В тот же вечер Шарон, оставив небольшие гарнизоны в каждом из взятых им египетских форпостов, вышел к Митле и обнял дожидавшегося его Рафуля – такое боевое прозвище получил Рафаэль Эйтан. Комбат тут же доложил ему обстановку – его отряд уже успел вступить в несколько стычек с египетскими патрулями, оказался под бомбежкой египетских МИГов, но в целом все было в порядке. После его доклада Шарон приступил к осмотру позиции, занятой его полком, и остался ею недоволен: местность была слишком открытой, и в случае налета авиации или артобстрела и бронетехника, и личный состав оказались бы слишком легкой добычей для врага. А, между тем, совсем рядом был перевал Митла, способный стать прекрасным естественным укрытием и от танков, и от авиации! После того, как в результате налета египетских самолетов-разведчиков погибло четыре его бойца, Шарон укрепился в своем мнении: перевал надо взять.
Это было настолько очевидно, что Шарон связался с Даяном, чтобы получить разрешение на штурм перевала только для того, чтобы соблюсти субординацию. Но каков же было его удивление, когда Даян категорически запретил двигаться вперед и приказал оставаться на месте. Прибывший вскоре к мемориалу Паркера Давид Элазар поздравил Шарона от имени Даяна с блестящим – пока – ходом операции и повторил его приказ: до особого указания в бой за перевал не вступать.
Однако Шарон продолжал настаивать на своем, и чтобы разобраться в ситуации к нему был направлен начальник штаба командования Южным округом Рехаваам Зеэви, по прозвищу Ганди.
Свое прозвище он получил за то, что, будучи смуглым и страшно худым, он в молодости внешне напоминал знаменитого индуса. Но по своей внутренней сути Зеэви, скорее соответствовал своей фамилии, которую на русский язык можно перевести, как "Волков". Он действительно умел вместе со своими подразделениями волком вцепиться в горло противника и уже не отпускал его, пока тот сохранял хоть какую-то способность к сопротивлению. Но вдобавок к этим волчьим повадкам, как уверяют многие израильские генералы в своих мемуарах, Зеэви обладал лисьей натурой и поистине иезуитским умом.
Осмотрев позицию, Ганди решил, что Шарон прав: на склонах перевала его бойцам будет куда удобнее. С другой стороны, он помнил о наставлении Даяна ни в коем случае разрешения на штурм не давать, а ссориться с начальством ему совсем не хотелось. И тогда многомудрый лис с волчьей фамилией предложил поистине Соломоново, как казалось в те минуты решение. "Атаковать перевал категорически запрещено, – сказал Ганди Шарону, – но никто не запрещает тебе послать к нему разведку. Проверьте, что там делается, но в бой, конечно, ни в коем случае не вступайте!".
Произнеся эти слова, Ганди улетел, а Шарон понял, что получил карт-бланш.
Он вызвал к себе Моту Гура и велел ему взять… три танка, две роты солдат, батарею тяжелых минометов, грузовик для разведгруппы, бензозаправщик и отправиться в разведку на перевал.
– Только в бой ни с кем не вступать! – сказал Шарон Гуру, провожая его группу на задание.
– Совсем ни с кем? – переспросил Гур, оглядываясь на стоявшие сзади него три танка.
– Совсем ни с кем! – подтвердил Шарон и при этом как-то странно сморгнул.
Все, что происходило дальше подробно и достаточно достоверно описано в "Дневнике Синайской компании" Моше Даяна.
"Как только колонна вошла в проход, с обеих сторон с гор по ним был открыт огонь. Разрешение на высылку патруля давалось с условием не принимать серьезного боя, однако группа продолжала продвигаться вперед, считая, что перевал удерживает только небольшая египетская часть. По мере того, как голова колонны все больше углублялась в узкий проход, огонь становился более интенсивным и наносил ущерб полугусеничным бронемашинам и сидящим в них военнослужащим. Командир группы поспешил на помощь терпящим бедствие солдатам, но оказался в западне, не имея возможности пробиться ни вперед, ни назад. Несмотря на губительный огонь сверху, головной части колонны численностью больше роты удалось пробиться к западной оконечности перевала, в то время как остальных противник прижал к земле. Потери росли.
В течение семи часов – с 13.00 до 20.00 – вели крайне трудный и ожесточенный бой с противником, пока не овладели его позициями и не заняли перевал целиком. Такой битвы не могли припомнить даже закаленные в стычках с врагом ветераны этого подразделения. Потери были беспрецедентно высокими: тридцать восемь погибших и 120 раненных. Противник надежно укрепился в естественных и искусственных укрытиях на склонах гор по обеим сторонам перевала, встречая наступающих огнем из автоматического оружия и противотанковых пушек.
