Маргарите показалось, что голос отца еще никогда не имел такого сердечного оттенка, как при этом участливом вопросе.
— Я? Что вы! Порядочный мальчик никогда не ревет, — обиженно произнес мальчик.
— Браво! Так и надо! Да ты совсем молодчина! — Коммерции советник взял собаку, прилагавшую все усилия, чтобы освободиться, и поставил ее на ноги. — Она побежит за тобой, когда ты выйдешь во двор, — успокоительно произнес он, обращаясь к мальчику, — но только я на твоем месте стыдился бы ходить по улице с такой корзиной; гимназисту это вовсе не подходит; товарищи будут смеяться над тобой.
— О, пусть только попробуют! — мальчик покраснел и задорно закинул голову назад. — Разве я не могу принести булок моей бабушке? Наша поденщица заболела, а у бабушки болит нога; если я не схожу, так у нее ничего не будет к кофе; какое мне дело до глупых мальчиков!
— Это очень хорошо с твоей стороны, Макс, — сказала тетя София, вышедшая из столовой с корзинкой печенья, и, взяв горсть его, протянула мальчику.
Тот приветливо посмотрел на нее, но не взял печенья.
— Благодарю, очень благодарю, — произнес он, смущенно запуская руку в волосы, — но, знаете, я никогда не ем сладкого; это только для девочек.
Советник разразился громким смехом; его лицо сияло, и он внезапно поднял мальчика вместе с его корзиной высоко над землей и крепко поцеловал его в розовую щечку.
— Да, этот совсем из другого теста, черт возьми, совсем в моем вкусе, — воскликнул он, снова выпуская мальчика из своих сильных рук, — каким образом такое чудо попало в старый пакгауз?
— Это маленький француз, — сказала тетя София. — Ведь твоя родина в Париже, не правда ли? — спросила она мальчика.
— Да, только мама умерла…
— Смотри-ка, твоя Филина убежала, — воскликнул коммерции советник. — Беги за нею, а то она, пожалуй, забежит наверх к старушке, живущей там.
Мальчик побежал вверх по лестнице.
— Да, его родители, по-видимому, умерли, — вполголоса сказала тетя София, обращаясь к советнику.
— Это — неправда, — запротестовал мальчик, — мой папа не умер; мне сказали, что он только далеко, кажется, за морем.
— Ты не скучаешь по нему? — спросила Маргарита.
— Да я его никогда не видел, — ответил мальчик довольно сухо.
— Какая нелепая история, черт подери! — проворчал дедушка. — Это, вероятно, сын ленцевской дочки?
— Не могу сказать: насколько знаю, у них была только одна, — ответила тетя София. — Как звали твою маму, мальчик?
— Ее звали мамой и Аполлиной, — отрывисто ответил мальчик.
Его, очевидно, утомили вопросы, и он старался проскользнуть мимо стоявших. Филина, наконец, соблаговолила отыскать настоящий выход и с лаем выскочила во двор.
— Теперь беги, мальчик, — сказал коммерции советник, который все это время с большим нетерпением ходил взад и вперед, как будто земля горела у него под ногами, он боялся опоздать на охоту. — Смотри, твои булки прибудут слишком поздно, кофе, вероятно, уже выпит.
— Да он еще не сварен, — засмеялся мальчик, — мне надо еще принести щепок с чердака.
— Тебя, кажется, держат в черном теле, — сказал коммерции советник.
— Ты думаешь, это повредит молодчику? — спросил его тесть. — Какая будущность предстоит этому бедняге? Тут что-то неладно; еще вопрос, приедет ли его отец из-за моря, чтобы исполнить свой долг, ну, а у старика, — он указал на пакгауз, — вероятно, не слишком-то туго набитый карман. Значит, этому молодчику надо пробиваться, чтобы не утонуть в житейском море.
— Я хочу потом взять его в контору, — со странной поспешностью перебил его коммерции советник и, как бы невольно, заботливо положил руку на его голову.
— Вот это дело, это меня радует. Только выдрессируй раньше получше вот этого, — старик кивнул головой на окно конторы, за которым был Рейнгольд, — а то будет беда. — До свидания, кузина, — сказал он, обращаясь к тете Софии, которую всегда называл так, — эту ночь я проведу на своей городской койке; хочу провести вечер с Гретель и Гербертом и прошу всеподданнейше доложить об этом строгой повелительнице наверху, — добавил он с ироническим поклоном и вышел на базарную площадь.
Коммерции советник простоял еще несколько минут, глядя на то, как его дочь побежала во двор за мальчиком, со смехом запустила руки в его кудри и крепко поцеловала смеющегося ребенка. Это была прелестная картина.
