показались жуткими. Честно говоря, мне не хотелось, чтобы на нее полились все эти помои. К тому же, будучи ее бойфрендом, я и сам представал полнейшим дураком – пусть это и глупая мысль.
«Надо было следить за своей девушкой!»
Алкоголь вмиг выветрился.
– Ты одна от этого пострадаешь, тебя одну ругать будут. Сначала лучше обстоятельно…
– Чего обстоятельно? Какое тебе обстоятельно? – Она показала средний палец, поставила этим точку в моей речи и упала на стол.
Я глубоко вздохнул. Теперь она не из тех, кто будет внимать моим доводам. Только вот разве этот придурок-писатель и ее компания признают вину? Из ее рассказов создается впечатление, что нет. Что будет, если они не признают? Я не мог избавиться от дурного предчувствия, что в таком случае рано или поздно увижу ее лицо в СМИ.
Я понимал, что в такой ситуации должен стать для нее опорой и поддержкой, но все же не мог не воспринимать ее, решившую ввязаться в эту тяжелую и не сулящую победы войну, как обузу. Пусть даже умом я понимал, что она совершенно ни в чем не виновата.
– Вставай. Пошли домой.
– У-у…
До этого момента она держалась вполне сносно, когда пила, и в таком неприглядном виде передо мной не представала, но сегодня она напилась вусмерть и никак не приходила в себя. Мне пришлось тащить ее до такси на своей спине.
Но даже в таком состоянии она отказывалась говорить мне пароль от двери, потому что никто, кроме нее, его знать не должен. Она едва стояла на ногах, а ее пальцы скользили по кнопкам. Мы десять минут шумно толкались у двери, пока та наконец не открылась.
Может быть, я слишком долго держал ее под руку, но она вдруг стала казаться очень тяжелой. После того как я уложил ее на кровать, она потянулась и уснула в ней в чем была. Она напоминала маленького ребенка. Ее лицо не выражало ни той категоричности, с которой она обычно говорила, ни недовольства, ни презрения. Хорошо, если бы она всегда ходила с таким лицом.
Я смотрел на нее и думал: «Время уже позднее, живу я отсюда очень далеко, может, переночевать у нее?» Она так крепко спала, что даже дышала беззвучно. Зная, как ей теперь тяжело, я свернулся было у нее под боком, но уснуть рядом, когда она в таком состоянии, не смог. Даже не знаю почему. И в конце концов я ушел: все-таки завтра на работу.
Я еле шевелился, глаза слипались, но уснуть не получалось даже в собственной постели. Я ворочался до самого рассвета.
Утром я с трудом оторвал от кровати свое уставшее тело, беспокойно подумал о том, проснулась ли она, но она написала, что собирается на работу. В тот миг я убедился, что, несмотря на внешнее безрассудство, она очень ответственная.
«Впервые в жизни не могу протрезветь даже на следующее утро».
Тон ее сообщения был совершенно обыденным, поэтому возвращаться ко вчерашнему разговору мне не хотелось. Может, вчера она сказала все это лишь потому, что была пьяна? Может, мне лучше не вмешиваться? Я смотрел на набранное «Правда расскажешь все сегодня?», держал палец над кнопкой отправки и никак не мог решиться. В конце концов я стер это сообщение и посоветовал купить лекарство от похмелья.
Меня пугало и то, что она может сообщить начальнице о домогательствах, и то, что ничего не расскажет и пойдет встречаться тет-а-тет с этим мерзавцем. Но придумать, как действовать в этой ситуации мне, не мог. Она ответила: «Да, должно полегчать». На этом наша беседа закончилась.
Во время работы я постоянно отвлекался на телефон. В голове была полная сумятица: беспокойство, тревога, жалость к ней, страх всего, что произойдет дальше, не давали мне покоя. Но от нее не пришло ни одного сообщения даже днем.
Занятый этими далекими от работы мыслями, я весь день не находил себе места. Во время обеда старший коллега Чон сделал мне замечание:
– Да что с тобой сегодня? Весь день в телефон смотришь. Что-то случилось?
– А? Да нет, ничего.
– Ты ведь говорил, что в последнее время встречаешься с кем-то?
– Да…
– Из твоих одноклассников ты ведь единственный еще не женился?
– Да, кроме меня и Чунука, у всех уже семьи.
– Ты, должно быть, переживаешь. Давай там, постарайся, чтоб к следующему году – точно!
