Конечно, этот сравнительно скромный партийный форум и сравнивать нельзя с будущими съездами, многолюдными, а нередко и помпезными. Главным уроком для Рыкова было, как продуманно и виртуозно, почти без крупных сбоев, Ленин дирижировал всей этой командой.
Раскол с меньшевиками казался непреодолимым: эти «ренегаты» делали ставку на буржуазно-демократическую революцию, с ведущей ролью либеральных управленцев. А как же пролетариат и его союз с беднейшим крестьянством? В пику меньшевикам съезд утвердил новый центральный орган партии — газету «Пролетарий». Именно «Пролетарий», не иначе. Редактором этого издания назначили, конечно, признанного вождя. Правда, быстро обеспечить издание газеты не удалось — дело хлопотное! Она выходила с августа 1906 до поздней осени 1909 года. Распространялась, разумеется, с соблюдением всех правил конспирации. Рыков участвовал в обсуждении стратегических вопросов, связанных с «направлением» «Пролетария». И тут проявилась его давняя склонность к объединению разных сил, приверженцев различных оттенков социалистической идеи. В то время он старался смягчить позицию Большевистского центра и к Троцкому, и к меньшевикам, и к различным уклонистам из большевистской среды.
![]()
Газета «Пролетарий». 29 августа (11 сентября) 1906 года [РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 3. Д. 817]
Съезд избрал пятерых членов ЦК. Да, тогда их было всего лишь пятеро… Самым молодым из них стал Рыков. Любопытно, что 22-летний Лев Каменев, при всех его талантах и тогдашней близости к Ленину, такой чести не удостоился. А в Рыкове уже видели опытного, ушлого подпольщика, проверенного революционера, хорошо знавшего и глубинку, и столицы — разные губернии, разные края России. Кроме Алексея Ивановича, в руководящий орган партии вошли Владимир Ленин, Александр Богданов, Леонид Красин и Дмитрий Постоловский. Именно они тогда составляли ядро большевистской партии — и 24-летний Рыков по опыту практической подпольной деятельности уступал, пожалуй, только Ленину. Из этой пятерки только вождю разрешалось работать в эмиграции, остальным предстояло незамедлительно возвращение в Россию, охваченную массовыми протестами.
А под занавес этой главки заметим: Ленин все-таки счел Рыкова слишком неуправляемым — и не проголосовал за его кандидатуру. Ленинский выбор был таков: Богданов, Постоловский, Красин, Иван Саммер и Петр Румянцев. Но большинством голосов, против воли вождя, съезд избрал в руководящую пятерку Рыкова…
4. В каталажку и обратно
Для Рыкова этот съезд стал одним из самых приятных приключений подпольной молодости. Азарт, Европа, сила, споры, уважение соратников — он впервые почувствовал себя фигурой исторической. И почти без иронии. Пожалуй, это был его дебютный звездный час в политике. На этой волне он заехал в Берлин, пообщался с русскими социал-демократами, которых сразу там разыскал. Переписывался с Лениным, которому доложил, что готов сообщить о решениях съезда берлинским товарищам, чтобы «перетянуть их на нашу сторону». Встречи прошли ударно и весело.
В середине мая «товарищ Сергеев» вернулся в Россию. Тогда временно казалось, что революционный запал 1905 года идет на убыль, в особенности в городах. Но полиция действовала энергично, как никогда в прежние годы. Рыков оказался в Петербурге. На квартире Е. И. Зарембской (эта дама работала одновременно и в городской управе, и на подпольщиков) должно было состояться заседание столичного партийного комитета, на котором Алексей Иванович в красках рассказал бы товарищам о съезде. Бдительные соседи сообщили в полицию о странной компании, которая собирается у госпожи Зарембской. Стражи порядка провели операцию ловко. Арестовали десять большевиков, включая Рыкова.
На допросе член ЦК запрещенной партии держался уверенно, глубоко вжился в роль. Назвался мелитопольским мещанином Иваном Федоровичем Игнатьевым, 1880 года рождения. Утверждал, что никогда не бывал за границей, что родители его давно умерли. Рассказал о сестрах и братьях, перемешивая правду с выдумками. На «политические» вопросы отвечать отказался. Могла ли сработать столь прямолинейная тактика? Неизвестно. Потому что Рыкова узнал генерал-майор жандармского управления Иванов — скорее всего, помнивший его по саратовской демонстрации. Постановлением Особого совещания Рыкова приговорили к девяти годам ссылки — «за Казанскую, Саратовскую и Петербургскую деятельность». А на первое время — посадили в «Кресты».
Он писал из тюрьмы сестре Фаине: «Если я просижу еще здесь полгода, то до некоторой степени образуюсь. А то чересчур отстал». Рыков, конечно, бодрился — и вряд ли можно по этому письму судить о том, как содержали политических в «Крестах». Любопытно другое — понимал ли революционер Алексей Иванович, что наступают мятежные времена, когда особенно обидно терять время в тюрьме.
Леонид Красин в зашифрованном письме так рассказал Ленину о неприятностях Рыкова: «Страшно жаль, что юноша, полный сил и надежд, с только что полученным дипломом, должен валяться в постели калекой, и ни один врач не может сколько-нибудь точно определить вероятный срок окончания болезни. Видеться с ним до операции невозможно, да и после нее едва ли, так как больничные врачи не очень-то благожелательно относятся ко всему, что могло бы волновать больного. Страшно жаль, жаль человека и опытного, несмотря на свою молодость, инженера, в них так нуждается сейчас Россия»[31]. Еще год назад они бы не обсуждали судьбу Рыкова с таким жаром, а в 1905 году он стал ключевой личностью для большевиков, и Красин видел в молодом саратовце одного из немногих дельных людей, оставшихся в России.
Болезнь, приковавшая несчастного к постели, — это, конечно, тюрьма. Недавно полученный диплом — членство в ЦК. Операция — ссылка. Больничные врачи — тюремная охрана. А инженеры, «в которых так нуждается Россия», — это, разумеется, революционеры.
Но Рыкову повезло: именно в те дни правительство предпочло пойти на компромисс с радикалами. Царский манифест от 17 октября 1905 года выпустил на волю неблагонадежных. Выйдя на свободу, Рыков сразу начал работать в Петербургском Совете народных депутатов, но вскоре его перевели в Москву. Основные бои предстояли именно там. В Первопрестольной «товарищ Алексей» возглавил Московское бюро РСДРП — самое боевитое в стране. Вместе с Михаилом Владимирским он курировал от большевиков подготовку вооруженного восстания в Белокаменной, которое вылилось в декабрьские баррикадные бои.
5. Шторм в Швеции
Четвертый съезд РСДРП проходил в славном городе Стокгольме в апреле и мае 1906 года. Этот партийный форум часто называют «объединительным», хотя в реальности он подвел итоги окончательного разрыва большевиков с меньшевиками.
В шведской столице собрались 112 делегатов с решающим голосом от 57 организаций, 22 делегата с совещательным голосом и 12 представителей национальных социал-демократических организаций — еврейской, латышской, польской… Меньшевики преобладали, большевикам приходилось вести оборонительные бои, отстаивая свои позиции. На известной фотографии большевистской фракции на Стокгольмском съезде портрет Рыкова красуется в центральной части, справа от Ленина.
![]()
Участники IV Объединительного съезда РСДРП
И это неудивительно. Алексей Иванович прибыл в Стокгольм в ореоле славы активного участника Первой русской революции. На съезде Рыков, не успевавший отдышаться после арестов и побегов, едва ли сумел блеснуть осторожностью и взвешенностью, которая часто бывала ему присуща. Он — возможно, по предварительному решению ЦК — бушевал, уничтожая меньшевиков. Рыков никогда не был сторонником резкой конфронтации, но, почувствовав, что большевики в меньшинстве, стал агрессивнее. Тем ценнее для Ленина было выступление «товарища Сергеева» против политических противников — как никогда резкое: «Если бы т. Аксельрод умел хорошо смотреть на русскую действительность, хотя бы и с Альпийских гор, он увидел бы, что после знаменитого манифеста правительство пошло так далеко, как никогда. Он увидел бы виселицы, штыки и прежние и новые тюрьмы… Я уверен, что рабочие назовут тактику Аксельрода провокацией в тюрьму, в ссылку, на виселицу… Логика жизни двигает меньшевиков на новый путь. Логика жизни подводит меньшевиков к кадетам»[32]. После баррикадных боев Рыков имел право на столь категоричный тон, это подсознательно признавали даже противники. Но в те дни меньшевики не дрогнули, не уступили своего верховенства.
