Вот только при более тщательном осмотре выяснилось, что у Макс заработал открытый перелом правого предплечья, закрытый — левой голени и, как минимум, вывих голеностопа. А также внутренние повреждения, которые мы затруднялись идентифицировать, но по некоторым признакам похоже на перелом ребер и повреждение легкого, потому что на губах при дыхании пузырилась кровь. Увидев это, мы сразу же перевернули его на бок, чтобы он не захлебнулся кровью.
С собой у нас имелся один туристический коврик из пенополиуретана, куда мы и положили Макса. Затем сделали укол обезболивающего, не обнаружив внешних повреждений, наложили давящую повязку на ребра, наложили шины на руку и ногу, для чего очень хорошо подошел мой углепластиковый штатив, который пришлось разобрать.
Стоит, конечно, признать, что медики из нас никакие. В том числе и Олег, который им числится формально. Но Шурик был еще хуже знаком с медициной, чем мы.
Вскоре подоспели Олег и Татьяна. Олег сразу занялся осмотром, но смог только подтвердить первоначальный диагноз. Теперь нам предстоял спуск Макса по сыпухе, леднику, а затем и до альплагеря, где им займется врач. Шурик уже закончил сбор носилок из лыжных палок и ледорубов.
Сбивчивый рассказ Шурика подтвердил мои подозрения. Они спускались без страховки, а временами даже не видели друг друга. Для них это было что–то типа соревнования — кто быстрее. Все–таки, похоже, что злую шутку сыграл осыпающийся гребень — из–под ноги или руки ушел камень, а удержаться на полке Макс не сумел. Шурик тоже не видел начала срыва, но сейчас гадать было бесполезно. Затем Макс пролетел около четырех метров до следующей небольшой полки, о которую ударился и, видимо, получил основные повреждения. А дальше, несколькими метрами ниже, гребень переходил в крутой осыпной склон, который вскоре выполаживался настолько, что смог остановить катящееся тело довольно быстро. Эта совокупность факторов его и спасла.
Вообще, со спасами нам несказанно повезло, если, конечно, можно считать везением участие в спасработах в принципе. Предстоящий спуск пострадавшего представлял собой небольшую прогулку по сравнению с тем, что могло бы быть на более серьезном маршруте и на большей высоте. Снять тело со стены иногда практически невозможно, а в некоторых случаях трупы оставляют там, где их нашли. Правда, я не слышал, чтобы так поступали на Кавказе, но зато это дает представление о сложности спасработ в горах. Нам же предстояло идти пешком, неся вчетвером одни носилки.
Дойдя до сравнительно безопасного пути, мы отправили Татьяну в лагерь, чтобы она по быстрому приготовила нам хотя бы чай и бутерброды, так как нам предстоял безостановочный спуск до альплагеря. Не то, чтобы такая высота настолько отрицательно сказывалась на состоянии организма, как на высотах более четырех тысяч, но мы в любом случае не хотели задерживать оказание Максу врачебной помощи.
По мелкой сыпухе идти достаточно тяжело, а переносить носилки через россыпи крупных, от метра и больше, камней — еще сложнее, но скорость передвижения все равно не шла ни в какое сравнение с тем, если бы мы спускали их на веревках.
Выйдя на ледник, все почувствовали облегчение — по нему можно было идти, как по дороге, перешагивая временами через бурные ручьи талых вод, текущие по его поверхности. И здесь Макс первый раз пришел в себя. Он застонал, открыл глаза и попытался что–то сказать, но не смог. Олег приподнял ему голову и приложил фляжку к губам. Макс сделал глоток, попробовал пошевелиться, но только резко дернулся и снова потерял сознание.
— Насколько я понимаю, тут дело не в переломах, — Олег вытер кровь с губ Макса, — а во внутренних повреждениях. Почти наверняка сломанное ребро задело легкое, а про остальное ничего не могу сказать. Так что я предложил бы поспешить. Да и спуск в темноте… — сам он тяжело дышал, и было видно, что путь дается ему нелегко. Особенно переход через россыпь крупных камней — курумы.
Я тоже не чувствовал себя способным поднажать. Пульс под сто восемьдесят, колени и руки дрожат, от жары разболелась голова. Остальные чувствовали себя не лучше.
И тут я впервые вспомнил о своих новых возможностях, о которых никто из ребят не подозревал. Надо пробовать как–то их использовать, иначе, зачем я их развиваю?
— Так, делаем привал десять минут, — предложил я, — лучше сейчас отдохнуть, чем потом упасть.
