А Ельцина теперь в любых поездках сопровождали два или три офицера спецсвязи. Вообще-то достаточно и одного, но мало ли что может случиться с человеком – живот заболит, температура подскочит, ногу подвернет… Когда Грачев поменял форму в армии, мы выбрали для этих военнослужащих обмундирование морского офицера-подводника. Они стали выглядеть стильно в строгой черной форме и сразу выделялись среди других военных.
Эти парни жили в таком же режиме, как и сотрудники Службы безопасности. В командировках для них всегда рядом с Президентом выделяли помещение, а в самолете у офицеров спецсвязи было свое оборудованное место: в Ил-62 более или менее просторное, а в других салонах приходилось тесновато – на троих малюсенькая комнатка. Она располагалась за столовой президента.
Формально именно я давал разрешение, кого из этих офицеров повышать, понижать, включать в группу или исключать из нее. Группа, несмотря на трудные условия работы, все равно считалась элитной. К ней с завистью относились в Министерстве обороны, полагая, что, если люди при Президенте, значит, имеют какие-то фантастические блага. На самом деле ничего, кроме нервотрепки да мизерных командировочных, они не имели.
Ночами я иногда проверял, как эти офицеры работают: обязательно один из них не спит, дежурит с прибором, поддерживает его в постоянной готовности.
Ядерная «кнопка» или «чемонданчик» – название условное. На самом деле это специальное программное устройство, позволяющее через спутник выйти и на командный пункт управления в Генеральном штабе, и на резервные пункты. С них-то и поступает приказ запустить ракеты.
Несколько раз мы проверяли, как работает «ядерный чемоданчик». Шеф отдавал приказ, и запуски происходили на Камчатке. Все срабатывало отменно.
Помимо ядерной «кнопки», у Президента была еще одна, о которой почти никто не знает…
…Леонид Ильич Брежнев умер оттого, что в ту трагическую ночь остался в постели один. Обычно он проводил ночь вместе с женой Викторией Петровной, а на этот раз она по неотложным делам куда-то уехала. У Брежнева и раньше случались приступы, во время которых врачи его буквально с того света вытаскивали. Могли спасти и в ту ночь. Но генсеку не хватило сил дотянуться до телефона и вызвать дежурного.
После Шеннона я опасался повторения брежневской истории с Борисом Николаевичем. Наина Иосифовна не всегда сопровождала мужа в командировках, а на даче они давно спали в разных спальнях, поэтому на всякий случай мы сделали радиокнопку – она постоянно была при Ельцине. Он радовался этой технической безделушке, как ребенок.
Радиокнопку сделали наши российские изобретатели. Она работала на батарейках и легко умещалась в кармане рубашки. Перед сном Борис Николаевич выкладывал приборчик на тумбочку. Поначалу он даже играл с нею – то врача без надобности вызовет, то адъютанта.
Для объявления тревоги была предусмотрена особая клавиша. Кнопка также могла излучать сигнал, который принимали даже международные спасательные службы. Если бы Президент вдруг заблудился в непроходимых джунглях, мы с точностью до сантиметра смогли бы определить его местонахождение.
Получив радиокнопку, Ельцин с нею уже не расставался. Надо отдать ему должное – к собственной безопасности в последние годы он относился серьезно.
Ковчег на Осенней
Оказавшись в Москве после Свердловска, Борис Николаевич получил квартиру в доме на Тверской улице. Когда он объявил себя демократом, вышел из КПСС, дом стал известен многим – около подъезда собирались сторонники Ельцина, приходили журналисты, совещания перед выборами в Верховный Совет мы устраивали там же.
Жил Ельцин на четвертом этаже в просторной квартире. Считалось, что комнат всего четыре – помимо большого холла, переходящего в гостиную, были еще две спальни, кабинет главы семейства, комната дочери Татьяны и ее тогда второго мужа, Леши. Восьмиметровая комнатка маленького Бори, внука, в счет не шла.
В таких квартирах с двумя туалетами, огромными, по советским меркам, кухнями и лоджиями жили только высокопоставленные руководители партии и правительства. И когда после путча возникла необходимость поменять дом, найти новое, хотя бы равноценное, жилье оказалось не так-то просто.
Квартира на Тверской была прежде всего неудобна с точки зрения безопасности. Хорошо простреливался подъезд, легко перекрывался выезд машины Ельцина, из окон соседних домов просматривалось все, что происходит в комнатах, если, конечно, хозяйские окна не были зашторены.
