Раздел владений испанской короны происходил при деятельной поддержке британского капитала и под руководством английских спецслужб.
Хосе де Сан-Мартин, первый из героев Латиноамериканской революции, прибыл для революционных дел из Англии, где входил в состав пригретой Лондоном антииспанской организации «Общество Лаутаро». И в Латинской Америке герой не был брошен на произвол судьбы добрыми джентльменами с Уайт-Холла. К примеру, британская эскадра под командованием адмирала Кокрейла перебросила революционные войска Сан-Мартина из Чили в Перу. Завершив революционные дела, герой отбыл в Европу, на честно заработанную пенсию. Другой герой-освободитель Симон Боливар ездил в Англию за финансированием уже после начала революционной войны. Финансирование было столь щедрым, что Боливар навербовал в Европе тысячи наемников и составил Британский легион, представлявший собой ударную силу революции.
Вооруженные силы Испании в Латинской Америке были окончательно разбиты в декабре 1824. В течение последующих двух лет британцы сделали все от них зависящее, чтобы все проекты по созданию единой Латинской Америки провалились. Ставить под угрозу предприятие, в которое они вложили большие средства, джентльмены не собирались.
Симон Боливар, после убийства его ближайшего сподвижника генерала Сукре и распада возглавляемой им Великой Колумбии, покинул все посты и быстро умер от туберкулеза, не успев вернуться в Европу. Пылкому Боливару не удалось снести единую Латинскую Америку.
Все свежеиспеченные латиноамериканские государства получили республиканские формы правления, замечательные конституции, декларирующие всяческие свободы, всеобщие избирательные права, парламенты, всенародно или парламентарно избранных президентов.
Однако ни в одном регионе планеты не создалось такого устойчивого классового расслоения как в Латинской Америке, где и по сей день имущие и неимущие живут практически в разных мирах.
Во всех этих странах утвердилось грубое господство латифундистов, повсеместно воцарилась нищета кабальных арендаторов-пеонов, здесь на многие десятилетия сохранилось слегка закамуфлированное или вполне открытое рабовладение и плантационное рабство. Латиноамериканские страны демонстрировали беззастенчивое разграбление природных ресурсов со стороны иностранного капитала, наглую эксплуатацию пролетариата. Далеко не все колонии имели столь зависимую экономику, как латиноамериканские «банановые республики». Крупнейшие банки Латинского Америки с самого начала оказались под контролем британских финансовых групп, их рынки были захвачены английскими товарами, задавившими местную промышленность.[58]
Во всех образованных республиках, на фоне республиканского и конституционного декора, в высшие органы власти десятилетиями «избирались» латифундисты и олигархи-компрадоры. А в правительствах сидели агенты иностранных корпораций. Основная масса населения, представляющая собой обездоленных крестьян и городских пауперов, послушно голосовала за богатых донов. (Или бралась за мачете.)
Приметой латиноамериканских стран стали долгие гражданские войны между элитными группировками. «Эскадроны смерти» и просто банды, нанятые плантаторами и латифундистами, наводили ужас на крестьян. Здесь то и дело происходили вспышки геноцида, так 2/3 населения Парагвая (преимущественно индейцев) было уничтожено армиями соседних Бразилии, Аргентины и Уругвая при поддержке Британии.
Мексиканской республике, которая не посчастливилось быть подальше от США, пришлось отдать больше половины территории северному соседу. Колумбию рассекли на два куска для строительства нужного западным державам канала. Парагвай разрубили как говяжью тушу. Центральноамериканские страны то и дело встречали незваных гостей, американские канонерки и морскую пехоту, устанавливающие еще большую «демократию», при которой американские компании, владеющие плантациями и рудниками, должны были получить еще большую прибыль.
Латинская Америка – и это почти всегда игнорируется либеральной общественностью – показала яркий пример того, как наивная доктрина освобождения ведет к неоколониальной зависимости и застойной нищете.
Бунт скучающих господ
14 декабря 1825 главные силы декабристов собрались на Петровской площади у здания Сената.
Популярным декабристоведением часто выводится за скобки – а почему собственно декабристы вышли на Петровскую (ныне Сенатскую) площадь?
Общий смысл этого умолчания – показать декабристов ангелами в белых одеждах, которые слетелись на видное место, чтобы геройски умереть и тем самым «разбудить Герцена».
