Астахов деликатно смолчал. Он взял из кучи брусок взрывчатки и пошел искать сухостоину, чтобы завалить на дрова.
— А насчет «беляка» ты брось, — продолжил Грищук, когда Астахов ушел. — Он не враг нашей общей родине. Фашисты на то и рассчитывали, чтобы мы тут друг другу не доверяли и грызлись, как пауки в банке. Понял? Он сопливым кадетиком в эмиграцию махнул. Ты — из раскулаченных. Ладно, не оправдывайся. Будут над нами подлинные судьи, им и решать.
Заполнив желудки противно горьким от пихтового навара кипятком, Грищук и Астахов снарядились в дорогу. Пока держат ноги, надо найти проклятые контейнеры, подкормиться, переждать распутицу.
* * *
Почти месяц бригада сидела в засаде. Вымерший поселок Бревно надоел до тошноты.
Лыжная рота дважды прочесала квадрат возможной высадки группы «Ульм». Что там квадрат! Обшарили площадь, равную, как выразился капитан Недобежкин, одному из европейских государств. Никаких следов вражеского десанта обнаружено не было, и воины-лыжники ушли на станцию. Правда, некоторым из них повезло — получили от девчат адреса и заверения ждать до скорого уже конца войны.
Искать здесь не имело смысла. Однако Недобежкин медлил, ссылаясь на то, что диверсанты могли затаиться, а возможно, заброшены на длительное оседание. Широкову и оперативникам из Кизела от выдвигаемых версий было не легче, они уже поняли, что «тянули пустышку».
Поправку в планы внесла непогодь. Ночью хлынул дождь, снег раскис, а группа захвата — в валенках. Утром, разбрызгивая лужи на льду, примчались аэросани. Капитан Недобежкин, ссылаясь на разрешение Москвы, скомандовал «отбой».
— Но, — тут же добавил, — передвижные заслоны вдоль железной дороги от Соликамска до Чусового сохраняются. Ты, Широков, останешься в Кизеле для координации, сапоги тебе ребята подберут. На сутки можешь сгонять в Пермь, показаться домашним.
Недобежкин сходил к аэросаням и принес леснику клетку с двумя голубями. Держать их посоветовал на сеновале.
— Не надо мне, — запротестовал лесник, — разводить не собираюсь, не тот возраст.
Капитан остановил возражения старика:
— Слушай сюда. Это не блажь, а средство связи с нами. На лапках сизарей под пленкой — записки. Одинакового содержания. На случай, если одного подшибут, другой долетит до цели.
Лесник поглядел на лапки, уважительно хмыкнул. Не баловство, выходит.
— Запомни, отче, — продолжал инструктировать Недобежкин. — Если нагрянут те, кого мы тут дожидались, выходи во двор, вроде сенца корове дать, и выпускай сизарей из клетки. Через час они будут на станции. А ты задержи пока гостей, баньку затопи.
— Постараюсь, — заверил старик, — исполнить в точности.
Недобежкин укатил, а следом двинулся отряд. Девчат удалось разместить в санях, откормленная Розка тянула хорошо. Паша упрямо шла пешком вместе с мужчинами, прихрамывая и делая перекуры. Поздним вечером вышли к станции Яйва. Сменить мокрые валенки или хотя бы обсушиться не удалось — подвернулся товарняк до Кизела. Там Широков простился с Пашей и ее девичьей командой, оперативникам обещал через сутки вернуться.
В Перми Виктора сняли с поезда в полузабытьи, с высокой температурой. Жесточайшее воспаление легких свалило с ног, надолго вывело из строя.
Была середина июня, когда Широков наконец выписался из больницы. Ориентировка из Москвы сообщала о прекращении поиска группы «Ульм».
* * *
Они шли строго на север, отклоняясь в стороны метров на двести, не более. Шли, преодолевая голодную слабость. Попытались подбить какую-то птаху с хохолком на голове, потом белку, прильнувшую к стволу. Выцеливали не дыша. И — мимо. Автомат — не ружье, тут заряд дроби нужен. К вечеру, вовсе обессилев, остановились на ночлег. Развели костер, попили пустого кипятку. Легли на лапник и пожалели, что не прихватили спальных мешков. Оттепель резко повернуло на мороз, и всю ночь они продрожали. Едва дождались рассвета, чтобы двигаться дальше.
Шагать стало мучительно. Снег схватило ледяной коркой. Наст не держал, ноги тонули в снежной крупе, от острых льдинок резиновые мешки на валенках вскоре превратились в лохмотья.
Когда выбрались на прогалину и свалились без сил, Грищук решил: все, хватит, надежды на спасение нет. К чему эти бесконечные мучения? Где Астахов, передать бы ему адрес Павлины на всякий случай, если выживет...
Он заставил себя поднять голову. Совсем близко, шагах в двадцати, с наклонившегося дерева свисал контейнер. Почудилось с голодухи? Дал глазам отдохнуть и вновь поднял голову. Мешок защитного цвета висел боком и, казалось, покачивался от легкого ветерка.
Откуда силы взялись! Грищук передал свой автомат Астахову и полез на пихту. Он сумел изловчиться и подтянуть к себе мешок, достал нож из голенища. Перерезать тонкие стропы не составило труда. Контейнер ухнул в снег.
Раздался звериный рев. Мешок взлетел от сильного толчка и упал на краю оврага с распоротым боком. Грищук замер с ножом в вытянутой руке. Астахов отпрянул за ближнюю елку, выставив автомат. Над мешком показалась звериная морда, изрыгающая свирепый рык. Медведь!
Он вылез на край оврага, встал во весь свой огромный рост. Голова его оказалась на уровне ног смертельно перепуганного Грищука. Сейчас стянет его когтями с кривой пихты и сваляет в кровавый комок. Ни крикнуть, ни достать из нагрудного кармана пистолет он не успел бы. Услышал лязг передернутого затвора и грохочущую автоматную очередь. Хорошо, Астахов не растерялся! Медведь взревел от боли, пал на четыре лапы и закрутился, окрашивая кровью снег. Астахов приблизился и всадил вторую очередь в голову. Зверь дернулся и затих. Астахов обессиленно сел в снег, снял шапку, утер лицо.
— Слезай, — сказал он голосом, выдававшим тоже немалый испуг, — ка-ак я его...
Грищук с трудом разжал одеревеневшие руки, сполз по стволу.
— Спасибо, — сказал он, приходя в себя, — не растерялся. Еще бы секунда... А что все-таки в мешке?
В контейнере оказались двуручные пилы, топор и лапа для выдергивания костылей из шпал. И семь пар сапог! Новеньких, кирзовых... Именно такие получал его взвод перед наступлением на город Шахты ровно год назад.
Астахов тронул за плечо:
— Скотину резать не приходилось? Вот собралась интеллигенция. Ладно, я попробую, а ты собери костер. Надо хорошо поесть, иначе до базы не дотянуть.
Зачистили котелок, выпили бульон и поставили на огонь новое варево. Разогрелись, ожили, стали планировать дальнейшее. Вернутся к Андриянову (кстати, как он там вовсе без пищи?), напилят дров, навялят впрок мяса и будут выходить из леса. В сапогах можно куда угодно ушагать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
