– Знаешь, – Слоун едва сдерживал раздражение, – только потому, что мы друзья, я позволяю тебе дурачить меня. Я знаю, что ты на грани срыва. Поэтому пора отбросить всякий вздор и действовать.
Тайсон, прищурясь, рассматривал нарисованную им карту и добавил еще одну деталь.
Слоун подвинулся поближе.
– Итак, мы возбуждаем дело? Или Эндрю Пикар и его свидетели говорят правду? Участвовал ли ты, Бенджамин Тайсон, или нет, непосредственно или косвенно, в убийстве мужчин, женщин, детей, монахинь, медперсонала и так далее в госпитале Мизерикорд?
Тайсон отодвинул блокнот в сторону, продолжая жевать кусок тоста, потом, встретившись взглядом со Слоуном, сказал:
– Полагаю, что тебе следует знать. Да, я, как намекает Пикар, виновен в убийстве.
К своей чести, подумал Тайсон, Фил не сделал удивленное лицо. Он просто кивнул.
– Тут конец разговорам о гражданском иске, – продолжал Тайсон. – Извини, что разочаровал тебя и что водил так долго за нос. Но ты меня понимаешь.
– Я не разочарован. Вернее, разочарован, но тем, что ты не доверился мне раньше и что не думаешь о себе, как о невиновном.
– Я невиновен.
Слоун немного помолчал.
– Это решать правосудию, а не тебе. Послушай, в случае предъявления обвинений, а потом отклонения иска или же после расследования, когда тебя сочтут невиновным, тогда ты можешь выиграть гражданское дело о клевете. Улавливаешь?
Тайсон кивнул. Этот человек былнастойчивым и, очевидно, все продумал заранее.
Слоуна понесло:
– Но ты должен сейчас отдать инициативу в мои руки. Мы не можем больше откладывать и медлить с решением по предъявлению иска до тех пор, пока все это не обернулось обвинением в уголовных преступлениях. Это решит исход твоего заявления насчет возможного правительственного контроля над гражданским процессом. Поставленные в подобное положение, они обязательно попытаются выгородить нас. Я могу годами возобновлять иск, не доводя его до суда. Такую штуку – без поражения твоих прав – нельзя проделать с уголовными обвинениями.
Тайсон думал, что их юридическая стратегия больше походила на уловки Макиавелли. Военная доктрина основана на простоте, скорости и в целом на понятных задачах.
– У меня голова идет кругом, – сказал Тайсон. – Во всяком случае, с незначительными поправками Пикар рассказал правду.
– О! Кому нужна эта правда? – Слоун еще больше наклонился над столом и заговорил почти шепотом: – Слушай меня. Мне наорать, виновен ты или нет. Ты отнял у меня кучу времени, пытаясь затуманить мне голову этим, не имеющим никакого отношения к нашему делу, фактом. Меня касается только то, что происходит сейчас.Тебя приложили в прессе, от тебя отвернулись твои сослуживцы, тебе делают замечания равные по положению люди, а эта продажная тварь Пикар выставил тебя на посмешище по телевидению и на радио. Надо положить этому конец.
– Пикар не продажная тварь, – ответил Тайсон. – Я читал его книгу и видел его по телевизору. Я бы хотел, чтобы он таковым оказался, но увы! Он надменный идиот, а не чей-нибудь прихлебатель. Во-вторых, даже возбуждение цивилизованного гражданского дела окажется не лучшим выходом для того, чтобы раздать обидчикам по горькой пилюле или перерезать им глотки. Если я и пойду на предъявление иска, то не из мести. В-третьих, несмотря на то, что ты хорошо оперируешь законами нашей правоохранительной системы, я не уверен в том, что трибунал сочтет меня невиновным.
– Еще должны быть показания свидетелей.
Тайсон пожал плечами.
– Если дело дойдет до суда, тогда мы решим это.
Слоун барабанил пальцами по столу.
– Знаешь, настало время сделать публичное заявление. Что-то... что-то наподобие того, что ты говорил раньше... о самом сражении. Что-нибудь эффектное, что это был хаос... более того... что это была грубая военная ошибка, величайшая глупость, приведшая к ненужным смертям...
– Какого черта это нужно делать?
– О, ты будешь удивлен. Предположения – это не обвинения.
Тайсон наблюдал, как тень пролетавшего самолета быстрым зверьком метнулась через поле для игры в гольф.
