Про деяния Сунь-Цзы как полководца никому ничего не известно, а Краузевиц сейчас — мой современник. Ничем себя не проявивший. Этого молодого прусского офицера без особого труда не так уж давно били все наполеоновские отряды и похвалить его решительно не за что.
Потом Клаузевиц, убедившись в собственном тупоумии, спасаясь от врагов, в поисках защиты бежал в Россию. И там устроился на хлебное местечко при штабе. Переписывать красивым почерком массу бюрократических бумаг и рисовать карты. В обозе русской армии этот прыткий немец и проследовал до самого Парижа.
Но и далее Клаузевиц, светильник разума с засохшей батарейкой, сторонился реального военного дела. Бежал от него как черт от ладана. Пристроился в Берлине руководить военной академией и посвятил себя исключительно теоретическим вопросам. В которых он разбирается меньше, чем любой казачий вахмистр. Без задних мыслей жил. И без передних тоже. На каком этапе этот Клаузевиц, уча молодежь, решил, что он гений и поспешил осчастливить своим открытием все человечество — не знаю. И знать не хочу.
Но это была только присказка. Сказка будет впереди. В 19 веке в России был свой знаменитый военный теоретик. «Наш Клаузевиц.» Звали его Ростислав Фадеев. Талантище! Сунь-Цзы рядом не валялся.
В определенный этап времени египетский правитель — хедив Ибрагим решил продать свою долю Суэцкого канала. И долго колебался, выбирая между французами и англичанами. Так как было козе понятно, что новые владельцы приобретут огромную власть в его государстве. Выбор был для Египта только в преобладании влияния Великобритании или Франции. Поэтому, хедив, пораскинув мозгами, решил обратиться к третьей стороне. К России, отводя ей роль «честного брокера».
Хедив Ибрагим попросил Р. Фадеева заняться переобучением египетской армии. На современный лад. В качестве главного военного инструктора-специалиста. С неограниченными полномочиями и за большие деньги.
Тем более, что и большие деньги должны были после продажи канала образоваться. А хедив решил, что обученная по-современному армия будет лучшей опорой его самодержавной власти.
Да и к кому правителю Египта было еще обращаться? Сунь-Цзы давно мертв, дедушка Клаузевиц умирает и выжил из ума. Остается третий великий теоретик — Фадеев. Ростислав несколько лет переобучал египтян. А потом англичане сумели его успешно выпереть восвояси.
Но в скором времени разразилась русско-турецкая война за освобождение Болгарии. И египетская армия ( а Египет числился вассальным владением султана), верная присяге, вступила в войну на стороне турок. И всех неприятно поразил ужасный уровень обучения солдат египетской армии.
И что же сказал Фадеев? Во всех великосветских салонах он ликовал: «Вот видите, как ужасно я обучил египтян? И теперь они мало боеспособны против русских солдат. Тем самым, я сберег немало русской крови».
Не берусь утверждать, что наши отцы-командиры Витгенштейн, фон Дибич, Гейсмар, Бенкендорф, Рот, Ридегер, Сухтелен, Физи, Клюген-Клигенау, барон Розен и барон Врангель не думают точно так же. И на вопрос: «чем занимается Ваш папа?» Всегда отвечают: «онанизмом». Не думаю, что было модно отвечать именно так.
А за ними стояло все европейское население, многочисленное и воинственно настроенное, подстрекаемое всеми кто ненавидит Россию, озлобленное после разгрома Наполеоновского нашествия. С беззастенчивой откровенностью эти мнения о необходимости нового крестового похода «против русского варварства» поддерживались всеми европейскими правительствами.
Кстати, о птичках. Вот, ей богу, когда я слышу о нашем генерале и бароне Гейсмаре мне так и вспоминаются строчки из Ильфа и Петрова: «Два молодых человека — двадцатилетний барон Гейсмар и сын видного чиновника министерства иностранных дел Долматов познакомились в иллюзионе с женой прапорщика запаса Марианной Тиме и убили ее, чтобы ограбить». Как с натуры писано! Не в бровь, а в глаз!