Но окончательно мысль о переезде возникла после неприятного случая с Татьяной. За ней на улице увязался мужичок и преследовал ее. Татьяна при входе в подъезд задержалась, набирая цифры на кодовом замке, и он мгновенно проскользнул следом. Она все еще надеялась, что это вовсе не преследование, а мужичок идет к кому-то в гости.
Они вдвоем зашли в лифт, и тут он набросился на Татьяну. Она не растерялась – стала кричать, сопротивляться, и преследователь убежал. С тех пор Татьяна от охраны не отказывалась.
Даже наоборот, чем больше увлекалась политикой, тем многочисленнее становилась ее свита. Во время выборов ее прозвали «членом правительства», и с ней иногда ходили уже по две машины сопровождения. А если она собиралась в конкретное место, туда заранее выезжала передовая группа охраны. Проще говоря, все для нее было организовано по той же схеме, что и для членов Политбюро.
…На свои жилищные условия я не жаловался. У меня была трехкомнатная квартира, которую получил на четверых от 9-го управления КГБ, честно отстояв в очереди семь лет. По тем временам мое жилье тоже считалось сказочным: 45 квадратных метров жилой площади, кухня – целых 10 метров.
Когда Президент сказал, что ему нужен новый дом, я задумался. Вроде бы мы еще не отменяли борьбу с привилегиями. И пока никто не забыл гениальной фразы инициатора и лидера этой борьбы о том, что если в обществе чего-то остро не хватает, то не хватать должно всем поровну. А жилья у нас не хватало для народа особенно остро.
Другая проблема, связанная с переменой места жительства Ельцина, это «зоркое око» коммунистов, усиленное пристальным взглядом Хасбулатова. И, хотя все оппоненты обитали в таких же комфортабельных домах, никто бы из них не приветствовал новых жилищных потребностей Бориса Николаевича. Ведь в 92-м году облик демократов хоть внешне (даже у безбородых и нерыжих) иногда соответствовал названию.
Поэтому на первых порах решили обойтись без постройки нового дома и для начала показали Ельцину великолепную квартиру на Ленинских горах (улице А.Н. Косыгина). Половину четвертого этажа, примерно 250 квадратных метров, в этом доме занимала семья Горбачевых – одна квартира принадлежала экс-президенту СССР с женой, в другой жили дочь с мужем и двое их детей. Ельцину же предназначалась тоже квартира Горбачевых, но не личная, а представительская.
Попав в нее, мы были потрясены роскошью отделки шестикомнатных апартаментов. Покои французских королев, славившиеся изысканностью и богатством, поблекли бы рядом с будуаром Раисы Максимовны. К спальне примыкал не менее роскошный санитарный блок с джакузи, унитазом, биде, раковинами разных размеров. Все это из полудрагоценных камней: оникса, яшмы… За этим блоком, как ни странно, был расположен точно такой же, словно зеркальный двойник, но выполненный в другой цветовой гамме. Поэтому, увидев еще одну спальню, точь-в-точь как предыдущую, но с другой мебелью, я уже не удивился. У жен генеральных секретарей, похоже, свои причуды.
Спальный гарнитур Горбачевых из карельской березы с изящной инкрустацией очень понравился Наине Иосифовне. Потом они перевезли эту мебель на личную дачу Ельциных. Забрали на квартиру и кухонный гарнитур. Он был встроенным, и подогнать его под новую конфигурацию кухни оказалось делом непростым.
Борис Николаевич и Наина Иосифовна никогда подобного убранства, какое было в представительской квартире Горбачева, в жизни не видели. В магазинах тогда тоже ничего похожего не продавалось, а квартиры членов Политбюро ЦК КПСС обставлены были гораздо скромнее. Наина была готова хоть сейчас перебраться в это «бунгало». Но одно обстоятельство смущало Ельциных: если бы они поселились в доме на Ленинских горах, возможны встречи с Горбачевыми. Правда, Раиса Максимовна с мужем почти все время проводили за городом, на даче, но все-таки никто не мог застраховать Бориса Николаевича с супругой от случайной встречи в подъезде.
Нежелание столкнуться носами все-таки сыграло решающую роль. Квартиру продали через Барсукова, тогдашнего начальника Главного управления охраны, коммерсанту Ханжонкову, на вырученные деньги сделали ремонт в соседних служебных квартирах горничных, врачей, сотрудников охраны Горбачева, а затем поселили туда очередников Главного управления охраны.
С выбором места в Подмосковье для личной дачи Бориса Николаевича все обстояло гораздо проще. Ее построили в Горках-2, рядом с дачей пролетарского писателя Максима Горького. Строили по чудовищно низким расценкам.
