— Возьмите, — протянул фон Дорн Ярославу револьвер, — на всякий случай.
Кузнецову, разумеется, доводилось стрелять из разного вида оружия, но с наганами он сталкивался впервые, а потому детектив не без интереса ощупал стреляющую игрушку. Судя по всему, это было куда более серьезное орудие убийства, чем то, которым он действовал прошлой ночью. Пока что стрелять Ярослав не собирался, но кто знает, как будут разворачиваться события дальше.
— Притушите фары, — посоветовал фон Дорну Кузнецов. — Кажется, мы приехали.
Дальше пришлось передвигаться пешим порядком, ориентируясь на свет факелов и шум, доносящийся из зарослей. Фон Дорн споткнулся о какой-то сук и едва не упал. Кузнецов успел подхватить падающего старшего оперуполномоченного, чем, возможно, уберег того от травмы. Фон Дорн чертыхнулся сквозь зубы и тут же зажал себе рот рукой. И было чего опасаться, ибо следопыты уже почти вплотную приблизились к преследуемым. Ярослав оказался прав в своих предположениях. Граф Глинский действительно вывел свой отряд к лесной избушке, где распоряжалась ведьма Ефросинья. Детектив вспомнил, что в прошлый раз ему так и не удалось попасть на прием к оракулу, и очень надеялся, что повторный визит окажется более удачным. Кем бы ни был этот прорицатель грядущего, но, возможно, как раз он и является главным режиссером стремительно разворачивающегося спектакля.
Кузнецов с фон Дорном спрятались за деревьями, росшими на краю полянки, шагах в тридцати от входа в избушку. Видимость отсюда была неплохой, а вот слышали они далеко не все, и это обстоятельство весьма Ярослава огорчило. Дело в том, что на пороге избушки стояли граф Глинский и Ефросинья и о чем-то горячо спорили. Из их разговора Ярослав уловил только одно слово «диадема». Судя по всему, именно за диадемой охотился этой ночью граф Глинский, но у схваченного в лесу незнакомца ее обнаружить не удалось, по одной очень простой причине: диадема лежала сейчас в кармане куртки Ярослава Кузнецова, и он осторожно ощупывал ее пальцами. Детективу в голову пришла одна идея, к реализации которой он немедленно приступил.
— Вы куда? — Фон Дорн схватил его за руку.
— Женщина, что стоит рядом с молодым Глинским, — это Ефросинья, экономка старого графа. Я вам о ней говорил, фон Дорн. Стойте здесь и ничего не бойтесь. В крайнем случае, если мне не удастся договориться с этими людьми, возвращайтесь к машине.
Уверенный тон Ярослава успокоил старшего оперуполномоченного, во всяком случае, тот не стал чинить детективу препятствий. Кузнецов не таясь приблизился к избушке. Его появление вызвало ропот среди собравшейся почтенной публики. Но, к счастью, Ярослав был тут же опознан и ни кем-нибудь, а самим графом Глинским, правда, встретившим старого знакомца не слишком любезно:
— Какого черта, Друбич, где вы пропадали?!
Вопрос был, конечно, резонный, но, между прочим, и Ярославу было что предъявить по этому случаю своему визави. Однако он оказался скромнее Коляна Ходулина и оставил пока что свои вопросы до лучших времен.
— Вы, кажется, что-то потеряли, граф?
— Да, Друбич, потерял. А этого сукина сына я наизнанку выверну, но утраченное верну. Вздерните его над огнем!
Пытать, разумеется, собирались не гвардии поручика Друбича, а несчастного мужика, пойманного в десяти верстах отсюда, у землянки, вырытой в недобрый час Ванькой Митрофановым. Вид у пленника был не то чтобы испуганным, а буквально ошалелым. Понять его, конечно, можно было. Каково несчастному крестьянину века двадцать первого оказаться в лапах у монстра века восемнадцатого. Мужик, видимо, считает, что имеет дело с призраками. Скорее всего, у него язык отнялся от переживаний.
— Твоя фамилия Кривцов? — спросил Ярослав у пленника, которого крепко держали за руки два ражих холопа, пока их расторопные товарищи, выполняя приказ графа, разводили костер.
— Ага, — шмыгнул носом мужик и вскинул на детектива круглые от страха глаза. — Константин я. Червей решил накопать для рыбалки, а тут, вишь, какая оказия.
— А утром не мог накопать, что ли? Чего ты среди ночи подхватился?
— Так ведь на зорьке решил порыбачить, — зачастил Кривцов. — Как на духу говорю. А там землянка Ванькой Митрофановым выкопанная. От нее до речки рукой подать. Пережду, думаю, на топчане пару часиков, до рассвета-то всего ничего.
Черт его знает, Ярослав не стал бы вот так с бухты-барахты отвергать выдвинутую незадачливым рыболовом версию. В конце концов, могут же быть у нормального человека заботы, никак не связанные с тем бедламом, который завертелся в округе? Но у графа Глинского на этот счет имелось свое мнение, и он непременно бы подпалил Кривцову шкуру, если бы не вмешательство детектива.
— Вы, случайно, не эту вещицу ищете, ваше сиятельство?
Граф Глинский вцепился в диадему обеими руками, глаза его сверкнули сумасшедшим огнем:
— Ну, наконец-то. Где вы ее нашли, Друбич?
— Отобрал у того самого разбойника, что угнал карету императрицы. Возможно, ее величество обронила вещицу во время бешеной скачки по лесу.
— А где разбойник? — сверкнул безумными глазами граф.
