Глава 7
Глава 7.
Пятница, 5 мая 1967 года. День
Москва, Измайловский парк
Парку еще далеко было до летнего буйства, однако деревья зеленели вовсю — тем неповторимым весенним цветом, что свойственен лишь молодой, едва распустившейся листве.
Воздух дрожал, недвижим, и флора нежилась под солнцем, впитывая животворящий свет. Когда же задувал ветерок, легонько тормоша ветви, доносился терпкий запах трепещущих древесных одеяний.
А вот травяного духа я не улавливал — то ли стелился он низенько, то ли забивали его испарения земли.
Я покосился на Марину в образе Алены. Мы неторопливо шагали по Первомайской аллее, и весь путь от метро девушка сохраняла рассеянный вид. Понять бы, что деется в переселенной душе!
На всякий случай, я легонько приобнял Грушину-Зимину за плечи. Девушка вздрогнула, но не воспротивилась, а мило улыбнулась, разгадав мой позыв.
— Да нет, — заговорила она, прижимаясь бедром, — я не грущу. Задумалась просто. И, ты знаешь…
— М-м?
— Хронофизики, к сожалению, не существует, и мои выводы не слишком научны… Может быть, даже смешны, но они логичны. Помнишь, ты рассказывал, как пытался найти родню в этом времени? Я имею в виду шестьдесят седьмой год.
— Ну, еще бы! — вдохновился я, испытывая облегчение. — Я и в будущем искал!
— Расскажи!
— М-м… Сначала прошлое. Я, когда своих не нашел, стал копать родословную Марлена. Так вот, у него тут полный порядок. Родился в тридцать девятом. Ну, это ты знаешь… В сорок третьем его мать умерла…
— Умерла или погибла? — перебила меня спутница.
— Умерла, уже в эвакуации. Аневризма головного мозга. Кстати, моя мама, оказывается, скончалась по той же причине. Я это выяснил буквально на днях — там, в будущем.
— Это важно, — серьезно кивнула Марина.
«Все-таки, Марина… — успокоился я. — Алена думает по-другому».
— А дальше в биографии Марлена ничего особенного не происходило. Бабушка с внуком вернулась в Приозерное. Дед расписался на рейхстаге, в сорок пятом все встретились и стали жить-поживать, да добра наживать. Деда с бабой Марлен похоронил в начале шестидесятых… м-м… несколько лет назад, получается. Но самое интересное я нарыл в будущем. Во-первых, никого Осокин не хоронил… М-м… Нет, не с того начал. В общем, тут какая-то закавыка. Я не нашел никаких следов Марлена! Вообще! Помнишь, я тебе рассказывал про редакцию? Так вот, в Интернете я наткнулся на интереснейший сайт. Та самая Галка Горбункова стала главным редактором в семидесятых, а когда вышла на пенсию, оцифровала все номера «Флажка», начиная с тридцать второго года. Я просмотрел часть — нигде никакого Марлена! Ни заметки, ни подписи! Как будто и не было его!
— Очень, очень интересно… — затянула девушка.
— Да уж… Но самое любопытное я обнаружил в одном из номеров за тридцать девятый год. Случайно! Там, на последней странице, поместили маленькое объявление… Знаешь, о чем? О том, что Лидия Владимировна Осокина, тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения, на пятом месяце беременности… пропала без вести!
— Вот оно что… — прошептала Марина.
— Да! — с жаром вступил я. — И на этом парадокс не исчерпался. Баба с дедом, внук которых то ли родился, то ли нет, с горя уехали на Донбасс. Пару лет спустя началась война, деда призвали на фронт, и он погиб в Белоруссии — это я вычитал на сайте Минобороны. А бабушку Марлена расстреляли гестаповцы… Каково?!
— Это не парадокс, Тик, всё куда круче, — негромко молвила девушка. — А про свою маму ты узнавал?
— Ну, да… — настроение мое стало не то, что бы портиться, но упало точно. — Там, в будущем. Он-лайн, — выговорил я без охоты. — Выискал того самого доктора, что принимал роды у мамы. По телефону он разговаривать не захотел, и мы связались по скайпу. Он поглядел на меня, и кивнул: «Копия! Весь в маму…» Ну, и рассказал. Хоть мелодраму снимай…
— Тебе неприятно об этом говорить? — осторожно спросила Марина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да не то, что бы неприятно…
— Тик, — девушка сжала мою руку и добавила голосу настойчивости. — Это очень, очень важно! Я всё объясню. Чуть позже…
Я повел плечами, словно сбрасывая раздражение.