Все со мной согласились с явным облегчением, положили носилки и попадали на камни, кто где стоял.
Как ни странно, вызвать второе зрение у меня получилось легко. И я увидел всю нашу группу. Ауры всех в целом сохраняли естественный цвет, только заметно потускнели и местами приобрели оранжево–желтые оттенки. А еще я заметил очень большое рассеивание энергии в пространство. Сам я давно с этим справился, закольцевав на себя большинство энергетических каналов и создав улавливающий и возвращающий энергию обратно модуль, который работал постоянно. Вероятно, поэтому и чувствовал себя лучше остальных, предотвратив естественное и бесполезное рассеивание энергии.
А вот на Макса было страшно смотреть. Естественные синие и зеленые тона ауры практически повсеместно сменились на красные, оранжевые и желтые, а в местах повреждений было видно, как последние капли жизненной энергии вытекают из организма. Энергетический обмен в организме был необратимо нарушен. Я вдруг понял, что мы вполне можем не донести его даже до базового лагеря. Врачеванием на таком уровне я никогда не занимался. Но что–то делать надо — это я понимал отчетливо.
Я срочно развернул и активировал модуль по сбору и накоплению энергии. Проблемой оказалось то, что здесь, на леднике, ее просто неоткуда взять. Единственные источники — это мы сами, не забирать же у нас последнее? Она нам еще понадобится для транспортировки.
Модуль я проектировал автономным, но все равно, максимальное расстояние, на котором я мог поддерживать с ним связь, ограничивалось несколькими километрами. А программировать его на сбор энергии где–то далеко и последующее возвращение, не было времени. Оставался единственный вариант — отправить его в район базового лагеря — тот максимум, до которого я мог дотянуться, и собрать там все, что есть. Кроме людей, конечно — это в него заложено основным принципом.
Отправив этот модуль, я активировал следующий, который помогал мне выйти в астрал. Только надо что–то сказать ребятам, чтобы не пугались.
— Народ, послушайте минутку, — все посмотрели на меня, а я чувствовал себя полнейшим идиотом. — Я сейчас немножко… м–м, отключусь. Да, можно и так сказать. Вы ничего не делайте и не трогайте. Это ненадолго. Все вопросы потом, — видя, что Серега собирается что–то сказать, добавил я. — Могу только сказать, что я попробую помочь Максу.
Я привалился спиной к камню и запустил программу модуля. Меня привычно окутала полная тьма и тишина. Это продолжалось какое–то неуловимое мгновение, потом я сразу же вылетел из–под его влияния. Внешней энергетической подпитки, к которой я так привык, не было, так что приходилось использовать энергию тела. Впоследствии такая потеря отразится на мне слабостью, если я ее не восполню, но сейчас не это главное.
Переместившись к Максу, я внимательно осмотрел его. Менять что–то на физическом уровне я не могу, а вот разорванные энерго–информационные каналы можно попробовать подправить.
Начал с самого простого — с перелома руки. Здесь канал не был порван, только вывернут, и в нем образовалась непредусмотренная дыра, откуда происходила утечка энергии. Работать с каналами я научился уже давно, только, к сожалению, мог делать это лишь вот таким образом, из астрала. Этот канал я быстро выправил и зарастил, добавив собственной энергии.
Следующий канал в районе ноги был надорван — энергия из него просто вытекала. Я мог просто его заглушить, но тогда потом пришлось бы рвать его по новой и сращивать с остатком ниже. Но я пошел более энергоемким путем. Сращивание канала для меня не очень сложно, но требует много энергии, часть которой я собрал тут же, пока она не рассеялась, часть — от рассеивающейся энергии Сереги, Олега и Шурика. Им не повредит, и мне экономия.
Сложнее всего оказалось справиться со внутренними повреждениями. На этом уровне я видел, что сломанное ребро все–таки вошло в легкое, но помочь здесь ничем не мог. А мешанина энерго–информационных каналов была запутана так, что пришлось медленно и вдумчиво их изучать. К счастью, мне не нужно было полностью исследовать их структуру, а просто найти поврежденные и соединить. Вот только поврежденных было с десяток и чтобы понять, что с чем соединять, требовалось изучение.
Закончив работу, я почувствовал, что идти мне будет тяжеловато, если я не подзаряжусь энергией. Надо возвращать модуль. А с Максом будет все в порядке, если мы вовремя его донесем. Единственно, сейчас у него практически полностью отсутствовала сопротивляемость к отдаче энергии, но это пройдет, когда он пойдет на поправку. Я вернулся в нормальное состояние.