— Пришлось его отправить в мир иной, — соврал на всякий случай Кузнецов, дабы у Глинского не возникло желания попортить шкуру еще и Ваньки Митрофанова.
Кузнецов ждал вопросов по поводу одежды, не совсем соответствующей эпохе, но графу было не до того, как выглядит в эту ночь лейб-гвардии поручик Друбич. Детектив уже собрался вздохнуть с облегчением, но тут прозвучал сначала один выстрел, потом второй. Стреляли из револьвера. То ли у фон Дорна сдали нервы, то ли его обнаружили по несчастливой случайности, но так или иначе, а влип он как кур в ощип. Не помогло ему даже явное превосходство в вооружении. Старшего оперуполномоченного скрутили расторопные холопы графа Глинского и приволокли пред светлы очи барина, который при виде своего злейшего врага буквально побурел от гнева.
— Я так и знал, что он нас выследит. Вздернуть его на осине!
Ярослав еще и рта не успел раскрыть для протеста, а расторопные холопы уже накинули на шею фон Дорна пеньковую веревку. Детективу не оставалось ничего иного, как посетовать на лютость своего старого приятеля. Вот ведь как эпоха отражается на человеке: кто бы мог подумать, что рубаха-парень Колян Ходулин способен на такие противоправные действия. Натуральный Дракула.
— Друбич, мы же с вами договорились! — воззвал к Ярославу фон Дорн, не понимающий, за какое преступление его собираются вздернуть. Откуда же бывшему штабс-капитану, а ныне старшему оперуполномоченному было знать, что казнят его за грехи предка. Разумеется, Ярослав не мог остаться безучастным к творящейся на его глазах несправедливости. Кем бы там ни был этот невесть откуда взявшийся в начале двадцать первого века старший оперуполномоченный ОГПУ, но его реакция на предстоящую казнь была самая что ни на есть человеческая.
— Послушайте, граф, мы действительно договорились с фон Дорном, — вмешался в творимое на его глазах безобразие Кузнецов. — Человек искренне раскаялся и готов верой и правдой служить матушке-императрице. Он не следил за нами, это я его сюда привел.
— Этот человек мне не нравится, Друбич. Я оставлю его в живых, но с этой минуты вы отвечаете за его лояльность нашему делу головой. Пусть убирается.
Глинский отвернулся к Ефросинье, спокойно стоявшей все это время в проеме дверей лесной избушки и наблюдавшей за происходящим. Граф передал ей полученную от Ярослава диадему, колдунья поднесла ее к ближайшему факелу и, видимо, осталась довольна осмотром.
Кузнецов взял под руку фон Дорна и вывел его из круга недоброжелательно настроенных бородатых лиц:
— Значит так, Терентий Филиппович, вы сейчас прихватите с собой нашего нового знакомого Константина Кривцова и тихонечко уберетесь отсюда на своей таратайке. Встретимся мы с вами во дворце. Вот там я вам все объясню.
— Один вопрос, Друбич, бога ради — это призраки или люди?
— Увы, Терентий Филиппович, по-моему, это все-таки призраки. А вот откуда они взялись, это нам с вами еще предстоит выяснить. Не задерживайтесь, граф может еще передумать. А с привидением вашей уважаемой конторе не совладать. Его даже к стенке поставить нельзя.
Наблюдая за тем, как приговоренные фон Дорн и Кривцов покидают место несостоявшейся казни, Кузнецов мучительно пытался понять, по каким правилам раскручивается эта безумная история. Или в безумии нет и не может быть никакой логики? Будь старший оперуполномоченный реальным лицом вроде того же Константина Кривцова, в недобрый час вздумавшего порыбачить, тогда дело другое. Но ведь фон Дорн такой же персонаж спектакля, как и императрица, и Глинский, и преображенцы с фрейлинами. Точнее, он персонаж другого спектакля, сюжет которого разворачивается в конце двадцатых годов прошлого века. По идее персонажи этих двух спектаклей не должны пересекаться, тем более что в спектакле века восемнадцатого уже есть свой фон Дорн, тот самый, с которым поручик Друбич успел подраться на дуэли. Здесь, правда, возможен один вариант, весьма и весьма фантастический. А что, если фон Дорн и тогдашний поручик Друбич в конце двадцатых годов встречались с призраком графа Глинского, умершего в веке восемнадцатом? Как-то уж очень подозрительна эта осведомленность старшего оперуполномоченного о событиях, происходивших в средине восемнадцатого века в малоприметной деревушке, вдали от столичных центров. Что за потрясающее воображение событие здесь произошло, если тетушка фон Дорна рассказала о нем своему племяннику аж сто пятьдесят лет спустя? Кузнецов рассчитывал получить ответ у оракула, который, возможно, один обладал информацией о разворачивавшихся в этих местах на протяжении двух с половиной веков действиях, но, увы, ему не повезло и в этот раз. Свидание с загадочным существом, похоже, откладывалось. Во всяком случае, граф Глинский уже вновь был в седле. Ярославу, дабы не оставаться в одиночестве в сумрачном лесу, пришлось следовать за безумным Коляном и его верными холопами. Ватага с гиканьем понеслась по лесу навстречу набегающему рассвету. Бешеная скачка закончилась у знакомого дворца, вновь принявшего свое первоначальное обличье. Ярослав с удивлением обнаружил посреди аллеи под погашенным фонарем сиротливо стоящую «Ладу» Кравчинского. Сам Аполлон, заложив руки за спину, прогуливался перед крыльцом, любуясь изумительным фасадом волшебного дворца.
