Необходимо отметить, что мысли Рикки не были столь уж наивными или дерзкими для артистки, работающей в городе, совсем недавно отбросившем от своих стен врага. Просто ей, как и многим ее коллегам, хотелось оказаться достойным своего времени. Жорж собирался подготовить пантомиму к XXV годовщине Великого Октября. Ему помешала война. Поэтому Рикки считала своим долгом, не только патриотическим, но и семейным, привнести хоть что-то новое в развитие советского циркового искусства.
Еще в конце 1941 года Главное управление цирками обратилось к артистам с призывом смело экспериментировать во всех жанрах и видах своего мастерства. Уже к весне 1942 года это обращение дало ощутимые плоды. В Ташкенте вокруг труппы старейшего канатоходца Ташкенбаева сформировался Узбекский национальный коллектив, в Омске дрессировщик А. Н. Корнилов и режиссер Б. А. Шахет приступили к репетициям аттракциона «Слоны и танцовщицы», в Иваново прославленный жокей А. А. Серж (Александров) набрал детскую конно-акробатическую студию, Б. Ю. Кухарж-Кох задумал для своих знаменитых дочерей оригинальный аппарат «Семафор-гигант», а Москва готовила к выпуску героическую современную пантомиму «Трое наших».
Разумеется, Жорж знал о Риккиных мечтах создать новый номер. Но ничем существенно помочь не мог. В тылу врага о цирковой карьере любимой жены не очень-то поразмышляешь. Пришлось Рикки самой искать решения. Она знала, что нужно так выстроить номер, чтобы ни в чем не повториться, интересно начать и ошеломить под конец. Вот и задумала Рикки серию трюков, которые неожиданно и эффектно можно было исполнить в круге с профилем луны. Вся эта работа представлялась ей настолько лирической, что она решила назвать номер «Лунная соната». Но вместе с тем гимнастка не представляла себе цирка без трюка необычного и рискованного, а потому решила оканчивать работу большим обрывом на штрабатах.
Все это она нарисовала, написала сценарий и отдала Стрельцову. Тот разрешил ей готовить «Лунную сонату». Рикки даже была выдана на руки довольно крупная сумма на изготовление чертежей и аппарата.
В Куйбышеве, куда она поехала работать из Москвы, приглашенные в цирк конструкторы делали для Кох по договору чертежи нового номера. Рикки решила, что если инженеры взялись рассчитать сложный «Семафор», то ее аппарат они осилят и подавно. Дирекция цирка заключила договор, деньги согласно расписке предстояло платить Рикки. Ей же надлежало определить пригодность предложенной конструкции для работы. Конечно, подобного опыта и знаний у нее не было, а просить совета у коллег гордость не позволяла. Вот и обращалась Рикки за помощью к мужу.
Ждать ответных писем приходилось долго, воинская часть его уже выбыла из Москвы, но зато верила она в полученные советы беспрекословно. Нужно ей было, скажем, добиться вращения аппарата без применения электромоторов и коллекторов, Жорж рекомендовал: «Скажи конструктору, пусть делает пружину по типу ППШ». Рикки, как попугай повторяла, конструкторы удивлялись, но вносили изменения. Впрочем, все эти указания пришлось довольно скоро прекратить.
Коллектив Кио, вместе с которым работала Рикки, уезжал из Куйбышева. В октябре им предстояло открыть зимний сезон 1942/43 года в Чкалове, так тогда именовался Оренбург. Чертежи еще не были закончены, но Рикки уезжала в радужном настроении: подготовка нового номера началась, и из этой совсем маленькой победы делала она самые широкие, самые перспективные выводы. Именно так и писала Рикки Жоржу на фронт.
Ответы Жоржа сохранились.
«11. 5. 43 г.
Дорогая моя женуля!
После очень большого перерыва я получил целую кучу писем, правда, старых (последнее датировано 8. 3). Сегодня, совершенно кстати, нас отвели с передовой на отдых. За целый день ни одного разрыва вражеского снаряда, мины или авиабомбы. Можно умыться и сменить белье, в котором уже завелись „автоматчики“. Это надо пережить чтобы понять. Но сейчас живу в лесу, как на даче.
Прочел твои письма очень внимательно, бедная моя девочка. Зря ты извиняешься за их содержание. С кем же тебе поделиться, как не со мной. Вряд ли моя заочная консультация будет реальной. Но если у меня будет возможность, обязательно обо всем подумаю и сообщу тебе.
Ты не обижайся на меня за то, что я до сих пор этого не сделал. Возможно, ты не совсем ясно представляешь себе, какова моя жизнь и работа. Длинных описаний делать не буду, но скажу коротко. Взять хотя бы последнюю неделю. Семь суток я не спал. Беспрерывно находился под обстрелом. Много моих товарищей, замечательных людей, убито и ранено. Если я жив и пишу тебе, то это только счастливая случайность. Выполняю я ответственную, опасную и важную работу разведчика, причем руковожу и целиком отвечаю за этот участок. Результаты у меня неплохие. Я вторично представлен, но ты подумай, можно ли в обстановке, о которой я пишу, спокойно обмозговать монтаж трюков для номера. Поэтому не сердись, родная.
Все остальные твои переживания мне тоже близки и понятны. Можешь мне поверить, что я глубоко чувствую, как трудно Маке учиться и жить в условиях цирковой неустроенности, в которых вынуждена прозябать ты сама. Может быть, будет правильно отправить Маку к моей матери, хотя бы до выпуска нового номера. Подумай насчет этого, а я ей напишу, прозондирую почву. Будь только умницей.
Целую тебя,
Твой Жорж»
«5. I. 44 г.
Дорогая Риккусенька!
Пишу тебе опять с нового места. Позавчера приехал. Задержусь, видимо, опять надолго, что-нибудь около месяца. Я, как видишь, конкурирую с тобой по части передвижений. Поэтому и затруднена наша с тобой переписка.
Сегодня у меня свободный день, и я постараюсь раздельно ответить на все затронутые тобой вопросы. Заранее прошу прощения, если в моем анализе будет что-либо неожиданно неприятное для тебя, но ход твоих мыслей, излагаемый в письмах и являющихся логическим продолжением всех событий, о которых ты писала ранее, заставляет меня сделать это.
Прежде всего о твоем новом номере. Ты мне пишешь о всяких благах жизни, наградах и т. п., забывая о том, что успех и всякие блага приходят в целеустремленной каждодневной, с любовью делаемой работе, а не валятся с неба. Если же ты будешь работать, как ты пишешь, „автоматически“, будешь опускать руки перед трудностями, то, конечно, добиться реальных результатов трудно. Если у тебя нет колец — стыдно тебе, опытной гимнастке. Когда нет хорошей веревки, можно их сделать из троса, из цепи. Оставить заказ на заводе, даже неначатый, когда дело идет о большой конструкции, — опрометчиво. А хуже всего не проверять, хотя бы частично, придуманный монтаж работы. Перед тобой прошли две поучительные истории создания нашей „Луны“ и мучительного рождения неродившихся „Летающих людей“. Из одного этого ты могла, конечно, вынести кой-какой опыт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
