Я достаточно долго терпел, чтобы получить какие-то сведения.
— Скажи почему, — потребовал я. — Что, когда и где я уже знаю.
— Он толкнул девицу под поезд, убил продавца в «Поло» и метрдотеля в клубе «Двадцать одно», потому что, цитирую: «хочет привить этой гнусной дыре хорошие манеры». Еще сказал, что обычным, порядочным людям нечего беспокоиться, но если ты подонок, твои дни сочтены.
— Черт возьми, кем вы себя считаете, скрывая это от полиции?! — возмутился я. — Не можете же вы быть настолько глупы!
— Успокойся, Майк. Мои редакторы заседали весь день, решая, сообщить ли вам об этом. И, как я слышала, склоняются к полному раскрытию. И вот еще что. Это подсластит сделку. — Она взяла со стола лист бумаги с печатным текстом и протянула мне. — Это его, как он называет, «объявление о миссии». Хочет, чтобы мы опубликовали.
Я вырвал лист из ее руки.
Глава сорок первая
«ПРОБЛЕМА
Кое-кто считает, что сейчас главная проблема — меркантильность. Я не согласен. Нет ничего дурного в вещах, ничего дурного в богатстве, в обладании красотой или в любви к красоте.
Дурно похваляться своими вещами, богатством, красотой.
Это болезнь.
Я люблю наше общество, нашу страну. Никогда еще в истории человечества не было страны, предназначенной для человеческой свободы. Но человеческая свобода требует достоинства: уважения к себе и окружающим.
В этом отношении мы сильно отклонились от курса. Большинство из нас в глубине души понимают, что мы ведем себя дурно. Но последствия подобного поведения достаточно редки, и мы продолжаем ежедневно совершать бесчестные и неуважительные поступки.
Вот почему я решил действовать.
Отныне кара за вызывающее поведение — смерть.
Я могу быть кем угодно. Вашим соседом в поезде, когда вы включаете свой айпод, или в ресторане, когда вынимаете сотовый телефон.
Подумайте хорошенько, прежде чем сделать что-то, чего, как вы прекрасно знаете, делать не следует.
Я наблюдаю.
С наилучшими пожеланиями
Учитель»
Я трижды перечел текст и отложил лист.
Мне потребовалась всего секунда на принятие решения — эту встряску Кэти Кэлвин запомнит на всю жизнь. Я снял с ремня наручники и завел ей руки за спину.
— Что ты делаешь?! — испугалась она.
— То, что ты думаешь, — ответил я. — Твои права тебе зачитают в участке.
Она пронзительно завопила, когда я защелкнул второй браслет на ее тонком запястье, а по коридору к нам уже спешила группа белых людей среднего возраста с галстуками-бабочками и закатанными рукавами рубашек.
— Я редактор отдела городских новостей, — сказал один из них. — Что, черт побери, здесь происходит?
— Я городской полицейский, — ответил я, — и арестовываю эту женщину за препятствование отправлению правосудия.
— Вы не имеете права, — заявил молодой выпускник престижного университета, шагнув ко мне. — Слышали когда-нибудь о Первой поправке к Конституции?
— Слышал, к сожалению, и терпеть ее не могу. А вы слышали когда-нибудь о «черном воронке»? Вам придется посидеть в нем, если не уйдете с моей дороги. А почему бы вам, собственно, не окончить свое редакторское совещание в Центральной тюрьме?
Несмотря на их возмущение, реальность оказалась сильнее. Они отступили, и я повел Кэлвин в наручниках прочь.
— Молчи и не дергайся, иначе добавлю к обвинению сопротивление при аресте, — сказал я, и ей хватило ума подчиниться. Она шмыгала носом, глядела на меня полными слез глазами, но больше не спорила.
Охранник в вестибюле, увидев нас, вскочил с изумленным видом.
— Спасибо. Нашел ее, — сообщил я.
Выйдя из здания, я прислонил Кэлвин к капоту своего «шевроле», а сам отошел в сторонку и сделал несколько телефонных звонков — справился, как идут дела, но хотел, чтобы она думала, будто я говорю о ее аресте.
Только после этого, очень неохотно, я снял наручники.
— Ты считаешь все это игрой, но это не игра, — сказал я. — Твои журналистские фокусы, возможно, стоили жизни нескольким людям. Надеюсь, тебя повысят в должности, и ты по-прежнему будешь жить в мире сама с собой.
Отъезжая, я взглянул в зеркало заднего обзора и увидел, что она все еще стоит на тротуаре, закрыв лицо ладонями.
