— И как тебе первый день в Алиэто-оф-Ксадель? — спросил Мэлрис, не выпуская моей руки.
Я высвободила ее сама, не встретив сопротивления, и мимоходом удивилась:
— Вообще-то я прожила здесь полгода.
— И хочешь сказать, что за эти полгода ты хоть раз видела Цитадель-над-Радугой? — скептично уточнил темный.
— Видела! — возразила я из кристально-чистого чувства противоречия и про себя добавила: “Изнутри первого этажа”.
— Нет.
— Хочешь сказать, я вру, темный? — подтрунивание получилось как-то само собой.
— Юлишь и недоговариваешь, — сверкнул кошачьим взглядом Мэл, с трудом сдерживая ухмылку. — Покои наемных инородных работников — это не Алиэто-оф-Ксадель. И ты это прекрасно понимаешь.
— То есть, это признание? А не доложить ли мне императору о дискриминации?..
— С чего бы это! Мы трепетно заботимся о гражданах Империи и не позволяем им ходить туда, где их случайно могут казнить за вторжение в темноэльфийские тайны, — с самой что ни на есть серьезной миной сообщил мне Тень.
И эта мина дала понять, что да-да, именно этот ответ и получили бы Императорский служащие, вздумай кому-нибудь и впрямь накатать жалобу на эльфийское самоуправство. Ну разве что его приправили бы еще парочкой витиеватых и крайне вежливых вступлений, а потом еще парочкой таких же заверений в действиях на благо Империи и ее жителей.
И я вдруг представила физиономию Имперского дипломата в этот момент (совершенно нейтральную, но с вселенской тоской в душе), и, не удержавшись, рассмеялась.
— Ты не ответила на мой вопрос, — заметил темный, сам пряча смешинки в уголках глаз.
— Обойдется твое эго без моего ответа, вериалис, — произнесла я с нужной долей подобострастности, опустив глаза.
В углах губ у темного дрогнула и спряталась улыбка: его дом был прекрасен, и он сам это знал.
Зеленые глаза сверкнули, и голос обрел мурлыкающие нотки:
— В таком случае, позволь, лирелей, поблагодарить тебя за совместное время…
Когда темный склонился с поцелуем к моей руке, это было как ожог. Как разряд.
Я не вздрогнула, но телу стало горячо от быстрее помчавшей по жилам крови.
Мэлрис перебирал мои пальцы, ласково, едва ощутимо касался подушечками линий на ладони. А потом перевернул ее тыльной стороной вниз, и поцеловал запястье — там, где вздрагивали моим пульсом тонкие венки (вены? а то опять вопрос ударения).
От неожиданно чувственной ласки тело плавилось и трепетало, и я принимала этот трепет с наслаждением, прекрасно зная, что скажу в следующей мгновение…
— Нет.
Сладкий озноб пробежал по коже от вздоха темного — но, вопреки опасениям (да что там — ожиданиям), он не разозлился.
Улыбнулся тепло и понимающе. Ласково провел по моей щеке, заправив за ухо выбившуюся прядь…
— Любите вы, люди, из простого делать сложное… Спокойной ночи, лирелей.
Этот позёр уже рассыпался ворохом золотых и зеленых звезд, а я всё стояла, возмущенно сверля взглядом воздух: то есть, превращает близость в инструмент вербовки он, а из простого сложное делаю я?!
И я, конечно, понимала, что морочить голову и выворачивать наизнанку что свои, что чужие слова и поступки — это фактически его должностная обязанность, но все равно, в отведенную мне комнату вошла несколько чрезмерно стремительно.
Налились мягким молочным светом шары светильников — и, проснувшись, к ним робко потянулись цветы с высоты кроватных столбиков.
Фаэн явилась на зов, молча выслушала пожелания относительно ужина — и исчезла.
Потом возникла, сервировала стол и снова исчезла.
А я всё еще не могла унять раздражение, мысленно то и дело коля темного едкими фразами — до тех пор, пока в моем воображении он не стал похож на подушечку для иголок.
Успокоилась я только в ванной.
В ванной, где горячая вода исходила ароматным паром, а белая пена держалась пышным облаком, в котором едва слышно лопались пузырьки…
В ванной, где я смогла лечь, откинув голову на полированный деревянный бортик, проходя по своему телу сознательным вниманием и расслабляя каждую зажатую мышцу.
