Правда, дань эта менее тяжкая, чем та, которую взяли с японской столицы американские бомбардировщики за вторую мировую войну. Чтобы не быть голословным, скажем здесь заранее, что землетрясение 1923 года разрушило в Токио 351 тысячу жилищ и унесло 58 тысяч человеческих жизней, тогда как бомбы за 1945 год уничтожили 767 тысяч строений и убили 167 тысяч человек. Это доказывает, что, творя зло, человеку иногда удается превзойти природу.
Как наблюдал землетрясение профессор ИмамураВпрочем, если мы хотим присутствовать при потрясающей трагедии 1923 года, нам придется покинуть мирную Сен-Морскую обсерваторию, где эта смертоносная катастрофа проявилась только в виде безобидной сейсмограммы, и выехать на «место преступления». Отправимся же с вами самым коротким путем в Токио. Вообразим, что мы пролетаем над столицей Японии жарким утром 1 сентября 1923 года.
Токио тогда совсем не походил на город, построенный в сверхамериканском стиле, каким он стал в наши дни. В 1923 году там насчитывалось «только» 2173 тысячи жителей и столица Японии казалась европейцу, по крайней мере за пределами делового квартала Тийода, не крупным современным городом, а скорее гигантским скоплением примыкающих друг к другу селений. С самолета было отчетливо видно, что Токио делится на верхний и нижний город. Последний омывается морем, пересекается рекой Сумидой и прорезан многочисленными каналами, через которые переброшено не менее 5 тысяч мостиков. Уже в то время нижняя часть города была районом заводов и крупных рисовых элеваторов. Здесь ютилась беднота. Убогие улочки с ветхими лачугами и лавчонками, переполненными невообразимым хламьем, кишели вывесками и флагами, испещренными рекламами, что придавало им своеобразный колорит.
На противоположном берегу Сумиды к северу и западу простирается пояс живописных холмов. Вот на этих-то холмах и возводились храмы и дворцы, разбивались парки и сады. Впрочем, и у дворцов, выдержанных в серых тонах, был унылый вид, не исключая и императорского дворца, скрывающегося за оградой и окруженного наполненным водой рвом. Недалеко от дворца, примерно в трех километрах от центральных кварталов, на склоне холма, у подножия которого простирались сады Асакуса и нижний город, возвышались корпуса императорского университета.
Здесь-то мы и предполагаем установить свой наблюдательный пункт. Да и можно ли выбрать себе лучшего гида, чем этот крепкий, коренастый пятидесятилетний человек, который работает в своем кабинете, рядом с сейсмологической лабораторией! Но разрешите мне представить вам Акитунэ Имамуру, профессора сейсмологии Токийского университета, и его коллегу Омори, одного из ведущих японских геофизиков.
Утро 1 сентября началось с сильного ветра и дождя, но вскоре небо прояснилось, и увы!., снова засияло солнце. Мы говорим «увы», потому что уже в течение ряда дней стоял нестерпимый зной. Жара угрожала продержаться и на следующий день, критический для японских землепашцев, день, который народ называет «Нихьяку-тока».
И вдруг в 11 часов 58 минут (по местному времени) профессор Имамура, работая за письменным столом, ощутил легкий толчок. Он ничуть не встревожился, привыкнув к тому, что его родная земля постоянно содрогается. Это было маленькое землетрясение, вот и все, такое, какие случаются по 7500 раз в год и не вызывают никаких последствий. По привычке, ученый стал в уме отсчитывать секунды и на четвертой заметил, что сотрясение не только не прекращается, но, наоборот, усиливается и становится угрожающим. Через семь-восемь секунд здание начало глухо дрожать. «Что это, максимальная фаза землетрясения, — спросил себя Имамура, — или только предварительная?»
Сделаем здесь небольшое отступление. Частота землетрясений в Японии привела к тому, что ее население как бы свыклось с опасностью и стало относиться к ней несколько беззаботно. Но такие крупные ученые, как Имамура, наоборот, усилили внимание к сейсмическим явлениям. Имамура еще в 1905 году предостерегал на страницах газеты «Тайя», что отнюдь не исключается менее безобидное землетрясение, которое неизбежно вызовет пожар, и задал вопрос: «Есть ли уже сейчас уверенность в том, что можно будет использовать водопровод и что борьба с огнем хорошо организована?» Профессор Омори, со своей стороны, затронул этот деликатный вопрос. Но в то время у властей были совсем другие заботы; им было недосуг прислушиваться к голосу этих глашатаев беды. Только что закончилась русско-японская война, Япония выдвинулась в число держав, руководивших судьбами мира, крупные промышленные и торговые фирмы процветали. Власти, несомненно, считали более выгодным укреплять экономическую и военную мощь страны, чем готовиться к сейсмической катастрофе, которая могла ведь и не разразиться.