А враги наши еще не унывали. Как только нас, казаков, оттянули обратно и начались снова мелкие стычки, османы приободрились. Проповеди, воспламеняющие мусульманское население во всей Османской империи, следовали без перерыва. В них турки объявлялись как «святой народ», изнемогающий в борьбе с безбожными гяурами, которые во всем виноваты.
Османская империя называлась Святой землей, подвергшейся нашествию диких варваров, а султан — идеалом всемогущества и неисчерпаемого богатства, щедро делящегося деньгами с любым из гази. Фанатики всех племен и мастей спешили присоединиться к борьбе.
К Шумле все подходили и подходили сильные отряды. Турки завладели инициативой по всему фронту.
А так как новые солдаты и башибузуки теперь почти не видели русских, то они быстро решили, что все успехи наши — басня. Снова в расположение русской армии турки без конца засылали летучие отряды конницы. За которыми нас «мудрые» начальники, сберегая силы своих солдат, и заставляли бегать. Чтобы положить конец неистовствам башибузуков.
И это было так же трудно, как осушить море, не перекрыв впадающие в него реки. Так как отчаянные головы у мусульман не переводились. А мы лишь нашивали все новые гнилые заплаты «на многочисленные дыры в гнилом платье.»
Не понимаю, неужели надо обязательно гоняться за отчаянным врагом, в то время как мы уже превентивно научились успешно громить его скопища? Можно же просто выжечь эти разбойничьи гнезда! Богатая же земля ждет своего хозяина! Но к сожалению, моего мнения никто не спрашивал, поэтому приходилось помалкивать и тянуть свою лямку.
Между тем военное лихолетье продолжалось. Тягучие монотонные дни текли, словно бы капли расплавленного свинца тяжело падали в лохань с водой.
Глава 11
Каждый день нас небольшими отрядами посылали «на выход», «чистить зеленку» от башибузуков. По кустам скакать и с абреками резаться. Скажу, что по моему мнению, малая, партизанская война проходит гораздо тяжелее, чем большая. В большой что? Промаршировал свое, поучаствовал в один прекрасный день в генеральном сражении и финиш. Либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Оглянуться не успеешь. И испугаться.
В малой же войне так и смотришь, чтобы в тебя никто не пальнул в любой момент из придорожных зарослей. Или принимаешь меры, чтобы ночью к бивуаку не прополз злобный башибузук и не открыл огонь по лежащим у огня людям.
Но и в селах тоже нет спокойствия. Вражеский снайпер, ловкий и смелый как хищный зверь, в темноте может разместиться за околицей и выстрелить в тебя, когда ты беспечно выходишь из хаты. А все это напряжение в ожидании беды изрядно угнетает. В каждой деревне, в каждом селе, нам грозила измена.
Ни одного ночлега нельзя было провести спокойно. Невозможно тут было «щелкать клювом». Нужно было всегда внимательно следить за страхом, усталостью и перевозбуждением, иначе сделаешь глупость. Этому учишься постепенно.
Да и на выходах очень легко попасть в засаду и сложить голову. И при этом никто не говорит нам: «Завоюйте, ребятушки неприятельскую землю. Что захватите — то будет ваше». Нет, мы воюем за спасибо.
Конечно, и мы перед врагами в долгу не остаемся. Рубим нехристей как беспорточные дети бурьян. Кровь льется как водица. Кровавая борьба, неустанная война шла изо дня в день, здесь донцы, удалые головы, спали не иначе как с оружием в руках, здесь жили тревожной боевой жизнью, ни на минуту не зная покоя.
Как-то само собой затихло желание нашего начальства перекупать главарей башибузуков. Да и то сказать, ресурсы не бесконечны. Поместья для новых дворян-выкрестов имеются в ограниченном количестве, а кандидатов — море разливанное. На всех не хватает. Так что нам на второй год войны несколько развязали руки. Действовать стало проще.
К своему стыду, признаться, я никогда не понимал вывертов русской дипломатии. В ее желании перекупить противника. Мол, это сделать гораздо легче, чем его убить. Разберу конкретный пример.
Вот имеется где-нибудь в Боснии какой-нибудь разбойник с большой дороги. С началом войны он собрал отряд башибузуков в сотню сабель и теперь воюет против нас. Называя себя беком. Люди его, шакалье племя, войне плохо обучены, кажется, чего проще напасть на них и изрубить в капусту.
