Поутру, когда гости спустились к берегу, чтобы подле Выбутовских порогов переправиться на другую сторону реки и Прекраса, как обычно, принялась помогать отцу, незнакомец вновь оказался подле. Он некоторое время молча наблюдал за сноровистыми точными движениями девушки, а потом, улучив момент, спросил:
— Скажи, девица, а где ты так наловчилась взглядом, что стрелой на лету бить?
— Тот взгляд рождается в ответ на настоящую силу, что исходит от мужа храброго. А коли нет силы, то нет и взгляда, — ответила, чуть смутившись и зардевшись от внимания, Прекраса.
Про то, кто этот незнакомец, она не ведала, сколько ни выпытывала отца. Тот только прятал улыбку в бороду, а иногда и серчал. За весною запело, застрекотало кузнечиками в травах лето душистое, прибавилось забот по хозяйству, и робкие девичьи надежды той нечаянной встречи потихоньку таяли, как последние снежные сугробы по весне. Вот уж и лето потянулось к закату журавлиным клином, закружились в прозрачном воздухе жёлтые листья, посланцы осени. И лишь когда сам князь Руси Ольг, отправившись в полюдье, вдруг приехал в Выбутово, Прекраса узнала, что её сватают за Ингарда (Игоря) Руриковича. Когда уже отец с князем сладили дело и отец объявил ей своё решение, девушка вначале оробела, она растеряно воскликнула, обращаясь не то к отцу, не то к князю:
— Как я, простолюдинка, могу стать княгиней? Но Ольг был настойчив. Он сказал:
— Ингард настоящий воин, храбр и умён, я обучил его всему, что нужно знать и уметь князю. Но ему нужна серьёзная умная жена, а мне — крепкие здоровые внуки. Никто никогда не вспомнит, что ты простолюдинка. Я введу тебя к племяннику, как жену своего рода, и отныне нарекаю тебя Ольгой!
Прекрасе понравились могучий старец, его спокойная сила и неколебимая мощь в словах и движениях. Понравились и его речи. Она дала согласие стать женой Игоря — княгиней Ольгой.
Как давно это было! Порой берёт сомнение, а было ли вообще?
Когда-то она не боялась северных холодов, и выбутовская жизнь казалась простой и счастливой. А теперь и в шумном Киеве порой уныло и от морозов — зябко. Ольга поёжилась под собольей шубой, пошевелила пальцами ног в лосиных сапожках, накрытых медвежьим пологом, вновь тяжко вздохнула.
Когда она была в Выбутове последний раз? Семь лет тому, после похода на древлян, когда, наводя порядок в русских землях, она устанавливала специальные места-погосты для сбора оброка и дани. Отправившись в полюдье на Новгородщину, Ольга заехала по пути и в родные места. Они показались ей такими красивыми, что по возвращении в Киев княгиня велела послать в свою землю множество серебра и золота на учреждение Плескова — нового северного града среди дубрав в устье реки Великой — и в знак расположения подарила плесковцам свои княжеские сани.
Между тем кони уже мчались по широкому берегу Непры, приближаясь к Киеву. На льду небольшого залива, там, где река хорошо промёрзла, чернели толпы людей — то были мужчины и юноши, которые, разделившись на две части, выстроились друг против друга, готовясь к кулачному бою «стенка на стенку». На высоком берегу кучками стояли девушки, старики и подростки. Оживлённо переговариваясь, зрители дожидались начала схватки.
— А что, Кандыба, — подзадорил один гридень другого, простодушный на вид здоровяк с круглым лицом и стриженными «горшком» волосами, так что соболья шапка казалась ему мала и чудом не слетала с макушки. — Не худо бы сейчас силой помериться, или боишься?
— Боюсь? — фыркнул второй — высокий, с длинными, до плеч, волосами и прямым острым носом. — Сам знаешь, Славомир, кулак у меня добрый. — Он сжал пальцы и потряс десницей. — Только там простой люд собирается, а нам не по чину. Напротив, такие побоища княгиней разгонять велено… — Он покосился на сани.
Ольга делала вид, что смотрела в другую сторону. Не хотелось ей сейчас посылать дружинников разгонять народ. Пущай, ежели охота, перебьют друг дружку! Ох, как непросто переломать мужицкие обычаи, привести к порядку и послушанию…
— Оно так, — вполголоса отвечал Славомир. — Однако я в прошлые Колядские святки не утерпел, оделся по-мужицки — и в драку! Там, скажу тебе, молодцы отменные попадаются. Один как ухватил за руку, едва напрочь не оторвал, а я тогда с размаху — да в образ ему, скулу разбил, а он мне нос расквасил — потеха!..
