Питер отвернулся и крикнул, чтобы ему принесли еще эля и порезанного окорока, затем хлопнул кузена по спине.
— Это верно. Расслабься, Генри. Мы свои люди. Думаю, времени у нас хватит, чтобы съездить туда и вернуться до того, как сэр Уолтер Ралей начнет собирать еще одну экспедицию на этот остров Роанок и в Виргинию, о которых я только что говорил. Ты сам моряк и должен знать, что такие экспедиции никогда не выходят в море не то что в назначенный срок — даже в ближайшие к нему дни.
— Что правда, то правда, — согласился Уайэтт, извлекая из тарелки кончиком ножа, вынутого из ножен, сочный кусочек окорока, приправленного нарезанным луком. — Не люблю ходить далеко пешком, поэтому завтра давай-ка поинтересуемся, какое судно может идти в Уош. А пока все же послушай меня, я тебе такое расскажу о том, что случилось в гавани Бильбао.
Питер выпучил на него ярко-синие глаза.
— Боже милостивый! Уж не был ли ты на «Первоцвете»?
Уайэтт усмехнулся и кивнул головой.
— Да, кузен, был — и в качестве помощника капитана Джона Фостера. И к тому же не далее чем вчера днем я побывал на личном приеме у ее величества всемилостивейшей королевы!
Глава 7
В УСТЬЕ РЕКИ
От берега в глубь материка медленно уплывали призрачные клубы пахнущего солью и словно подкрашенного серебром тумана, все больше ограничивая путнику дальность видения. Солнце, хоть и стояло уже высоко, создавало лишь странное бледное сияние, превращавшее в темные нереальные силуэты те изогнутые ивы и камышовые заросли, что были видны со скверной проезжей дороги, убегавшей на юг от Саттон-Бридж в сторону деревни Уизбек.
По дороге, потея под толстыми флотскими шерстяными плащами, в тяжелых матросских башмаках, не разбирая луж воды и грязи, шагали двое высоких мужчин. Между ними под тяжелой поклажей плелась тощая жалкая лошаденка с тонкой, как у овцы, шеей и низко опущенной головой с уныло свисающими ушами.
Время от времени, по мере того как дорога, петляя, проходила по обширному болоту, простирающемуся в глубь материка от широкого устья реки Уз, края дороги лизали языки воды, пробивающейся сквозь тростниковую преграду. Из болота доносились слабые звуки: то кряканье кормящихся диких гусей, то довольное клохтанье дикого селезня, дремлющего поблизости с туго набитым зобом. В окружающем мраке и холоде тяжело вился гнилостный запах обнаженных отливом илистых берегов и бесчисленных стоячих заводей.
Тот из спутников, что был покрупнее, шлепнул лошадь посохом по заду.
— Дай Бог, чтобы эта проклятая дорога не раздвоилась, — проворчал Питер Хоптон и стряхнул капли влаги с короткой светлой бороды, подстриженной «под кинжал». Fro глубоко посаженные ярко-синие глаза глянули направо, потом налево.
— Черт побери, Питер, — отвечал Уайэтт, вглядываясь в плывущий туман, — могу только сказать, что мы, наверное, последние смертные, кто остался на белом свете. — И увидел, как Хоптон довольно невесело кивнул ему по другую сторону от запачканного сажей брезента, наброшенного на поклажу, что везла на себе их лошадь.
— Гиблое место это болото. Наверняка здесь леших и колдунов до черта.
— Да, Питер, действительно кругом одна хмарь. Будет повеселее, когда зашагаем по более высокой местности. Лучше смотреть в оба: этот туман — лучший друг бездомных бродяг и разбойников.
Пальцы Уайэтта сомкнулись на эфесе той самой испанской шпаги, что была им добыта в бою на борту «Первоцвета», и, ощутив ее рукоять, моряку стало гораздо спокойней. Пусть Питер красуется эффектной испанской рапирой, добытой бог знает где и как. Когда дело примет дурной оборот, он, Генри Уайэтт, просто обернет своим матросским плащом левую руку, чтобы ею защищаться, и отобьет любого нападающего, снабженного подобным оружием.
Кузен его, заметил Уайэтт, в этом призрачном свете выглядел более широкоплечим и могучим. В них обоих проявлялись определенные характерные черты Хоптонов: например, у них были крупные головы, широкие брови и высокие мощные скулы.
С тех пор как Питер в последний раз расстался со своим кузеном, чей-то клинок задел переносицу его короткого толстого носа и оставил на нем бледно-красный шрам, идущий по диагонали.
В мочке правого уха у Питера ритмично, в такт его шагам, покачивалась изящная золотая серьга с вправленной в нее жемчужиной.
Когда Уайэтт неожиданно поднял руку, усталая лошадь тут же остановилась и еще ниже опустила голову средь свивающихся в кольца полосок тумана.
Питер, надежно защищенный от непогоды низкой короткополой кожаной шляпой, приложил ладонь к уху, чтобы послушать, о чем же хочет предупредить его Генри.
— Э? — прошептал он. — Что-то не так?
— Мне послышались голоса, — пояснил Уайэтт, в то же самое время пробуя в ножнах свою испанскую шпагу.
Братья замерли и не двигались долгое время, напряженно прислушиваясь к тишине, а вокруг них завихрялись колечками холодные, кисло пахнущие миазмы болот. Наконец туман немного рассеялся, и проступил черный искривленный силуэт ивы. Ветки ее издавна обрубали и наверху образовалась раскидистая свежая крона.
Уайэтт улыбнулся слегка глуповатой улыбкой, снова берясь за недоуздок.
— Скорее всего, какие-нибудь гуси. Черт его побери, этот мерзкий и липкий туман! Проникает сквозь шерсть и кожу, как через траву.
Оба в молчании возобновили свой путь, и снова зачавкали по грязи их тяжелые башмаки.
— Как думаешь найти своего отца? — наконец поинтересовался Питер.
В голос рыжеволосого путника прокралась горькая нотка самоупрека.
— Бог милостив, если он не в богадельне. Вместе с бедной моей матерью. Мне бы следовало написать им хотя бы одно письмо несколько месяцев назад, но, черт побери, Питер, я всегда был скверным писакой, и им это хорошо известно.
— А как насчет Мэг? — спросил Хоптон, таща лошадь через заболоченную ямину. — Она еще жива?
— Да, насколько я знаю. Больше всего я беспокоюсь о бедной сестренке Мэг. С тех пор как кипяток испортил ей лицо, она стала несчастней лисицы, у которой отняли лисят. Только недавно я лишь начал догадываться, что это значит для миловидной девчонки — вдруг обнаружить, что лицо ее изуродовано.
Питер кивнул и рывком натянул свой темно-зеленый плащ повыше на массивные плечи.
— Бедняжка Мэг.
Уайэтт похлопал по тяжелой кожаной сумке, надежно привязанной к его поясу.
— Того, что у меня здесь благодаря щедрости ее милосердного величества, должно хватить на добротную новую юбку для нашей бедняжки Мэг, чтобы снова заставить ее улыбаться. Верно, братишка?
Его спутник вдруг дернул за недоуздок и, остановив лошадь, обнажил длинную рапиру с эфесом корзинкой: в плывущем тумане с пугающей неожиданностью возникли две человеческие фигуры. Уайэтт тоже услышал тревожные звуки. Клинок его шпаги с мягким шуршанием вышел из ножен.