– Как ни верти, – обратился он к Слоуну, – предположения были, есть и будут. Я не законовед, Фил, но позволь мне рассказать, что я знаю о человеческой натуре. Тут перед нами обширные общественные познания о вымышленном преступлении не определенной пока степени важности. Так же, как ты мешаешь о денежных знаках, адвокаты из министерства юстиции или из высшего военного суда мечтают о славе. – Тайсон закурил. – Здесь мы имеем публичное представление со всеми атрибутами: убийство, заговор, Вьетнам, гнусные подробности и разоблачение – цирк с тремя аренами, заполненными акробатами, жонглерами, факирами, клоунами и канатоходцами. Да, ты прав: невиновность или вина, причем здесь это?
– Чистейшей воды цинизм!
Тайсон рассмеялся.
– И этоговорит юрист?
– Прекрати, Бен. Я пытаюсь помочь тебе. И мне не понравилось замечание насчет денег.
– Я знаю, что ты в это влезаешь не только из-за денег, Филипп. Ты тоже рассчитываешь на освещение событий в прессе. Несчастье одного – известность и удача другого. Но это нормально. Не беспокойся.
– Ты становишься параноиком.
– Паранойя однажды сохранила мне жизнь.
Слоун налил им обоим еще по чашке кофе.
– Ты определенно вносишь нечто новое в правоохранительную систему.
Тайсон, казалось, не слушал его.
– Вот важная вещь, над которой я думаю: как меня в конечном счете собираются судить? По закону или как язычники – на глазах у соплеменников. Некоторые из них, – продолжил Бен, – были европейцы, Фил, такие, как и мы, белые. Солдатам было легче. Они отделались поверхностным объяснением за двести или триста трупов раскосых обезьян. А я должен оправдаться за дюжину мертвых белых людей. Во время войны, впрочем как и в мирной жизни, в расчет принимается не количество, а качество.
Филипп Слоун, казалось, не заметил сарказма и утвердительно кивнул. Он сказал тихо, будто самому себе:
– Католики... Азиаты были католиками...
– Да, Фил. Все вьетнамские монахи, очевидно, были католиками. Вероятно, многие пациенты тоже были ими. В этом пригороде Хюэ в основном жили католики. Может быть, некоторые европейцы были протестантами, что еще хуже. – Тайсон снова закурил. – Пусть даже не было священников...
– Слава Богу!
– ...однако много младенцев, беременные женщины, дети, больные, раненые...
– Боже!
– Вот, что ты найдешь в госпитале. Фил. В войну берешь то, что достается.
Слоун дико посмотрел на него.
– Ты сумасшедший?
– А вот это интересный вопрос. – Тайсон подмигнул и встал. Он отдал Слоуну блокнот. – Ты видишь, какую ошибку совершила морская пехота?
На мгновение смутившийся Слоун посмотрел на рисунок.
– Ага...
– Это ясно, как божий день, правда же? Посмотри, вместо того чтобы переправляться через реку на север в сердце цитадели, им нужно было обогнуть крепость и зайти с запада. Тогда бы эти подразделения блокировали западные ворота крепости. – Тайсон похлопал ладонью по желтой линованной бумаге. – В этом – ключ к успеху. Коммунисты доставляли боеприпасы и пополнение через западные ворота. И никто в этом районе сосредоточения не остановил их. Моя рота двигалась к западной стене, но мы выбились из сил, шли еле-еле. Пикар прокомментировал эту ошибку морской пехоты. Видишь ли, после всех этих лет кое-кто из этих морских пехотинцев остался во флоте. Semper Fidelis[9]. Службу в армии не чернят. Даже когда считают, что ты говоришь правду слишком поздно.
– Он очернил тебя и твое подразделение легко и просто. Что тебе сейчас необходимо – так это доказательство виновности какого-нибудь командира старше тебя по званию. Если ты предстанешь перед трибуналом, ты можешь вызвать в суд под угрозой штрафа любого командира, который находился в радиусе двадцати миль от Хюэ в тот день. Дай понять армии, что ты – мелкая сошка и не сядешь за решетку один. Пускайся во все тяжкие.
Тайсон не мигая смотрел на соседа по столику:
– Тебе не кажется, что это походит на отсутствие элементарной честности? Любой дурак из службы подготовки офицеров резерва, включая такого же лейтенанта, как я, может оказаться военным гением двадцать лет спустя после прочтения доходчиво написанной истории сражения. Но настоящий гений – это тот, который понимает суть сиюминутной ситуации. Лежа на брюхе, обмотанный пятью радиотелефонами, с доносящимися оттуда криками, с умирающими или кричащими от боли ранеными, с мокрыми от страха штанами, когда рядом рвутся снаряды. – Тайсон стукнул по столу три раза. Бум, бум, бум!
Слоун огляделся вокруг и заметил, что на них оборачиваются.
Тайсон выпрямился и выплюнул окурок на каменный пол. Его голос звучал странно тихо:
