— Черт побери, сэр Френсис, — вскричала она резким голосом, — завтра же созывайте матросов на корабли. Обеспечьте наш флот провиантом и всем необходимым, и мы развяжем множественную частную инициативу, причем так, что у вас будет достаточно людей и орудий, чтобы нанести этому габсбургскому обманщику удар в самое уязвимое место, и такой силы, чтобы он его никогда не забыл!
— И такой удар, ваше величество, по моему разумению, надо будет нанести королю Филиппу в его собственных владениях? — мягко предположил Дрейк. Боже, сколько ему пришлось спорить и интриговать, чтобы добиться именно такого решения!
— Да! — с присвистом вырвалось у королевы. — Опустошайте прибрежные города моего благородного кузена, топите или захватывайте его суда, разоряйте его порты, чтобы этот иуда, которым правит духовенство, молил о прощении, возместил все убытки и возвратил нечестно присвоенные им мои суда, их грузы и экипажи!
Лорд Уолсингем сделал вид, что поправляет свой воротник, имеющий форму тележного колеса, а сам бросил быстрый взгляд на Дрейка. Ну наконец-то, размышлял советник, представляется реальная возможность снова оказаться в милости у королевы, а значит, и воевать против испанцев. Он уже давно убедился, что противники реформации вынашивают планы вторжения, безжалостного в способах проведения и гибельного для тех религиозных и личных свобод, которые так дороги сердцу всех чистокровных англичан.
Да, теперь и впрямь было похоже, что благодаря происшествию с «Первоцветом» им с Дрейком вскоре можно будет взяться за осуществление давно вынашиваемых планов нападения на собственные порты Филиппа. Он знал, что сэр Френсис, чьи амбиции и способности безграничны, выберет стратегию смелую и неортодоксальную. Хоть он и выскочка, хоть и хвастун что надо, но все же этот буйный флотоводец из Девона, по общему признанию, был королем среди мореплавателей.
Враги его, разумеется, тихонько поговаривали, что сэр Бернард Дрейк, дворянин из Уэст-Кантри, как-то раз ударил этого выскочку по лицу за то, что тот осмелился присвоить себе его герб. Так это было или не так, но королева даровала своему любимому адмиралу герб бесспорно его собственный, тем самым ловко щелкнув по носу напыщенного сэра Бернарда. Сообразительные придворные сразу же догадались, что в корабле, изображенном на собственном гербе сэра Френсиса, просматривается крылатый дракон или гриффон, запутавшийся вверх ногами в его оснастке. Как ни странно, крылатый дракон являлся главным элементом в фамильном гербе сэра Бернарда Дрейка.
Усталое, с глубокими морщинами лицо Уолсингема расплылось в подобие улыбки, когда он припомнил сэра Бернарда, охваченного бессильной яростью.
Став членом Тайного совета и нередко занимая пост лорда-канцлера, Уолсингем обладал долгой памятью. Последней должностью он на протяжении многих лет менялся с лордом Беркли, что зависело от курса политики королевы в отношении Испании и Франции.
Уолсингем мог, например, отчетливо припомнить тот день, в который капитан Френсис Дрейк, самоуверенный, плохо одетый и все же страшно смущенный, впервые предстал перед троном. А теперь в придворных кругах, да и повсюду в Англии, его звали «Золотой адмирал». А почему бы и нет? Какой еще флотоводец принес королеве хотя бы немного денег в ее личную казну?
Затем сэр Френсис Уолсингем перенес свое внимание на того довольно красивого и прекрасно сложенного молодого человека, что стоял сбоку от Дрейка. В голове его промелькнула мысль, что вот, наверное, стоит представитель новой породы англичан, которую в последнее время в щедрых количествах рождает их королевство. В молодом Уайэтте, бывшем, по крайней мере, на голову выше адмирала Дрейка, угадывалось почтительное отношение к авторитетному мореплавателю в сочетании с врожденным самоуважением и долей осторожности в поведении.
Когда Елизавета наконец закончила свою тираду, она поглубже уселась в кресло, чтобы лучше рассмотреть этого грубо одетого парня, стоявшего перед ней без движения: и совершенно одуревшего. Елизавета обнажила в редко посещавшей ее улыбке черные обломки своих зубов и спросила:
— Сколько же испанцев пало лично от вашей шпаги?
— Возможно, да хранит вас Господь, мадам, помимо помощника коррехидора, который ранил меня в плечо и шпагу которого я сейчас ношу, я убил двоих и, может, еще одного. В этом переполохе определить невозможно.
Королева разразилась кудахтающим смехом.
— В сумятице? Вот он, добрый простой английский язык. Заметьте, джентльмены, что мистер Уайэтт не употребляет такое нечистокровное, французское слово, как «melee» — «свалка». — Засверкало массивное ожерелье из изумрудов и жемчугов, когда королева повернулась к конюшему. — Эдвард! Наши деньги!
Даже Дрейк изумился — так редко Елизавета Тюдор прибегала к личной своей казне. По всем королевским дворам Европы о ее величестве королеве Английской поговаривали — и не без причины, — будто ей труднее расстаться со своими фунтами, шиллингами и пенсами, чем березе с ее корой. — Мы наградим этого достойного молодого моряка пятью золотыми фунтами — и не забудь, Эдвард, полновесными — в качестве поощрения доблестных подвигов подобного рода.
Уайэтт покраснел как кирпич и, упав на одно колено, поднял глаза на сплетенное из морщин лицо старой женщины.
— Благослови вас Бог, ваше величество! Я… я прямо и не знаю, как вас…
— Ну, не знаете, так и не пытайтесь. — Елизавета даже похлопала Уайэтта по плечу. — Нас порадует, если вы захотите служить на одном из наших военных кораблей. Сэр Френсис, мы поручаем вам найти мистеру Уайэтту подходящее его способностям и званию место.
Смущение с невиданной прежде силой связало язык молодому Уайэтту, когда он припомнил свою терпеливую сероглазую Кэт.
— Прошу снисхождения вашего величества, н-но я давно уже хотел командовать своим собственным судном.
Сэр Френсис и капитан Феннер вздрогнули, а сэр Уолсингем нахмурился: давно уже такого не бывало, чтобы подданный королевы осмеливался обсуждать выраженное ею желание.
— Уж простите, ваше милосердное величество, эту кажущуюся дерзость, — вступился за юношу Дрейк, искоса бросив на него сердитый взгляд. — Этот парень всего лишь простой и честный моряк.
Королева взяла свой футлярчик с ароматическим шариком, понюхала его и сказала:
— Полно, сэр Френсис. А вы, молодой человек, можете взять и отложить наше золото на покупку собственного судна, так вы и должны поступить. Мы очень надеемся, что вы употребите его на доброе дело и нам принесете пользу. А теперь, джентльмены, — она окинула взглядом молчавших придворных, — давайте-ка в зал совещаний.