И только после этого поняла, как, оказывается, была напряжена.
Что с тобой происходит, Даркнайт?
В последнее время мне приходилось думать настолько о многих сложных вещах — как проникнуть в сердце Алиэто-оф-Ксадель, как не выдать себя его стражам, как залатать расползающийся, как гнилая холстина, план, как потом сверстать на коленке новый — что у меня просто не хватало ресурсов подумать о простом.
О себе.
Что со мной происходит?
Жаль, я не слишком сильна в ментальных практиках. Подобные вопросы все же по их части. Мне же легче проанализировать состояние магической системы любой сложности, чем своё собственное…
Прикрыв глаза, я постаралась сосредоточиться на внешних ощущениях — приятно горячая вода и шелковая пена, её лопающиеся пузырьки и тонкий сладковато-свежий аромат — а затем отстраниться от них.
И сосредоточилась на внутренних.
Внутри…
Царапало.
Саднило.
Пекло.
Внутри перекатывалось острыми стеклянными звездочками раздражение: вроде бы, легко-легко, но колет. Внутри меня заполняли страхи. Страх не справиться, подвести сестру, пропасть самой, страх одиночества, страх… много страхов. Слишком много разных страхов. Внутри меня жило непонимание, что происходит и что с этим делать. Усталость. Тоска. Обида на жизнь. Желание плакать.
Внутри меня было серо.
Внутри меня мне было плохо.
Не удивительно, что мне не хотелось сюда заглядывать.
Потому что я — не такая.
Я очень спокойная. И если страхи мои понятны и объяснимы, то всплески раздражения мне не свойственны. И открытость с откровенностью — тоже. А сегодня, рассказав темному историю своей юности, я испытала… облегчение?
И это странно. Потому что раньше, вынужденная делиться кусками своего прошлого, я отмеряла слова, как скряга — крупицы золота.
А сегодня они лились сами. Как будто прорвало плотину.
Нет, не прорвало — ее затопило, и вода хлынула через край.
Осторожно подцепив нить памяти, я стала разматывать ее назад.
Колючее раздражение поселилось во мне не сегодня. И не вчера.
И когда почти три недели назад я зарывалась в шкуры на Сумете и сворачивалась калачиком, во мне уже жила усталость.
Дни службы секретарем младшего эль-ассари — бусины, похожие одна на другую, наполненные страхом разоблачения, чувством вины перед Тау за то, продвигаюсь вперед слишком медленно и монотонной работой на эльфов в рабочее время и против них — в любую свободную минуту.
Увольнение из Алых Башен: даже не бусина, размытая клякса, которую неприятно вспоминать. Обрезанные нити социальных связей и приязни, угрызения совести перед бывшим руководителем — каким бы он ни был любителем завести интрижку на рабочем месте, именно того, в чем его обвинила я, пусть не словами, а одним своим увольнением, он не делал…
Эту “бусину” я постаралась перескочить быстрее, и…
И в голове щелкнуло.
Я села в ванной, ладонями сгоняя пену с плеч и ключиц.
Я, конечно, очень умная — это подтвердит и мой бывший руководитель, и коллеги, да что там, Мэл, в покоях которого я обошла непробиваемый блок, и тот наверняка подтвердит!
Но, Великое Ничто, какая же я дура.
Вместо того, чтобы искать ментальные закладки, надо просто признать — я устала. Не физически, нет. Устала от постоянного напряжения, от страха, от тяжелой эмоциональной ноши, от чувств, которые привыкла задавливать так глубоко, что даже отказываюсь признать, что они у меня есть.
Мы не виделись с Тау со времен суда над родителями, но сообщение поддерживали регулярно.
Сперва сестра перестала выходить на связь, и я не находила себе места от беспокойства, не имея возможности это хотя бы показать. Потом — газеты, статья, шок осознания, что это — правда.
Потом сбор информации о мире Пьющего Камня. Благо, в Алых Башнях одна из лучших в мирах империи библиотек… Ради которой я, по большому счету, туда и устроилась. Дальше — сбор сведений о светлых эльфах, под чьи протекторатом находится мир-ссылка. Потом — темные эльфы и рискованный план…