Глава сорок вторая
Мой новый кабинет в полицейской академии оказался наскоро перестроенной раздевалкой на третьем этаже, но я не жаловался: здесь было самое главное — стол и телефон. Доску объявлений украшала фотография Учителя с нарисованным на лице перекрестьем снайперского прицела.
Мы работали.
Позвонив Макгиннессу и уведомив его о последних событиях, я собрал свою команду детективов. К счастью, в нее входила Бет Питерс. Я попросил ее размножить объявление Учителя о своей миссии и раздать экземпляры остальным.
— Бет, нужно заняться авиакомпаниями, — сказал я. — Отправь им снимок и попроси прислать нам фотографии летчиков с документов, чтобы их просмотрела мадемуазель Моншекур. Сосредоточься на компаниях, обслуживающих международные линии, особенно на «Бритиш эйруэйз». Если потребуется помощь федералов, позвони Тому Лэму на Федерал-плаза, двадцать шесть. И попробуй найти торговца цветами, продавшего букет убийце.
— Qui, qui,[7] начальник, — кивнула Бет.
Я повернулся к своей группе.
— Надеюсь, теперь мы сумеем добиться каких-то результатов, — сказал я и стал раздавать конкретные задания. Командовать я не привык, но все подчинялись быстро и как будто с охотой. Пожалуй, попробую покомандовать дома.
Детективов девятнадцатого участка вновь отправил в магазин «Поло» и клуб «Двадцать одно» показать там фотографии и расспросить служащих, в том числе и не работавших в день убийства. Может, Учитель бывал там раньше, и кто-нибудь вспомнит его фамилию.
Но они ничего не добились, кроме раздражения служащих и недоброжелательности клиентов. Под описание убийцы не подходил никто.
Тем временем я связался с баллистической экспертизой и спросил, передал ли им медэксперт пули, убившие Тонию Гриффит.
— Да, они у нас, — ответил старший техник Терри Миллер. — Концы пуль двадцать второго калибра сплющились. Но я все-таки обнаружил пять полей нареза, пять бороздок и дефект слева в стволе. Такие же следы на пуле, убившей метрдотеля. Я уже во сне узнаю эту пулю.
Хорошее очко в нашу пользу. Когда возьмем этого человека, предъявим ему вещественные доказательства.
Во время затишья между срочными делами я садился и перечитывал манифест, который дала мне Кэти Кэлвин. «Отныне кара за вызывающее поведение — смерть?» А я-то считал монахинь в классической школе суровыми. Этот человек возомнил себя Учителем, но в действительности был скорее линчевателем.
Что именно побудило его к этому? Тот факт, что кто-то богаче? Определенно нет. Он не выбирал своих жертв наобум. Должно быть, он раньше общался с ними, раз был оскорблен до такой степени. Деньги у него явно есть.
Я долго разглядывал фотографию. Он не выглядел психически неуравновешенным, отшельником, аутсайдером, как Берковиц или убийцы в школе «Колумбайн» и Виргинском политехническом институте. Он был улыбчивым и казался самоуверенным — сильный, красивый мужчина.
Черт возьми, что стряслось с этим человеком?
Глава сорок третья
Около шести часов я сидел в кабинете перед только что установленным компьютером. Все детективы были на задании. В дверь постучали, и на пороге появилась Кэти Кэлвин, явно взволнованная.
— Как тебе удалось отыскать меня здесь? — удивился я. — Я поражен.
— Оставь, Майк. Пожалуйста. Я пришла… Даже не скажу, что извиниться. Понимаю, это бессмысленно.
Она была права, и я собрался было это подтвердить. Но она казалась искренней. Я заметил, что Кэти сменила боевую форму деловой женщины на легкое летнее платье и выглядела более мягкой, женственной — очень хорошенькой.
— Я не арестовал тебя, но это не значит, что все позади, — сказал я. — Управление займется вашими редакторами.
— Они того заслуживают. Я не обвиняю только их. Я знаю, как дурно поступила сама. Просто…
Она вошла в комнату, оставив дверь приоткрытой. В неподвижном, теплом воздухе я ощущал запах ее духов.
— Эта работа сводит с ума, — заговорила она. — Соперничество невероятное. Оно превратило меня в чудовище. Осознав, что наделала, я очень расстроилась.
Кэлвин подошла ближе. Она явно жаждала утешения, и, признаюсь, у меня возникло желание заключить ее в объятия и позволить прижаться лицом к моей груди.
Но я легко справился с этим порывом.