На самом деле офицеры-декабристы привели войска на Петровскую площадь, чтобы не допустить принятия переприсяги сенаторами, взять под контроль высший правительствующий орган и издать от его имени необходимые революционные документы. Другая часть декабристских сил должна была захватить Зимний дворец и уничтожить царскую семью.
Первыми отказались от присяги императору Николаю I две роты Лейб-гвардии Московского полка, также некоторые роты Лейб-гренадерского полка и Гвардейского экипажа. Декабристы, в первую очередь Александр Бестужев и князь Щепин-Ростовский, вводили в заблуждение нижние чины гвардии, призывая их защитить права «законного государя» Константина на престол. Даже упоминавшуюся заговорщиками Конституцию солдаты считали супругой Константина.
Бестужев бросал в толпу нижних чинов зажигательные реплики такого сорта: «Ребята! Вас обманывают: Государь (Константин) не отказался от престола, он в цепях. Его Высочество шеф полка Михаил Павлович задержан за четыре станции и тоже в цепях». А Щепин-Ростовский полосовал саблей всех, кто пытался воспрепятствовать бунту, и солдат, и офицеров – командира московского полка генерала Фредерикса, генерала Шеншина и полковника Хвощинского.
По сути, декабристы совершали банальную подлость, когда опираясь на «русскую веру», на верность государству и престолу, привлекали солдат к исполнению своих планов. Господа, нежно любимые нашей интеллигенцией, примитивным обманом подставляли нижние чины под пули. Ведь солдаты, как и большинство простонародья, не имело четкой информации об отречении Константина и могли считать его законным государем. Как тут не вспомнить о иезуитском воспитании многих вождей декабризма.
Однако вот незадача, путчисты опаздывают к принятию присяги сенаторами, те уже разъехались. Скрывается среди зрителей и диктатор восстания, князь С. Трубецкой, сторонник конституционной монархии.
Многие исследователи удивлялись, почему в день восстания он находился в толпе зевак (а по некоторым свидетельствам даже сидел дома)?
Ну, а зачем ему надо было подставлять себя под пули? Кто мог стать «конституционным монархом», как не конституционный правитель Польши Константин? Смею предположить, что диктатор бродил по улицам или пил кофей на домашнем диване, ожидая расширения восстания и манифеста Константина.
А Константин ожидал, чем закончатся первые сутки мятежа.
Вслед за Трубецким скрывается в тумане и пламенный тираноборец, он же эффективный менеджер, Кондратий Рылеев. Однако, к мятежным гвардейцам, вышедшим на Петровскую площадь, через три часа присоединяются лейб-гвардии гренадеры и матросы гвардейского экипажа, дотоле уже побывавшие в Зимнем дворце.
Визит мятежный гвардии в Зимний дворец также является фигурой умолчания у либерально-марксистской декабристики. (Больно уж это напоминает гвардейские перевороты 18 века).
Толпа солдат и матросов, численностью около тысячи человек, во главе с поручиком Пановым, сминает дворцовый караул и врывается во двор. Однако верный Николаю Павловичу саперный батальон не пропускает мятежников внутрь дворца. Те, при примерном равенстве сил, не решаются на штурм. После этого солдаты и матросы, во главе с Пановым, отправляются на воссоединение с основной массой повстанцев.
Любопытная деталь. Император Николай, находящийся около Зимнего, сам показывает этой мятежной тысяче, где собираются выступающие за «Константина и Конституцию».[59]
«И вся сия толпа, – напишет впоследствии Николай, – прошла мимо меня, сквозь все войска, и присоединилась без препятствия к своим…»
Сам Николай I остается в толпе на Дворцовой площади, читает манифест о воцарении, здесь он встречает понимание. Но толпа на Петровской площади сочувствует путчистам, для несведущих горожан законным государем является Константин.
Сама Петровская площадь была не такой уж слабой позицией для мятежников.
Это сегодня Сенатская площадь выглядит небольшой и пустоватой – а тогда к ней примыкала огромная далеко не завершенная стройка – Исаакиевский собор.
Несмотря на безвременную потерю командира (трусоватого диктатора Трубецкого) путчисты стояли на этой площади отнюдь не из чистого героизма, а концентрируя силы в означенном месте. День был коротким и приближались сумерки. Хотя главари путча явно утратили четкий план действий после неудачи со взятием под контроль Сената, однако, при наступления темноты, их силы могли легко рассредоточиться по городу. После чего они, скорее всего, начали бы действовать также, как польские повстанцы 1830 года.