XI
— Что правда, то правда, Гретель, ты все еще тот же самый младенец, как и в былое время, когда не отставала от меня ни на шаг и, уцепившись обеими руками за мою юбку, бегала на погреб и чердак, — проговорила тетя София под вечер другого дня.
Она стояла в красной гостиной бельэтажа, и работник снимал ей картины со стены; все двери, ведущие в сени, были открыты, занавески с окон сняты, и пылинки весело кружились и танцевали в воздухе. К зимнему сезону в этих комнатах должны были появиться новые обои, новые занавески, портьеры и ковры, и хлопоты предстояли на много недель.
— Здесь тебе нечего делать, Гретель, — выразительно повторила тетка, махнув на нее рукой, — здесь сквозит и пыльно, говорю тебе. Целый год бегаю с тряпкой и метелкой и вдруг такие тучи пыли! Эти старики, — она указала на висевшие на стенах портреты давно умерших предков, — вероятно, трясут ее из своих париков, и твоя всклоченная голова тоже не станет красивее от этого.
— Не беда, тетя, я останусь здесь и, прежде чем ты опомнишься, опять ухвачусь обеими руками за твою юбку. Время, в которое мы живем, напоминает Вавилонское столпотворение, только наоборот, — мы строим вниз, в непроницаемый мрак. Совершенно не знаешь, что правильно, что плохо, что хорошо, и такое молодое создание, как я, должно быть довольно, когда может уцепиться за опытного кормчего, а это ты, тетя!
— Отстань! Я думала, что у тебя-то как раз своя голова на плечах, и ты не дашь себя обморочить. Если ты ни за что не хочешь уходить, так помоги мне; возьми ее за другой конец, я не могу одна стащить эту прекрасную Дору.
Маргарита взяла только что снятый со стены портрет и помогла отнести его в коридор; там уже стоял целый ряд снятых портретов; здесь они были в полной безопасности. Портрет «дамы с рубинами» был действительно очень тяжел; он был в резной позолоченной, хотя немного потускневшей раме, представлявшей собою гирлянду роз и мирт, перевитую широкой лентой. Дама тоже держала несколько веток мирты в тонких пальцах. Вероятно, на этом портрете она была изображена невестой; на ней было надето парчовое платье изумрудного цвета, затканное серебряными цветами. Что это была за женщина?
Маргарита часто с детским любопытством смотрела на этот портрет. Но что понимала она тогда в живописи? Ее внимание всегда привлекало то, что у всех дам и барышень лампрехтского дома были напудренные прически, а эта сохранила естественный черный цвет своих волос. Теперь молодая девушка присела на пол перед портретом и рассматривала эту поразительную массу волос, в темных прядях которых сверкали пять прекрасно нарисованных рубиновых звезд. Несколько отдельных локонов мягко ниспадали на красивую грудь. Маргарита понимала теперь, что эта Дора смело и энергично восстала против господствовавшей моды и против осквернения ее сокровища. Теперь ей было понятно, почему народная молва заставила Дору бродить после ее смерти; ее современники не могли поверить в смерть подобной чарующей красоты.
Родной древний дом с его традициями, оживлявшими каждый уголок, представлял собою нечто замечательное. Старинные венецианские дворцы казались ей теперь менее таинственными, чем старый отцовский дом, где полы вздыхали под ее шагами и вдоль стен вырисовывались в полутьме образы старых торговцев льном; эти длинные ряды прерывались только безмолвными запертыми дверями, за которыми, быть может, хранилась не одна тайна.
Правда! Папа однажды, много лет тому назад, нарушил это молчание и, чтобы излечить суеверных слуг от страха пред привидениями, поселился в комнатах, пользовавшихся такой дурной славой. Но уже через два года все изменилось; после почти шестимесячного отсутствия он отдал распоряжение из Швейцарии, чтобы ему снова приготовили будуар его покойной жены. Когда он вернулся домой, то приказал повесить в прилегавшей гостиной большой портрет его покойной жены, единственное, что осталось на своем прежнем месте. Комнаты в боковом флигеле были под его личным руководством снова приведены в прежний вид, затем он приказал их проветрить и вымыть, собственноручно задернул занавески и по-прежнему взял ключ к себе.
Маргарита наклонилась и сквозь большую замочную скважину заглянула в комнату с великолепным расписным потолком. Выцветшие прозрачные маки на шелковых занавесках бросали бледнокрасный отблеск на пол и стены. Бедная прекрасная Дора, которой при жизни поклонялись и которую носили на руках! Ей пришлось заплатить жизнью за свое завоеванное счастье.
