– Мы покидаем это место. Пошли с нами.
На что раввин ответил:
– Нет, я остаюсь. Я верую в Господа. Он спасёт меня.
Вода продолжала прибывать. К дому подплыла лодка, и люди, сидящие в ней, сказали:
– Здесь есть ещё одно место. Поехали с нами, ведь вода всё прибывает.
Раввин ответил:
– Нет. Я верую в Господа.
Лодка уплыла. Потом пришла другая, но раввин отказался сесть и в неё: он верил, что будет спасён Богом. Наконец прилетел вертолёт, и оттуда крикнули:
– Эй, это твой последний шанс. Мы бросим верёвку, по ней ты сможешь забраться сюда, больше помощи ждать неоткуда.
Но раввин отказался и на этот раз. Вода продолжала прибывать, и он, разумеется, утонул.
Встретив на небесах Бога, раввин спросил его:
– Я так верил в Тебя, Господи, как же Ты позволил мне утонуть?
На что Бог ответил:
– Я трижды пытался спасти тебя: дважды по моей воле к твоему дому приплывали лодки, а потом я посылал даже вертолёт.
Зачем учиться
Однажды к раввину Нафтали постучали. Нафтали открыл дверь и, по своему обыкновению, спросил: – Ты зачем пришёл?
– Я пришёл учиться у тебя, – ответил человек.
Нафтали захлопнул дверь и сказал:
– Поищи другое место. Я не учитель. Найдёшь себе другого, с кем изучать Писание.
– Но почему же? – спросила Нафтали его жена. – Почему ты прогнал его? Он производит впечатление искренне жаждущего.
– Те, кто интересуется изучением Писания, по большей части глупы. Они хотят «спрятаться», – сказал Нафтали.
На другой день постучал другой человек. Нафтали открыл дверь и спросил:
– Почему ты здесь? Чего тебе надо?
– Я пришёл, чтобы рядом с вами научиться служить человечеству, – ответил тот.
– Проваливай, – сказал Нафтали. – Ты ошибся дверью.
Жена была поражена:
– Он же не просил изучать с ним Писание. Из него получился бы великий преобразователь общества или что-то подобное. Он хотел служить человечеству. Такая чистая, верующая душа. Почему ты отказал ему?
– Тот, кто не знает сам себя, – сказал Нафтали, – не может никому служить. От его служения в итоге – одно несчастье.
На третий день постучал ещё один человек. Нафтали открыл дверь и спросил:
– А тебе чего?
– Я очень глуп, – ответил тот. – Нельзя ли мне немного помочь избавиться от этого?
Нафтали поцеловал его и сказал:
– Входи. Я жду тебя.
Лошадки одной масти
Ехал однажды магнат в роскошной карете, которую везла шестёрка породистых лошадей, купленных в разных странах. Карета завязла в трясине, и сколько кучер ни стегал лошадей, они не могли сдвинуться с места. Но тут появился крестьянин на телеге, которую везла пара лошадок, и с лёгкостью проехал через ту самую трясину. Магнат изумился и спросил крестьянина:
– В чём сила твоих лошадей?
И тот сказал ему:
– Ваши лошади хоть и сильны в отдельности, но все разной породы, и нет между ними никакой связи. Каждая считает себя породистее другой и клонит в свою сторону: стегнёшь одну, а другая этому только радуется. А у меня лошадки простые, одной масти: кобыла со своим жеребёнком. Чуть пригрозишь кнутом одной из них, так другая все силы прикладывает, чтобы помочь той, что рядом.
Молитва сапожника
Как-то сапожник пришёл к раввину из Гера и сказал:
– Скажи, как мне поступить с утренней молитвой? Мои клиенты – небогатые люди, у них всего лишь по одной паре обуви. Я беру в ремонт их обувь вечером и работаю большую часть ночи. К рассвету я не успеваю всё закончить, а ведь людям нужна обувь до начала работы. Как же мне быть с утренней молитвой?
– Как ты молился до сих пор?
– Иногда я быстро проговариваю молитву и возвращаюсь к работе, но затем мне становится не по себе. Иногда мне приходится и вовсе пропускать молитву. В этом случае я также ощущаю чувство какой-то потери, и каждый раз, когда поднимаю обувной молоток, я почти слышу вздох своего сердца: «Как же мне не везёт; у меня совсем нет времени на утреннюю молитву!»
– Если бы я был Богом, – ответил раввин, – то этот вздох для меня был бы дороже самой молитвы.
Кузнечные меха
Один неверующий, который был к тому же насмешником и злопыхателем, пришёл к маггиду из Дубно и стал глумливо утверждать, что Бога нет.
– Если ты убедишь меня в том, что Бог существует, я признаю тебя великим учителем, – заявил он мудрецу.