— В общем… Моя мама — потеряшка. В ноябре девяносто четвертого она, в легкой одежде, замерзшая, постучалась к деду Семену. Старики, конечно, пустили ее, отогрели, даже баньку растопили. И одели, и всё… А мама ничего не помнила! Ни имени, ни фамилии! И с собой ни одного доумента! То есть, мои дед с бабой — вовсе не мои…
— Твои! — с чувством сказала Марина. — Не родные? Пустяки! Они тебя растили, как родного!
— Да понимаю я всё… — голос обрел тусклость. — Просто… Столько тайн на мою голову, и… Я уже ничему не удивлюсь! — помолчав, я продолжил: — Не знаю, как… наверное, дед взятку сунул, но мама получила паспорт на имя как бы его дочери — Аллы Семеновны Вагиной. А чуть позже в мое свидетельство о рождении вписали придуманное отчество — «Евгеньевич»…
— Хочешь узнать, как звали настоящего отца? — спросила девушка со странной интонацией. — Ты — Денисович.
— Как Марлен? — замер я.
Моя подруга тоже остановилась, и стеснительно обняла меня.
— Всё сложней, Тик… Пусть я не хронофизик, но по логике у меня «пять с плюсом». Да ведь и всяких разработок в ранге гипотез тоже хватает. По одной из них, время — вовсе не какое-то, там, четвертое измерение, а вселенская субстанция, способная изменяться и ветвиться. То есть, никаких парадоксов, выдуманных изворотливыми теоретиками, в реале не происходит. Ну, вот, представь себе, что изобрели машину времени. Человек отправляется в прошлое и убивает Гитлера. Парадокс? Нет! Временной поток тут же разветвляется — в одном из них фюрер застрелен, а в другом — жив. Понимаешь? И я думаю... больше того, уверена, что в тридцать девятом году от нашего временного потока — назовем его базовым или потоком номер один — ответвился другой поток, номер два. Какое именно изменение реальности произошло тогда, уже не выяснить, но причина кроется в чем-то, связанном либо с тобой и Марленом, либо с вашей мамой. Понимаешь? В базовом всё шло, как надо — и Марлен родился, и его баба с дедом живы остались, а вот во втором временном потоке…
— Родился я, — мне пережало горло, а глаза зажмурились, будто сами по себе. — Господи, что ж я за тупица такой… Я же сам, помню, читал про Мультиверсум Эверетта! Та-ак… Значит, та самая Лидия, которая пропала без вести во втором временном потоке — моя мать?! Стоп-стоп-стоп! Это невозможно! Тридцать девятый год — и девяносто четвертый!
— Ну, и что? — нежно улыбнулась Марина, и поцеловала меня в уголок рта. — Значит, переместилась во времени.
— Вот так просто, да? — криво усмехнулся я, и тут же смутился. — Извини… Сам же туда и обратно скачу.
— Да ладно! — отмахнулась девушка. — Ты скачешь из одного потока в другой, а твоя мама перенеслась в будущее потока номер два. Ох, Тик… Всё это лишь мои домыслы, но… Но смотри. Когда ты ощутил присутствие чужого сознания, помнишь? В той драке?
— Еще бы! Чуть не чокнулся…
— Вероятно, в апреле оба ответвления начали сходиться, понимаешь? — Марина сложила ладони. — И какой-то, там, локальный барьер между двумя временными потоками истончился до минимума. Причем, смотри — в тот же день, после драки, твое сознание переместилось в сопредельный шестьдесят седьмой. Всего на несколько часов, но потом — на целых две недели! А теперь и вовсе — вы с Марленом прихватили с собой, так сказать, души ваших подруг! Понимаешь? Растет некая напряженность, темпорального поля, что ли… И почему бы, в таком случае, не предположить, что в следующий раз между потоками переместится уже не информация, то есть сознание, а материя, носитель информации — твое тело? Ну, и мое заодно…
— Перспективочка… — слегка ошалел я.
Несколько минут мы шагали в молчании, а когда свернули к Главной аллее, меня опять посетил давний вопрос: