать друг друга в курсе полученных ими предложений с тем, чтобы русские не попытались столкнуть их лбами.
Письма жене, присланные Антоном Филипсом из Москвы после его приезда туда 6 октября 1922 года, дают представление о его незаурядной наблюдательности. Он старался видеть вещи такими, какие они есть, не затуманенными политическим предубеждением. Готовый принять революцию как свершившийся факт, Филипс поставил себе целью выяснить, что же изменилось в стране с тех пор, как он был здесь в последний раз, и обнаружил, что революция дала широким массам рабочих ощущение своей значимости, уверенности в себе. Выражалось это разнообразно. «Сегодня утром мы были в музее. Народу масса, толпы рабочих, среди них и женщины, люди знающие дают им пояснения. Входная плата равна четверти миллиона рублей, то есть чуть больше пенни». А когда спутник Филипса предложил трамвайному кондуктору сигарету, тот сразу предложил свою взамен. Филипс, пораженный этими маленькими фактами повседневной жизни, дотошно докапывался до их истинного значения.
«В целом люди выглядят неплохо и одеты прилично». Страна страдала от инфляции, что добавляло экономической неразберихи. Торговля, которой руководили правительственные тресты, не имела достаточно складских помещений, чтобы эффективно распределять товар. К примеру, остро не хватало электрических лампочек, и Филипсу сообщили, что налицо хороший шанс увеличить число лицензий на импорт, возможно, на основе международного бартера.
Филипс обсуждал с доктором Майнхартом, а также с доктором Саломоном, представителем концерна «Осрам», прибывшим в Москву 11 октября 1922 года, возможность создания германо-нидерландского электролампового завода с целью насыщения гигантского русского рынка. Между тем, завороженный новой Россией, столь непохожей на ту страну, которую он знал перед войной, Филипс продолжал свои изыскания. В оперном театре его поразило присутствие большого числа рабочих; в прошлом оперу посещали лишь представители высшего круга Москвы. После представления он пошел в кабаре, но и там обнаружил «современную» публику. «Всех обходила молодая женщина, которая собирала пожертвования в пользу голодающих, три миллиона рублей с каждого, очень практичная идея».
Поражала также жадность, с какой люди учились писать и читать. Дети на вокзалах выпрашивали карандаши и бумагу. Посещая заводы, Филипс видел, что о рабочих заботятся, что приложены усилия добиться некоторой видимости порядка. В поездах введены взимающиеся на месте штрафы за курение и мелкие правонарушения. С чистотой дело обстояло примерно так же, как и до войны, и в одном из писем он замечает, что «покуда не подхватил вшей, хотя, надо заметить, истинное бедствие начнется с приходом осени, когда с чердаков достанут тулупы».
Бывая на заводах, Филипс отметил много устаревших методов производства, а эйндховенский рабочий, на его взгляд, работал раз в десять эффективнее, чем его русский собрат. Это, однако, объяснялось отнюдь не недостатком рвения, и, в целом, Филипс высоко оценивал качества русских. «Россия возрождается, порядок восстанавливается, люди снова хотят работать». 17 октября 1922 года он писал из Ленинграда (Санкт-Петербурга): «Коммунисты, с которыми мы имеем дело, — в общем, ребята славные; один из московских руководителей сказал мне: «Да, вот если бы наше правительство и наши капиталисты делали здесь то, что вы делаете на своем заводе, и революция бы не понадобилась».
Ничего удивительного в том, что Антон Филипс был настроен оптимистически относительно возможности использовать новую экономическую политику для строительства в России заводов на основе иностранного капитала. Он видел и преимущества сотрудничества «Филипса» с германской промышленной группой «Осрам», в которой «AEG» состояла основным членом, с точки зрения и стартового риска, и усиления общей позиции в процессе переговоров. Он высоко ценил лояльное отношение доктора Майнхарта, высказавшегося в пользу совместного участия в проекте «Филипса» и группы «Осрам». И тем более сильным было его разочарование, когда выявились признаки того, что русские уже не так готовы к переговорам, как поначалу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