– Расскажу-ка я тебе притчу, – сказал маггид. – Однажды принёс купец домой кузнечные меха, дал их своему работнику и сказал:
– Если тебе понадобится раздуть огонь, растягивай меха, как гармошку, и пламя разгорится.
На следующий день пришёл работник к купцу и говорит:
– Не работают меха. Как ни старался, не разгорается огонь.
Купец решил разобраться, в чём дело. Заглянул в печь, а там – ни искорки. Угли давно погасли и остыли. Тогда он сказал работнику:
– Как же ты хочешь, чтобы разгорелся огонь, если его и вовсе нет. Даже искры не осталось, а без неё пламя не раздуть. Раздобыл бы ты горящий уголек у соседа или спичкой чиркнул бы, тогда – дело другое.
– Так и с неверующим, который и мысли не допускает, что Бог существует, – заключил маггид из Дубно. – Была бы в тебе хоть искра веры, я помог бы тебе её раздуть, как раздувают мехами огонь. Но ты погасил в своей душе эту искру. Поэтому не стану я тратить на тебя слов впустую.
Два способа согревания
Однажды весьма уважаемый раввин навестил младшего коллегу, известного своей исключительной набожностью. На старого человека произвела сильное впечатление погружённость молодого раввина в молитвы, в изучение древних книг, и его заинтересовала причина такого непоколебимого благочестия. Как объяснил радушный хозяин, он, полностью сосредоточившись на своих занятиях, отгородил себя от внешних факторов, которые могли бы отвлечь его внимание. Действительно, гость заметил, что многие соседи молодого раввина заняты делами, весьма далёкими от благочестия.
Его комментарий к услышанному и увиденному прозвучал так:
– Когда на улице холодно, можно согреться двумя способами. Первый – надеть меховую шубу, второй – разжечь огонь. Но тёплая шуба будет греть только одного человека, а огонь согреет любого, кто к нему приблизится.
Как не плакать?
Когда р. Иоханан бен Заккай заболел, ученики пришли его проведать. При виде их слёзы потекли у него из глаз.
– Учитель! – заговорили они. – Светоч Израиля! Столп народный! Молот могучий! О чём плачешь ты?
Отвечал р. Иоханан:
– Дети мои! Если бы меня повели к царю смертному, который сегодня здесь, а завтра в могиле и гнев которого не вечен; и если он в темницу заключит меня, то не на веки, и если казнит меня, то казнь та не вечная; и словами можно умилостивить его, и подарками задобрить, – я и тогда плакал бы. Тем более теперь, когда поведут меня к Царю царей, свят и благословен Он, жив и сущ во веки вечные! Если Он вознегодует на меня, негодование это будет вечным, и если Он в темницу заключит меня, заключение это будет вечным, казнит меня – казнь моя станет казнью вечною. И словами мне не умилостивить Его и подарками не задобрить. И мало того: два пути лежат передо мною – один в рай, другой в ад, и не знаю я, которым из двух путей поведут меня. Как же не плакать мне?
Телеграмма
Жил-был еврейский крестьянин по имени Иосиф. Он очень любил философствовать. Ему было трудно что-либо делать, так как думы отнимали у него всё его время, и к тому моменту, когда он был готов, возможность бывала утеряна.
Однажды, уезжая на базар, чтобы продать пшеницу, Иосиф сказал жене:
– Сразу же, как продам пшеницу, я пошлю тебе телеграмму.
Он продал пшеницу с большой прибылью и отправился на почту. Там он заполнил бланк и начал думать. Потом он написал такую телеграмму:
«Пшеница продана выгодно. Приезжаю завтра. Люблю и целую. Иосиф».
Затем он начал размышлять: «Моя жена подумает, что я сошёл с ума. Почему «выгодно»? Я что, собирался продать пшеницу с убытком?» Поэтому он вычеркнул слово «выгодно».
Далее он стал внимательнее: ведь если он написал одно неверное слово, то мог сделать и другие ошибки, поэтому он стал раздумывать над каждым словом. И он сказал себе: «Почему «приезжаю завтра»? Я что, собирался приехать в следующем месяце? Или в будущем году? Моя жена и так знает, что я приеду, как только продам пшеницу». Поэтому он вычеркнул слова «приезжаю завтра».
Далее он подумал: «Моя жена и так прекрасно знает, что я поехал продавать пшеницу, так зачем писать «пшеница продана»?» Он это тоже вычеркнул, а потом начал смеяться. Он подумал: «Я пишу своей жене, зачем же мне писать «люблю и целую»? Я что, пишу чужой жене? Это что, день рожденья моей жены или какой-нибудь праздник?» Так он и эти слова вычеркнул.
Теперь осталось только имя «Иосиф».
Посмотрев на имя, он сказал себе: «Иосиф, ты что, с ума сошёл? Твоя жена знает, как тебя зовут».
Поэтому он порвал телеграмму и, счастливый, что сэкономил много денег и избежал глупости, ушёл с почты.