Проехав место ледового побоища, возница едва успел осадить лошадей: с горы прямо перед ними пронеслись друг за дружкой двое больших расписных саней, полных хохочущих и раскрасневшихся девчат и облепленных со всех сторон молодыми хлопцами и подлетками.
Кандыба с завистью проводил их взором.
— По мне, лепше не кулачное побоище, а с такими красными девками прокатиться! — воскликнул он.
Миновав киевские врата, сани уже неторопливо двинулись по улицам, потому что вокруг было полно гуляющих празднично разодетых людей. Завидев сани княгини, они радостно кричали Ольге «Слава!», а мужчины кидали вверх шапки.
На Судной площади нынче не велось никаких судов и разбирательств, а стояла вылепленная из снега большая Зима с очами из древесных угольков, носом из морковки и червонными устами из бурячка. В руке Зима держала просяной веник. В других местах тоже делали Зиму, но здесь она была самая внушительная, и вокруг собралось и веселилось много народу. Под ноги Зиме-боярыне сыпали злаки, чтоб она дала хороший урожай. Кто-то из охотников положил шкурку зайца, желая иметь удачную охоту. И уже по дворам и землянкам пошли первые толпы колядовщиков.
Великое ликование шло на всех улицах и площадях, — люди пели, плясали, пили хмельную брагу, старый мёд, ягодники, кислый квас и крепкую горилку. Те, кто побогаче, могли себе позволить и греческого вина. Почти все были навеселе, а иные и вовсе пьяны. Визг, хохот и крики витали над заснеженным градом и всей русской землёй в эти дни.
Ольгой владели противоречивые чувства. Волшебный снег и чистый зимний воздух продолжали будоражить память, когда она в детстве и юности также ходила с подружками от одной огнищанской ямы к другой и носила украшенное цветными лентами солнечное коло, в котором было двенадцать лучей-спиц. Желали хозяевам в новом году добра и здравия, богатого урожая и тучного скота, а хозяева за то одаривали колядовщиков гостинцами. Как веселились вокруг Зимы-боярыни, как пускали ночью с пригорка горящее просмоленное коло и пели песни, — всё это помнит княгиня. Но многое с тех пор для неё переменилось. Может, оттого, что минули молодые лета, или от чего иного, только нет прежней радости и удовольствия от простых народных утех, а пьяные драки на улицах вовсе выводят её из себя.
Наконец, въехали на теремной двор, и Ольга поспешила в светлицу.
Сняв шубу, она подошла к огню, жарко пылавшему в печи, и протянула к нему озябшие руки. Пардус крепко спал у тёплой стены и на появление Ольги даже ухом не повёл.
«Обленился совсем, — мимоходом подумала княгиня. И сразу вслед за этим нахлынули тревожные мысли о сыне. — Как там мой Святославушка, считай, один в холодном диком лесу. Зачем, зачем я его отпустила? — в который раз укоряла себя. — Всеми силами надо было удержать. Послушала кудесников, сама не знаю, как вышло. Видно, наваждение наслали, они это умеют…»
Ольга страстно любила сына. Вышло так, что многие годы боги не давали им с Игорем наследника. Щедрые жертвы не исправляли дела. Всё вроде было при ней, — и стать женская, и здравие, и краса, и любовь Игоря, а понести никак не могла. Сколько было слёз и отчаяния, бессонных ночей, а горше всего — острых, как жала, взглядов и приглушённых шёпотов «пустая»… Игорь не корил её, но порой от его красноречивого молчания перехватывало дух, почище удавки на шее. Ольга помрачнела, вспоминая неприятное. Пожалуй, тогда и обратилась она к христианской вере, может, хоть этот бог поможет в её женском несчастье. Отец с матерью, когда живы были, тоже склоняли её к этому. Но ей поначалу не нравилась строгость да постоянная воздержанность христианских молитв и обрядов. Но постепенно, послушав объяснения и проповеди христианских священнослужителей, она стала находить в этом отраду и убежище. Да и что говорить, многие из варягов, особенно тех, кто был темником да боярином в дружине, стали христианами, и Игорь тому не особо препятствовал. Ильинскую церковь позволил на Подоле срубить. И Ольга стала всё чаще тайком ходить туда молиться вместе с варягами. А потом, также тайно от мужа, приняла святое крещение. И услышал, наверное, Господь единый и всемогущий, дал наследника. А вскоре Игорь был убит древлянами. Святослав остался единственной надеждой и опорой.
— Мать княгиня! — прервав размышления Ольги, на пороге возник охоронец Фарлаф. — К тебе визанские гости пожаловали.
— Проведи их в гридницу, я сейчас. — Ольга вновь стала собранной и уверенной. — Устинья! — кликнула она. — Подай мне зелёное оксамитовое платье с жемчугами и горностаевую душегрейку.
