так, я знал женщин. Разных и по-разному. Каждая из них вносила свой след в мое прошлое, но это… такой невинный флирт, попытки манипулировать, отрицание того, чего хочет ее тело, театральное сопротивление — это возбуждало. Женщины любят играть в кошки мышки, к этому я давно привык. Эта же мышка так искусно убегала и пряталась, что я почти поверил, что она всерьез. А потом пришел Гордеев и рассказал, как все было на самом деле.
— А что ты сделаешь, если я не послушаюсь тебя? — Я отчего-то злился. То есть, я прекрасно знал, отчего, и это чувство заводило даже больше, чем девчонка передо мной. Она стояла так близко, мои губы у ее уха, я чувствовал мурашки на ее коже от каждого произнесённого слова. Невероятно чувственная девчонка. Опустился ниже к ее губам. Снова. На этот раз я не торопился. Медленно поцеловал подбородок, поднялся на пару сантиметров вверх, чуть прикусил ее, слегка, как хищник, перед тем как растерзать жертву.
Все это время Тина стояла на месте, не шевелясь. Она солдатиком опустила руки и замерла.
Наконец я почувствовал отдачу, но совсем не ту, что хотел. Маленькие ладошки уперлись мне в грудь, чтобы оттолкнуть в сторону.
Отлично, игра затягивалась и становилась более правдоподобной. Я с силой завел ее руки за спину и вжал в дерево, так чтобы она всем своим телом ощущала меня: мое дыхание, мой запах, мое возбуждение. Тина дергалась, как рыбка выброшенная на берег, и, высвободив наконец одну руку, с силой оттолкнула меня, поцарапала мне лицо.
— Твою мать, ты в себе?!
Я зарычал и схватился за щеку. Чувствовалось, что на коже проступал след ее ногтей.
— Хватит! Остановитесь! Боже, да что же это такое! Вы чудовище! Вы самый настоящий монстр!!! Вот кто вы на самом деле! — Она кричала. Не почти, не чуть, а громко, во весь голос. С нас обоих слетели маски и то, что мы увидели под ними нам не понравились. Беспринципная девица, мечтающая выйти замуж и расчетливый циник. Ее слова, давно известные, били прямо по мне. В самое сердце. И… ничего. Ничего, кроме глухой ярости и желания победить.
— Ах, чудовище? Ты и в самом деле думаешь, что я монстр? Что ж, ты даже не догадываешься, как выглядят монстры, но ведь это не беда, правда? Смотри, я покажу тебе.
Удары ее кулаков почти не чувствовались. Я прижал Тину к дереву, закинул ее ноги себе на бедра, так чтобы она лишилась опоры и повисла на мне. Мой лоб уперся в ее, а дыхание, наполненное неконтролируемой злостью, смешалось с ее испуганной дрожью. Я подался назад. В глазах, огромных как озера, плескался ужас. В ее черных зрачках отражалось нечто кошмарное. Что-то совершенно отвратительное. Тошнотными спазмами пробирающее тебя насквозь.
Там был я.
Тина выскочила у меня из рук и отошла в сторону. Она испуганно переводила взгляд с меня на дерево, к которому еще пару секунд назад было намертво приковано ее тело. Я тяжело дышал, чувствуя сильное головокружение и тошноту. Домой. Прочь отсюда, чтобы никогда в жизни не видеть этот город и эту девчонку. В глазах вдруг потемнело. Ее рука вцепилась в мой локоть, помогая мне удержать равновесие.
— Пойдемте. У вас царапины на лице, необходимо обработать их.
Теперь она снова делала вид, что святая. Какая гнусная ложь, какая великолепная лгунья…
— Тебе лучше уйти домой, — сбившееся во время поцелуя дыхание не делала возвращаться в норму. — Прямо сейчас! Не уверен, что могу себя контролировать.
Мне было больно. Ей должно было быть еще больнее, это правильно, это по закону. Тина испуганно вздрогнула, когда я прокричал:
— Ты кто вообще такая?! Из чего ты, черт возьми, сделана?! Почему ты такая? Это все шутка, розыгрыш, или что?
— Я это просто я. — Ее тихий голос больше не успокаивал. Гипноз прошел, не иначе. Глупая девчонка, возомнившая себя великомученицей. Всепрощающей святой, которая наставляет и спасает грешные души. И звезды эти свои приплела, и любовное письмо написала!
Она оттолкнула мою руку и, освободившись наконец, выбежала на дорогу. Я не останавливал. Медленно, будто пьяный, следил за тем, как ее фигурка удаляется все дальше, до тех пор, пока не скрылась за поворотом. Потом, скорее рефлекторно, поднял с земли помятый конверт с пылким признанием и засунул в карман пиджака. Там же я нащупал телефон и включив его, увидел двадцать пропущенных.
— Андрюха, приехал тебя вызволять, диктуй адрес, — весело прохрипел Макс — первый, кому я позвонил, — слушай, ну и дыра, тут куча собак, готов поспорить, они бешеные.
— Не более бешеные чем я, — мой ответ прозвучал после того, как я нажал отбой.
Гринберг подобрал меня на дороге. Как какого-то бомжа. Выглядел я соответствующе образу.
Первое время мы молчали, второе время — тоже. Из колонок раздавался шум дождя, музыка, которую Максу посоветовал его психолог. Мягкий ход машины, хлесткие мысли — мне нравились эти качели, этот небывалый контраст. Как пломбир в жаркий день. То что мне ни в коем случае нельзя мороженое, я не вспомнил.
Спустя пару часов Макс не выдержал и спросил, глядя в зеркало переднего вида:
— Повстречался с дикой кошкой? Слышал, их развелось невероятное множество в окраинах Новгорода.
— Заткнись. — Я удручающе потер щеку. — Больше ни слова об этой поездке. Ни единого, понял? Сделаем вид, что ничего не было, это приказ!
— Так точно, сэр! — отрапортовал Макс: — Отныне ваша командировка и очаровательный шрам на лице — То О Чем Нельзя Говорить. Я правильно понял?
— На самом деле, я мог сделать большую, непоправимую глупость, хорошо что ты приехал. — Я хмыкнул, разглядывая в зеркале следы четырех ногтей на моем лице. Прощальный подарок от той, которую я больше никогда не увижу.
В открытке, лежащей у меня на коленях, было четыре слова:
Спасибо за танец
Алевтина.
Глава 6. Моя другая жизнь
В палату ворвался сноп электрического света. На пороге появилась дежурная медсестра. Она сдула со лба прядь волос и шагнула внутрь. Высокая крупная женщина
