Я стряхиваю последнее и застегиваюсь. Шмыгаю носом и провожу рукавом по лицу. Входит еще один посетитель, молодой парень, но он вряд ли что-нибудь заметил, а если заметил, то вряд ли понял. У стариков часто глаза слезятся. Он вынимает у себя из штанов, как и положено молодому парню, – точно это хороший инструмент в полном порядке.
И тут я беру себя в руки. Плакать – это как отливать. Тут надо, чтоб никто не мешал, особенно если в дороге.
Но когда я возвращаюсь обратно в зал и вижу их за столиком – барменша как раз собирает стаканы, круглая попка и все такое, а вокруг привычная обстановка среднего бара, латунные перильца, картинки на стене, хотя именно в этом баре я никогда раньше не был и никогда больше не побываю, – мне кажется, будто я смотрю на них откуда-то издалека. Словно это не Джек, а я наблюдаю за ними, уже после, и слышу, как они говорят обо мне. КемптонНьюбери. Словно меня уже здесь нет, но все прочее никуда не делось, все идет своим чередом без меня, и осталось только то, что ты видишь, только пункт прибытия и отправления, как гостиница для почтовой кареты. ПонтефрактРедкар.
***
– Ну что, повторим? – говорю я.
Вик глядит на меня. Вроде как размышляет.
– Я пас, Рэйси, – говорит Винс, решительно поднимая ладонь. – А то вас кто-нибудь другой повезет. Мне можно кофе. И пол-"короны".
Ленни смотрит на Винса так, будто собирается с издевочкой отдать ему честь.
– А мне «никербокер глори» [10], – говорит он.
После третьей Ленни палец в рот не клади.
Я заказываю выпивку и приношу нам пиво, а Вику – виски.
– Оно и к лучшему, что Эми не поехала, – говорит Вик. – Ей бы такой загул вряд ли по душе пришелся.
– Можно подумать, ты сам чайком балуешься, – говорит Ленни. И отхлебывает пива. – Джек бы на нас не обиделся. – Потом добавляет: – И все-таки.
– Что «все-таки»? – говорит Винс.
– Он бы порадовался, если б его жена выполнила его просьбу.
– Насчет этого все улажено, – говорю я. – Мы делаем это за нее.
Они все смотрят на меня, словно ждут продолжения. Я отпиваю из стакана.
Барменша приносит Винсу кофе. Он поднимает глаза и говорит, улыбаясь:
– Старики народ тяжелый, правда, киска?
– Чего там «за», – говорит Ленни. – «За» тут не годится. Некоторые веши надо самим делать. Мы же ему не родня, верно? Во всяком случае, не близкие родственники. Даже Винси. – Он смотрит на Винса так, как не смотрел бы, если б не три пинты крепкого. Винс раскуривает сигару. – Даже Бугор и тот ему не близкий родственник, верно? У Винси не больше прав, чтоб быть здесь, чем у всех нас, так ведь, Бугор? Тем более что, если по-честному, вы все равно друг друга терпеть не могли, пока Джек не угодил на больничную койку. В натуре терпеть не могли, так ведь? – Лицо у Ленни все будто в шишках.
Винс попыхивает сигарой. На Ленни он не глядит. Он выливает в кофе молоко из пластиковой штуковинки, потом разрывает пакетик с сахаром и сыплет его туда медленно и аккуратно, сосредоточенно, все время помешивая в чашке ложечкой. Похоже, он не собирается продолжать разговор ни с кем из нас.
Ленни открывает рот – видно, не все еще выложил, – но у него вдруг что-то екает в горле, будто застревает там.
– Отлить надо, вот что, – говорит он. И быстро встает, озираясь, точно у него вдруг закружилась голова. Я показываю ему, куда идти.
– А я тут подумал... – говорит Вик.
Можно на него положиться – он их помирит.
Ленни неуклюже пробирается к туалету. Наверно, теперь его очередь пустить слезу.
Вик встряхивает пакетик, хотя он уже пустой, потом сминает его. И поднимает глаза.
– Что ты подумал, Вик? – и улыбается, прихлебывая кофе, ну прямо сама вежливость.
– Подумал, раз мы тут поблизости, может, заскочим в Четем, глянем на мемориал. А то я никогда...
Винс смотрит на Вика. Слегка поднимает брови, пыхает сигарой. Лицо у Вика серьезное, непроницаемое. Кто его знает, о чем он думает.
– Почему бы и нет, – говорит Винс. – Ты как, Рэйси? – Ни дать ни взять председатель собрания. Кидает быстрый взгляд на меня, потом снова переводит глаза на Вика. Про Ленни он будто забыл. – Хотя человеку твоей профессии кладбища уже оскомину должны были набить. – Он улыбается, но быстро сгоняет улыбку с лица: веселиться-то вроде не с чего. – А в общем, для того мы и поехали, верно? Поминать мертвых.
– Придется крюк сделать, – говорит Вик.
Винс пускает дым, размышляя.
– Ничего страшного.