Возможно, что Имамура, невозмутимо отсчитывая секунды, вспомнил о своих вещих предсказаниях. Сотрясение определенно не прекращалось, и на 12-й секунде ученый сказал себе: «Внимание, начинается главная фаза». Колебания земной коры действительно становились все сильнее. Когда прошло еще четыре-пять секунд, Имамура решил, что землетрясение достигло апогея. С крыши дождем падала черепица, и все здание трепало, как судно в бурю. Имамура удивился, что ему удалось удержаться на ногах. Нас тоже поражает изумительное спокойствие ученого, который, вместо того чтобы выпрыгнуть в окно, отсчитывал секунды и занимался наблюдениями. Прошло еще 10 секунд.
Движение земной коры было по-прежнему сильным, но характер его изменился: колебания замедлились, а амплитуда их увеличилась. Тогда ученый встал, вышел, шатаясь, из кабинета и спустился к сейсмографам.
Там собрались уже почти все его ассистенты. Многие особо чувствительные приборы, дающие увеличенное изображение смещений грунта, были выведены из строя при первых же сотрясениях, но оставалось еще шесть сейсмографов, на показания которых можно было положиться. Бригада немедленно принялась за расшифровку записей. Землетрясение продолжалось; за потрескавшимися стенами обсерватории простиралась столица, ставшая жертвой катаклизма; в университете начался пожар. Профессору потребовалось менее получаса, чтобы сделать первые выводы: время пробега первой волны составляло 13,9 секунды; предположив, что скорость ее равнялась 7,5 километра в секунду, можно было определить местоположение эпицентра на расстоянии 104 километров к юго-западу от Токио. Следовательно, предварительный толчок был дан под заливом Сагами, то же, видимо, относилось и к главному толчку.
Минута, изменившая судьбуОколо 12 часов 15 минут Имамура покинул обсерваторию и пошел в город. Он должен был теперь собрать сведения, необходимые для определения интенсивности землетрясения, и осмотреть разрушения. Башня метеорологической обсерватории устояла, но стрелки огромных часов остановились на 11 часах 58 минутах. Разрушительный толчок продолжался менее минуты, а максимальная амплитуда колебаний достигла 0,87 метра, при среднем периоде волны 1,33 секунды. Этой минуты было достаточно, чтобы уничтожить Токио, Иокогаму, находящуюся в 32 километрах, и даже целый район длиной 150 километров и шириной 100 километров, то есть всю равнину Канто. Человеку, заснувшему в 11 часов 58 минут и проснувшемуся в 11 часов 59 минут могло показаться, что он спал целую вечность, а бог Хронос за это время успел превратить живой, деятельный и шумный город в груды развалин, среди которых торчали одинокие бетонные кубы.
Нет ничего более потрясающего, более ошеломительного, чем эта чудовищная внезапность. Менее чем за 60 секунд обрушились тысячи зданий, были вычеркнуты из жизни десятки тысяч людей, а те, кто остался в живых, кто не был погребен под развалинами, очутились под открытым небом, охваченные неописуемым ужасом, онемевшие перед жуткой картиной светопреставления.
Да, в 11 часов 58 минут Токио был еще кипучей столицей, хотя движение на улицах несколько ослабело. Ведь 12 часов — это время обеда. Но в 11 часов 59 минут на целые километры протянулись груды обломков. Если свидетели Сан-Францисского землетрясения 1906 года видели перед собой уцелевшие слепые окна или просто растрескавшиеся дома, то в Токио, за исключением нескольких железобетонных строений, ничего не осталось. Жизнь в городе сразу замерла. Воцарилась страшная тишина, нарушаемая только гулом обвалов и криками раненых. Столица почти мгновенно превратилась в кладбище. Но долго ли продолжалась такая гробовая тишина?.. Нет! Ведь не прошло и минуты, как катастрофа приняла иной облик. Развалины превратились в настоящий ад: одновременно в разных точках горизонта в небо взвились столбы черного дыма, сквозь который пробивались языки пламени.
Огненный прилив«Поистине загадочным представляется то обстоятельство, что почти тут же после первого толчка, за столь короткий срок, в самых различных местах вспыхнуло так много пожаров», — заявляется в официальном отчете японского правительства. Дело в том, что в полдень в городе насчитывалось уже 134 очага пожара. Вспомним, что в этот час во всех домах, во всех гостиницах и ресторанах, на газовых плитах или на жаровнях готовился обед или кипятилась вода для чая. Захваченные врасплох землетрясением и второпях выбегая на улицу, только немногие хозяйки или повара подумали о том, что надо погасить огонь. Вспомним также, что легкие японские домики, сделанные из быстро воспламеняющихся материалов, были лакомой пищей для огня. Такой же пищей для него стали химические продукты, хранившиеся на складах. Ведь, как только были повреждены газопроводы и электрические кабели, не хватало только незначительной вспышки газа или электрической искры, чтобы превратить склады химических продуктов в неугасимые факелы.