Ранним утром 30 октября египетская 2-я бригада направила для занятия перевала 5-й батальон, усиленный ротой 6-ого батальона. Пять пехотных рот египетского контингента имели на вооружении четырнадцать пулеметов, двенадцать 57-миллиметровых противотанковых пушек и около сорока чешских безоткатных орудий. Поддержку с воздуха неприятелю оказывали четыре "Метеора", которые прикрывали шесть МИГов, поднимавшихся с аэропорта Кабрит. Истребительного противодействия самолеты противника с нашей стороны не встречали. В то время поблизости от перевала находились шесть наших "Ураганов", но из-за плохой связи наземные части не смогли обратиться к ним за помощью.
В самом начале боя загорелся бензозаправщик, вслед за тем взлетел на воздух грузовик с боеприпасами и еще три машины. Комроты, выпрыгнувший из своей полугусеничной бронемашины, погиб на месте. 120-мм минометы, которым отводилась роль огневой поддержки, были выведены из строя. Четыре полугусеничные бронемашины, танк. Джип и санитарный автомобиль получили повреждения и лишились хода.
Единственным выходом для парашютистов было подняться на горные склоны и в рукопашной схватке одну за другой захватить вражеские позиции. Речь шла не только о том, чтобы выйти из боя победителями. Но и о том, чтобы обеспечить возможность вынести с поля боя убитых и раненых товарищей. лежавших тут и там среди пылавшей техники.
Именно так они и поступили. Не думаю, что есть в нашей армии еще хоть одно подразделение, которое могло бы в таких условиях сделать больше, чем сделали парашютисты. Те из них, кто вырвался из западни, вместе с еще двумя ротами, присланными на помощь комбригом (правильнее: комполка, то есть Ариэлем Шароном – П.Л,), обошли египетские посты, взобрались на горы, а затем ворвались на вражеские позиции. В итоге с наступлением темноты способные передвигаться египтяне бежали через Суэцкий канал, оставив 150 убитых (на самом деле 260- АВТ.).
Кровавая битва за Хейтанский проход имела бы смысл, если бы задачей бригады было выйти к Суэцу, при том, что путь им преграждал закрепившийся на перевале неприятель. Однако в сложившейся ситуации, когда нашей целью являлось выдвижение на юг и захват Шарм аш-Шейха, а ни в коем случае не выход к Суэцу, не было жизненно важной необходимости атаковать египетские части, атаковавшие подступы к каналу. Мужество, Боевой дух и мастерство парашютистов заслуживают самых высоких похвал, но мы вполне могли обойтись без этого сражения. Более того, после овладения первалом десантники не сменили дислокацию. Таким образом, они атаковали объект, захватили его и затем, оставив, вернулись к памятнику Паркеру".
* * *
– Ты положил 38 человек ни за что, за кусок дерьма! Я хочу знать, как после этого ты будешь смотреть в глазах их родителям, женам и детям?! – бросил Моше Даян в лицо Шарону страшное обвинение, когда все было кончено.
Между тем, в своих мемуарах Даян, во-первых, осторожно признает, что на самом деле прекрасно понимал, какие мотивы двигали Шароном, когда он решил взять перевал, а, во-вторых, частично берет вину на себя, говоря, что не сумел создать "нужную атмосферу доверия", которая помогла бы комполка понять, почему он запрещает ему брать Митлу.
Слова об отсутствии доверия объясняют многое: после того, как отношения между ними испортились, Даян решил говорить с Шароном исключительно на языке приказов, сведя все общение с ним к уровню взаимоотношений между начальником и подчиненным. В результате Шарон не знал, что ЦАХАЛ не собирается брать Суэц и взятие Митлы является совершенно излишним. К тому же он не был информирован о данных авиаразведки, согласно которым на перевале базировались немалые силы египтян и к ним постоянно подходило подкрепление. По мнению Даяна, Шарон должен был делать только, что ему велено – и точка.
Уже в первые дни Синайской компании Моше Даян возложил отвественность за все происшедшее у перевала Митла на Шарона, справедливо обвинив его в нарушении приказа, а также в неверной организации боя, что тоже было справедливо, так как колонна "разведчиков" двигалась с нарушением предписанных боевым уставом ЦАХАЛа правил и в немалой степени именно поэтому оказалась столь уязвимой.
