Однако вполне возможна и лучшая альтернатива. Мирным путем произойдет институциональный переход от капиталистической к некапиталистической системе политической экономии — назовите это институциональной революцией. Если кризис капитализма станет достаточно тяжел (большинство населения поражено структурной безработицей, роботы и компьютеры, находящиеся в собственности небольшой кучки богатых капиталистов, делают почти всю работу, экономика в глубокой депрессии), то в какой-то момент на выборах вполне вероятно может победить политическая партия с антикапиталистической программой. Какие-то правящие партии или коалиции будут вынуждены заменить капиталистические производство, распределение и финансы системой, которая перераспределяет богатство вне системы рынка труда и не руководствуется соображениями прибыли.
Сегодня, всего двадцать лет после распада советского блока, в период колоссальной рыночной экспансии в номинально коммунистическом Китае, во времена повсеместного триумфа рыночной идеологии, многим покажется нелепым и немыслимым даже вообразить такую антикапиталистическую партию и ее приход к власти в ходе мирной предвыборной борьбы. Однако политическим настроениям свойственно резко колебаться примерно каждые двадцать-тридцать лет, что мы ясно увидим, если посмотрим на двадцатилетние отрезки истории XX столетия. Если структурная тенденция к технологическому замещению продолжится, то громадный переворот во мнениях и настроениях в течение следующих двадцати лет не так уж невероятен.
Мирная институциональная революция возможна. Глубокий структурный кризис среднего класса облегчает большую мобилизацию электората. Где-то здесь обнаруживается перспектива относительно бескровного перехода.
Усложнения, возникающие в ходе структурного кризиса
Мир есть производное множества пересекающихся причинно-следственных связей. Все окрашивается частностями времени, места, исторического наследия. Так что структурный кризис капитализма обретет много вариантов. Речь идет не об именах, датах и человеческих драмах, а об усложнениях на пересечении различных глубинных процессов, что может кардинально изменять протекание кризиса, развивающегося по мере того, как капитализм накапливает собственные саморазрушительные осложнения.
Множество процессов и проблем усложняют будущее: старение населения, неудержимый рост расходов на медицину, этнические и религиозные конфликты, экологический кризис, массовая миграция между континентами, возможно, войны различного масштаба. Чтобы не отвлекаться от нашей темы, зададимся вопросом, как эти факторы повлияют на кризис технологического замещения? Некоторые из факторов будут непосредственно обострять кризис, другие могут ускорить распад государства, тем самым увеличивая возможность революции, — короче говоря, на игральных костях выпадает несколько шестерок. Сможет ли какая-нибудь из этих проблем обратить вспять технологическое замещение, увеличив занятость для среднего класса, создав рабочие места, компенсировав автоматизацию и компьютеризацию в достаточной степени для того, чтобы спасти капитализм? Давайте рассмотрим под таким углом краткий список сложностей.
Глобальная неравномерность. Механизмы капиталистического кризиса действуют с различной интенсивностью в различных странах и регионах мира. Глубокому кризису технологического замещения рабочих мест среднего класса в США или Западной Европе не обязательно будет соответствовать столь же глубокий кризис в других регионах земного шара — Китае, Индии, Бразилии или других странах, которые приобретут большее значение в будущие десятилетия. Возможно ли проведение успешных антикапиталистических преобразований в отдельных государствах, в то время как в остальном мире сохранится капитализм? Это будет зависеть от размера и значения этих отдельных стран в мировой экономике: революции в небольших странах со слабой экономикой обычно не могут оказать заметного влияния, а подавить их будет легче. Но революции в крупных странах с заметной ролью в мировой экономике будут устойчивее к враждебному давлению и могут положить начало тенденции. Учитывая склонность сильных в военном отношении режимов вмешиваться в дела других государств с целью защиты интересов собственной экономики или поддержки своих идеологических собратьев, серия скачкообразных изменений политических режимов, подобная той, что мы наблюдали в 2011 году в «Арабской весне», вполне может привести к иностранной интервенции. Если крупномасштабный экономический кризис, скажем, в США или ЕС где-то в 2030 году вызовет сдвиг к антикапиталистическому режиму, то можно представить, что какие-то все еще процветающие капиталистические страны (может быть, Китай) попытаются вмешаться, чтобы остановить и развернуть революционные сдвиги. Будет ли такое вмешательство успешным или нет, зависит от геополитических факторов, прежде всего соотношения ресурсов, проблем материально-технического обеспечения и географической удаленности (Collins 1995).
