Разные обстоятельства могут повлиять на актера. Например, первый утренний спектакль, назначенный на 1 января. Такая «казнь» практиковалась в советском театре многие годы. В каком состоянии, собрав все мужество и волю, артисты выходили после новогодней ночи, можно только представить. И вот 1 января, чтобы порадовать детей, во МХАТе традиционно дают «Синюю птицу». Артист Владимир Привальцев играл роль Хлеба. Вместе с детьми – Тетилем и Метилем, а также Огнем, Водой и другими персонажами волшебной сказки Мориса Метерлинка он приходит во дворец Ночи. Хлеб обращается к Ночи:
– В силу того, что я стар и опытен и преисполнен любви и преданности детям, я являюсь их единственным защитником. Поэтому я должен вам предложить вопрос – каким путем нам бежать отсюда?
Очевидно, новогодняя ночь внесла в актерское сознание путаницу. На его лице отразилась мучительная борьба слов и предложений. Он начал:
– В силу того, что я стар и опытен…
Молчит. И вместо того чтобы посмотреть на суфлера, готового ему подсказать продолжение фразы, он начинает выпутываться сам. Смотрит на Тетиля и Метиля, которых всегда играли во МХАТе женщины, и, собравшись с силами, произносит:
– В силу того, что я стар и опытен… я очень люблю… девочек.
Все, кто находился в этот момент рядом с Хлебом, расползлись по сторонам, и только Ночь, подвешенная на качелях, изо всех сил вцепилась в деревянные перекладины, чтобы не рухнуть от хохота вниз.
Оговорка с ориентацией вышла во МХАТе на спектакле «Последние» по Горькому. Два брата – Иван и Яков Коломийцевы выясняют отношения. Яков любит жену Ивана всю жизнь. Иван должен упрекнуть брата: «Ты был ее любовником». Вместо этого Яков с удивлением слышит:
– Ты был моим любовником.
Пауза. А каково было удивление зала, с ужасом услышавшего в строгие советские времена, что братья Коломийцевы, оказывается, гомосексуалисты.
Все это шуточки. Но никто не знает, что оговорки могут довести артистов, особенно неопытных, до потери сознания. Вот знаменитая на всю Москву история, которая произошла в Театре имени Моссовета на спектакле «Король Лир». Начинающая актриса Ирина Карташова должна влететь на сцену со словами: «Сестра писала нам». Ее партнером был знаменитый Николай Мордвинов, прославившийся своими знаменитыми трагическими ролями – Арбенина, Отелло. И вот она вылетает навстречу корифею и выпаливает от волнения:
– Пистра сисала нам…
Впрочем, именно эта давняя история обросла такой бородой, что ее теперь не узнают сами участники. В более поздней трактовке оговорка из «Короля Лира» выглядит уже так. Карташова влетает на сцену:
– Сестра писдре…
Тут она видит выпученные глаза трагика. Понимает, что случилось непоправимое, падает духом, но почему-то договаривает:
– … сисьмо сосала.
Пауза. Мордвинов заржал в голос и ушел со сцены. Дали занавес, и спектакль возобновился спустя несколько минут. По сути дела, в театре произошло невероятное – молодая актриса «расколола» великого Мордвинова, чего до нее никому не удавалось сделать.
Но это еще не самое страшное. Ужасное произошло во МХАТе, еще до войны, на спектакле «Чудесный сплав» (1934 год) Владимира Киршона, профессионально прославлявшего сталинское социалистическое строительство. Без художественных излишеств, но зато при полном соответствии политическому курсу партии. Герои пьесы, пытливые инженеры, изобретают новый сплав. Согласно задумке сценографа они сидят как бы наверху, а из люка появляется рабочий, который сообщает:
– Стал брать стружку, сверло сломалось.
Никто не знает, что произошло в этот день с артистом – то ли он устал, то ли перед выходом на сцену с кем-то делился сокровенным. Но выскочил он в последний момент и, запыхавшись, произнес:
– Срал (пауза) б-ь (сам удивился) срушку (гробовая тишина… и договорил) Е-б-м. – Захлопнул люк в сердцах и исчез.
История с оговорками продолжается и по сей день. В подвале у Табакова актриса Марина Зудина в спектакле «Секс, ложь и видео» обращается к своему мужу: «Грэм, проснись, Грэм». Муж – Ярослав Бойко – и не думает вставать, чем весьма смущает партнершу, которая знает, что именно в этой мизансцене он должен проснуться. Что такое? Может, заболел? Нет, дело в том, что мужа зовут не Грэм, а Джон. А Грэм – совсем другой парень, который нравится Зудиной. Но чтобы не ввести зрителей в заблуждение, Джон вынужден притворяться спящим, пока актриса не сообразит назвать его настоящее имя.
Но это еще что. Мужской состав «Табакерки», который мощно выступал в пьесе «На дне», в напряжении ждал, что на каком-нибудь спектакле может случится филологическая беда. Виталий Егоров, игравший Барона, несколько раз спотыкался на глаголе «удавился», и это в результате приведет к тому, что однажды, ворвавшись в ночлежку, он сообщит:
– Актер на пустыре удивился.
То-то все бы удивились.
Ремесло
Что такое грим? Это когда клеят усы, бороды и рисуют морщины. Делают из молодых стариков и наоборот. А после тех и других превращают в негров. Но не все так просто, господа. Настоящий грим – это когда руки одного человека лепят из лица другого нечто третье. Как это происходит, я испытала на себе в МХТ имени Чехова, где старейший гример Анатолий Чирков за полтора часа сделал из меня самого человечного человека. А заодно открыл тайны своего древнего ремесла, и я, не удержавшись от восхищения, воскликнула…
«Братья, грим!»
Лебяжьей пуховкой, да по лицу Кторова – Грибов (Ленин), Ефремов (Пушкин) – Как артиста сделать «беззубым» – Тайна маленькой толщинки1
В гримерном цехе на четвертом этаже Художественного театра пахнет пудрой, но запах такой тонкий, не как в парикмахерской. На столе и окнах – деревянные головы, но без глаз и ушей. На этих болванках – парики с буклями и стриженные в кружок. Оказывается, каждая из болванок сделана под головы конкретных заслуженных и народных артистов.
– А почему же не подписаны? – спрашиваю я.
– Зачем? Я и так всех помню.
Анатолий Архипович Чирков работает в МХТ 54 года. Про свою профессию знает все: как было у прежних артистов и у нынешних. Патриот косметики отечественного производства. В театре – просто Архипыч.
Гример берет болванку – деревянную голову – и показывает, как в свое время учился клеить усы.
– С десяток усов, бывало, из бумаги вырежешь, чтобы получилась нужная мерка. Вот я ее и вырезал, приклеивал на болванку, а уже на нее – тюль. На тюль – волосы. Усы делались тогда из волоса. Это сейчас хороший волос редко где достанешь. А раньше при театре был такой специальный человек, который ездил по губерниям, скупал косы и привозил их в МХТ. Сейчас давно уже не приносят.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