– Ха-ха, хорошо…
Какой мерзавец! Сам-то в прошлом году с горем пополам женился – и то лишь благодаря сватовству. Старше меня всего-то года на три, а ведет себя так, будто он выдающийся старший коллега, советы раздает.
В этот момент экран лежавшего на столе телефона засветился. От неожиданности я тут же схватил его, но сообщение было не от нее. Разочарованный, я повертел телефон в руках, а потом зашел в наш с ней чат перечитать последние сообщения. «Про средство от похмелья было не к месту? Надо было хотя бы эмоджи прикрепить…» – думал я, а легче на сердце не становилось.
Чон снова принялся за свое:
– Да что же у тебя с лицом-то сегодня! Правда что-то серьезное случилось? Девушка расстаться предложила?
Вот бы башкой своей думал, прежде чем в чужие дела лезть! Поэтому остальные тебя так и ненавидят!
– Я ведь сказал, что нет, – слова прозвучали необычно резко.
Похоже, я был взвинчен настолько же, насколько сложны обстоятельства, с которыми она столкнулась.
Коллега тут же изменился в лице.
– Понятно, засранец! Чего рычишь сразу?
Атмосфера накалилась. Коллеги, сидевшие за одним с нами столом, ошарашенно уставились на нас. Блин, жаль не влепить ему сейчас! Всего разок!
– Ох, да что вы! Я ничего такого не имел в виду! Нет-нет, вам показалось! – В итоге я склонил перед ним голову и стал лебезить.
Разве не на этом зиждутся взаимоотношения в коллективе? Пусть это и трусливо, но что поделаешь.
10. Ее выбор
До самого вечера от нее не пришло ни одного сообщения. На работе после обеда я несколько раз делал вид, что выхожу в туалет, и пытался до нее дозвониться, но она не брала трубку. Беспокойство не утихало, поэтому, как только рабочий день закончился, я поехал на «Хапчхон» к ее издательству. Я ввел его название в приложение с картами и выяснил точное местоположение. Ровно пять минут от станции.
Остановившись прямо перед зданием, я еще раз набрал ее номер, но она так и не взяла трубку. Я подумал было просто зайти внутрь и поискать ее, но, во-первых, это было не в моем стиле, во-вторых, вряд ли помогло бы ей, поэтому решил просто подождать у входа.
На первом этаже располагалась пекарня, в которой продавали французские пирожные макаруны. Похоже, что место было популярным: вереница покупателей ждала у входа. Страх упустить ее не давал мне отойти подальше, поэтому приходилось терпеть любопытные взгляды людей из очереди. Черт. Я встал так далеко от них, как только мог.
Время шло. На двери пекарни появилась табличка: «Распродано». Рабочее время давно закончилось, на улице стемнело, но она все не появлялась. Я уже собирался отправиться в ближайшее кафе, чтобы ждать ее там, когда ко мне подошла подозрительная, похожая на старшеклассницу девушка и спросила:
– Дядь, а что, макарунная уже закрылась?
Ха. Дядя, значит? Я показал на табличку.
– Все распродано, – любезно ответил я и собирался было уйти, но она снова пристала.
– Вот, блин! Каждый день так! А вы не видели, во сколько они сегодня закрылись?
Ее назойливость ужасно раздражала, но я все равно попробовал прикинуть время. В этот момент из здания вышел гнусного вида мужчина лет под пятьдесят, в очках. Лицо показалось мне знакомым. Где я мог его видеть?
Это же он! Тот ублюдок, автор бестселлеров, который ей жить не дает! Когда я понял, кто передо мной, глаза заволокло белой пеленой от злости. Я оставил раздосадованную старшеклассницу и бросился за ним. Но, не пройдя и десяти шагов, он остановился. Мне тоже пришлось замереть. Оглядевшись, я понял, что мы в курилке. Безупречным движением руки он вытащил из кармана пиджака серебряный портсигар, сунул в рот тонкую сигарету и прикурил от зажигалки Zippo. Быстрота и безукоризненность этих, казалось бы, обыденных действий впечатляли. Я стоял поодаль, делал вид, что тоже курю, и наблюдал.
Он затянулся всего раз и сразу стал кому-то звонить:
– Чхве Бён? Привет, это я. Тут одна сумасшедшая сука…
Тут у меня аж затылок защекотало. «Сумасшедшая сука»? Это он про мою девушку? Я прислушался.
– Эта редакторша из издательства говорит, что я ее домогался. Нет, мы просто пару раз выпили вместе. Да, она поднимает шум на пустом