Но против таких сценариев работает сам размах, который принимает структурный кризис капитализма. Даже при всех локальных обстоятельствах, задерживающих процесс, компьютеризация и замещение всех видов рабочих мест будут продолжаться повсеместно. В этих условиях никто не сможет навязывать миру свою капиталистическую гегемонию сколь-нибудь долго. Более того, если посткапиталистические режимы эффективно проведут перераспределение, то они смогут создать покупательный спрос и возобновить рост своих экономик, обойдя по экономическим показателям страны, все еще упорствующие в своей приверженности капитализму и оттого застрявшие в своем собственном кризисе.
Смешение капиталистического кризиса с другими протестными измерениями. В многомерном мире в одно и то же время происходит множество конфликтов. Грядущие фронтальные столкновения капиталистического кризиса будут смешиваться с конфликтами другого типа, которые нередко привносят сильнейшую эмоциональную и драматическую окраску, из-за чего оказываются в центре всеобщего внимания. Назовем лишь некоторые из них. Религия сегодня порождает конфликты в основном между воинствующими исламистами и их всевозможными противниками (христианами, индусами, секуляристским и постхристианским Западом, странами бывшего коммунистического блока и т. д.), но в будущем не исключена вероятность возникновения религиозных конфликтов и по другим линиям.
Расовая/этническая/ национальная идентичность — здесь конфликты возникают вокруг распределения официальных должностей и рент, государственного регулирования и квотирования доступа этнических групп к ресурсам («позитивная дискриминация» и т. д.), политики ограничения иммиграции, неравноправия иммигрантов, территориальных споров и этнических войн. Но причиной подобного рода конфликтов могут стать и движения, направленные на межнациональную гармонию и интеграцию, поскольку они могут вызвать противоположные реакции и контрмобилизацию движений за узкие цели, перечисленные в предыдущем предложении. Кроме того, существует политическая «текучка», которая привлекает основное внимание погруженных в нее современников. Она включает в себя скандалы, обвинения в коррупции, перебранки между высокопоставленными лицами, преступления, морально-нравственные проблемы, порой разрастающиеся до «культурных войн». Однако структурные кризисы особо сильны именно тем, что они структурные. В отличие от скандалов, структурные проблемы не исчезают со временем, потому что противоречия в институциональном устройстве затрагивают материальные и организационные основы общества. Противоречия такого рода можно какое-то время игнорировать, но это не значит, что их воздействие исчезнет.
Наложение друг на друга частных проблем неизбежно. Конфликты, связанные с вопросами расы, религии, пола, образа жизни и т. д., могут как углубить кризис капитализма, так и наоборот, запутать ситуацию настолько, что революционный переход к посткапитализму окажется отложен или вообще предотвращен. Побочные конфликты могут усилить кризис и ускорить преобразования в случае, если большое количество людей мобилизуется на основе отождествления себя с угнетаемыми и ущемленными этническими (религиозными, гендерными и т. д.) группами и осознает, что путь к решению их проблем предполагает противостояние с капиталистической системой. Наложение частных идентичностей на классовую мобилизацию нередко наблюдалось в прошлых революциях и весьма возможно в будущих. С другой стороны, наложение частных идентичностей, как правило, отвлекает внимание от экономических проблем и нередко становится мобилизационной базой для реакционных движений, сопротивляющихся реформе системы, создавая враждебное отношение к реформаторам на основании расовой, религиозной или какой-либо иной идентичности. Но здесь еще раз напомню о глубине будущего капиталистического кризиса. Если он окажется действительно так глубок, как предсказывает теория, то не будет иного выхода, кроме перехода к посткапитализму. Все межнациональные, религиозные, культурные и другие конфликты будут производить по ходу кризиса значительный шум, пока наконец не оформится сочетание политических сил, способных решить задачу перехода к посткапитализму. В долгосрочном плане вопрос не в том, произойдет ли этот переход, а в том, сколько времени он займет.