***
Ленни возвращается из туалета. У него такой вид, точно он боролся там с самим собой и теперь толком не знает, как себя вести.
– Моя очередь? – говорит он. – Повторить, Вик? Рэй? Винс? Еще кофе? Что-нибудь пожевать?
Ясно, что он хочет загладить неловкость.
Винс кидает на Ленни быстрый взгляд, но молчит. Сузив глаза, он затягивается сигарой, потом вынимает изо рта окурок, которого хватило бы еще на несколько затяжек, и гасит его в пепельнице.
– Не знаю, как ты, Ленни, – говорит он, – но я здесь для того, чтобы отвезти кое-что в Маргейт, – кажется, для этого мы все и собрались. А Вик хочет, чтобы мы заехали кое-куда по дороге, и у меня нет возражений. Потому что сегодня мы поминаем тех, кто умер. – Он смотрит на часы. – Уже четверть третьего. Если кто желает остаться тут и кирять до вечера, – он обводит взглядом стол, как будто мы все сговорились против него и дело не только в Ленни, – пожалуйста, как угодно. Но я прямо сейчас сажусь в машину и еду в Маргейт. А кто не едет со мной, тому советую поискать вокзал.
Он допивает последний глоток кофе. Потом встает, без всякой спешки, надевает пальто, взяв его за лацканы и встряхнув, чтоб уселось на плечах как следует. И выходит не оглядываясь – дверь сама закрывается за ним, болтаясь на петлях туда-сюда. Когда Винс был пацаном, он обожал Гэри Купера.
Мы глядим друг на друга, но не двигаемся, хотя всем ясно, что выбора у нас нет.
Первым поднимается Вик, потом я.
– Мудила, – сквозь зубы говорит Ленни, не вставая с места.
– Не суди, – говорит Вик.
Вдруг мы замечаем полиэтиленовый пакет, «Рочестерские деликатесы», – он лежит на стуле, и тут лицо Ленни сразу оживляется, в его глазах вспыхивают искорки. Он хватает пакет и свой плащ. И первым спешит к выходу, но около двери на секунду задерживается, точно у него мелькнула мысль, что Винс может неожиданно вернуться обратно. Потом он толкает дверь, и мы следуем за ним.
Винс идет к машине той же дорогой, какой мы пришли. Главная улица словно картинка из буклета. Он не глядит назад, но решительности у него, похоже, поубавилось. Мы почти бежим за ним, Ленни торопится вперед с пакетом.
– Эй, Бугор!
Винс не оборачивается, а только ускоряет шаг, и его плечи слегка горбятся.
– Эй, Бугор! – Ленни скачет вдогонку с такой скоростью, какой от него трудно было ожидать. – Ты забыл кой-чего, слышь! Забыл кой-чего!
И тут плечи Винса опускаются так же быстро, как вздернулись вверх, и хотя он не замедляет шага, кажется, что он больше не продвигается вперед, как будто его держит привязанная к ноге веревка. Он не глядит назад, точно у него заело шею. Потом Ленни догоняет его, и он медленно поворачивает голову, словно кто-то силой делает это вместо него.
– На-ка, держи! Кофе забыл. Ты вроде решил без нас обойтись, но без этого ты в Маргейте дурак дураком будешь.
Рэй
«Кабы не мой приятель, этот вот самый Счастливчик», – говорит он.
Сегодня дежурит темноволосая сестричка, та, что посимпатичней, – сестра Келли. Пришла сменить капельницу. Она держит банку с глюкозой, точно собирается бросить ее, как мяч. На, лови. Глаза у нее блестят особым блеском – видно, что при случае за словом в карман не полезет.
Он снова натягивает пижаму на плечо: показывал ей старый шрам. И говорит: «Я ведь еще толком не познакомил тебя с моим приятелем, Счастливчиком?»
Она стреляет в меня улыбкой.
«Счастливчик – это мы его так зовем, но вообще-то его имя Рэй. Рэй Джонсон».
«Привет, Рэй, – говорит она. – Привет, Счастливчик. Я вас уже тут видела».
«Слыхал, Рэйси? А это Джой. Джой Келли».
Как будто мы пришли к нему домой, в гости.
«И по имени Джой, и по характеру тоже». [11]
Она улыбается, точно слышит это в первый раз, а не в сотый.
«Мы с Рэйси скорешились, когда твоя мамка еще под стол пешком ходила. Воевали в пустыне с Роммелем. Этот вот Счастливчик мне жизнь спасал, и не однажды».
«Врет он, – говорю я. – Наоборот».
«Я ему жизнью обязан», – говорит он.
Она тянется вверх, чтобы поменять банку на капельнице.
«Мы зовем его Счастливчиком, потому что он приносит удачу, а если захочешь побиться об заклад, спроси у него совета – не пожалеешь».
Она ставит новую банку.
«Вот мы, например, с Рэйси поспорили, что на тебе надето – чулки или колготки».
Она помалкивает, возится с капельницей. Потом отвечает: «Так я и сказала».
«А говорить и не обязательно».
«Как вам подушки? Поправить?»
