скрепив их досками, перекинули наше сооружение через Ус. Когда подошел весь караван, по нашему мостику можно было осторожно перейти на другой берег реки.
Разведя на обеих берегах костры и изготовив несколько десятков факелов, мы работали всю ночь, укрепляя и расширяя наш мост. Утром Ванча, Леонов, Осип, разведчики-староверцы и я со своими камердинерами, осторожно переведя по мосту своих лошадей, направились вниз по Енисею. Остальные под руководством Лонгина остались доделывать мост.
В этих местах я никогда не был и считал их непролазными. Крутые подъемы, ущелья, болота, буреломом, пройти вдоль Енисея нельзя, местами горы вплотную подходят к нему. Но Ванча уверенно шел вперед и к полудню мы вышли к окрестностям Джимовой горы. Сделав короткий привал, мы преодолели распадок Джимальского лога и вышли к какому-то безвестному ручью, текущему на север.
Ванча махнул рукой вдоль ручья и радостно сказал:
— Григорий Иванович, до Каракерема рукой подать. Их лагерь в том месте, где ручей в речку впадает, — заметив мое недоверие, Ванча повернулся к староверцам, едущим сзади него. — Я всё время с ними разговаривал, заставил их целых три раза описать место их лагеря и как они шли. — Ванча натянул поводья, останавливая свою лошадь.— Не сомневайтесь, Григорий Иванович, правильно идем. К вечеру найдем их.
Я собирался подать сигнал остановки на привал. Но наши староверцы так на меня посмотрели, что я решил немного повременить. А вскорости мы почувствовали запах дыма и примерно через час с высоты склона распадка, по которому протекал ручей, мы увидели лагерь староверцев.
Глава 8
Мы остановились и староверцы вместе с сержантом Леоновым поехали к своим. Он вернулся очень быстро, мы только-только успели разбить лагерь.
— Беда, ваша светлость, — в этот момент подбежал запыхавшийся староверец Стрельцов. Леонов толкнул его вперед. — Сам говори.
— Ваша светлость, пока мы ходили тут начались болезни. А потом в лесу на мужиков напали на медведи и троих потрепали изрядно, — еще мгновение и староверец начнет плакать. — Один отлежался, а двое помрут видать. — Стрельцов замолчал, его остановившийся взгляд смотрел куда-то вверх. — Брат мой Федька помирает.
Леонов кашлянул.
— Они народ собрать успели. Все согласны. Подписываются сейчас, ежели кто не подпишется, — сержант еще раз кашлянул, — решили пусть остается здесь.
В лагере староверцев я с Осипом, Леоновым, Ванчей, Прохором и Митрофаном спустились практически уже в темноте. Положение староверцев было просто отчаянное. Разведчики ушли в поиск когда еще основная часть староверцев была на северном берегу Каракерема. А потом они умудрились потерять самое ценное, почти все запасы провианта. Случилось просто невероятное.
Когда все люди перешли на южный берег небольшой таежной речушки, на десяток староверцев, оставшихся с обозом на другом берегу, внезапно напали целых три медведя. Невероятно, три огромных медведя вместе. В итоге, трое раненых и потеря почти всего провианта, оружия и части инструментов. Староверцы вырыли землянки и кое-как в них ютились. Быстро начал приближаться голод, а самое главное, двое раненых умирали.
Ситуация действительно была печальной, у одного мужика инфицированная рана левого плеча, а у второго всё еще хуже: передняя брюшная стенка разорвана в правой подвздошной области, а в ране я явственно видел уже инфицированные петли кишечника. Почему раненый еще жив мне было совершенно не понятно.
Шансов помочь несчастному минус сто. Я уже хотел сказать свое мнение Стрельцову, а погибающий раненый и был его братом, как внезапно боковым зрением увидел какое-то шевеление. В углу землянки валялась какая-то тряпка и она шевелилась.
— Подними факел, что там? — Стрельцов поднял выше факел, которым он освещал землянку и я увидел, что это кусок исподнего, пропитанный гноем. А шевелились опарыши уже размножившиеся на этой тряпке.
Мне в голову пришла совершенно дикая идея. Я повернулся к Осипу:
— Мы сейчас с тобой сделаем, как люди не делают, — затем взял из рук Стрельцова факел и распорядился, — а ты иди собирай по всему лагерю опарышей, чем больше, тем лучше.
Раненый получил наше обезболивание и затих, до этого он метался и стонал. Я только молился, чтобы он не умер именно сейчас. Стрельцов озадачил народ, тут же вернулся и стал нам помогать.
Раненый лежал на каком-то грубом бревенчатом топчане на постеленных хвойных ветках. Когда брат вернулся, он успокоился и заснул. Мы положили его на землю, на топчан постелили чистую простыню, потом раздели раненого и переложили на неё. В землянке было не холодно от раскаленных камней, рядом с землянкой полыхал костер.
Наша доморощенная анестезия работала просто на десять баллов. Мы работали молча и сосредоточенно, быстро обработали рану и операционное поле, удалив обычную грязь и гной. Насколько возможно, я сделал ревизию брюшной полости, удалил сантиметров пятнадцать некротизированного тонкого кишечника и восстановил целостность кишечной трубки.
— Осип, давай опарышей, — пока Стрельцов ходил, мы набрали опарышей половину керамической кружки нашего производства. Осип подал мне этих «зверей» и я высыпал их в открытую брюшную полость.
От сделанного мною у меня у самого волосы по всему организму дыбом встали. Представил себе состояние помогавших мне Осипа, Леонова и Стрельцова. Хотя скорее всего староверец плохо понимал, что происходит. От горя он впал в прострацию, а когда мы начали удалять мертвую плоть, упал на колени в углу землянки, где висела какая-то икона и начал исступленно молиться. Осип с Леоновым помогали мне совершенно невозмутимо, но в один из моментов я, несмотря на достаточно плохое освещение увидел взгляды, которыми они обменялись. Такое, как пишется в книжках, не забывается никогда.
Я же был в ужасе от факта того, что я делаю. Как можно пытаться по сути перитонит лечить таким способом? Ну хорошо, гной эти твари съедят, а дальше? Как к примеру потом их удалить из брюшной полости? Всякие такие мысли по кругу бегали в моей голове, выедая мои мозги. В итоге я принял соломоново решение: проблемы решать по мере поступления.
Пока мы терзали несчастного Федора, Прохор и Митрофан соорудили шалаш, соорудили там два лежбища, навели там подобие дезинфекции, нанесли кучу раскаленных камней и застелили лежачие места чистыми простынями. В этот шалаш перенесли прооперированного раненого, если конечно сделанное мною можно было назвать операцией. Со вторым староверцем все было проще, там не надо было ничего удалять и шить, мы обработали рану и поселили в неё живность.
Свои экзекуции
