По указанию «Генри» он расширил число своих контактов, заводя дружбу с людьми, занимавшими важные посты в таких учреждениях, как Форин Оффис или министерство обороны. Пока шла война, он в любое время мог свободно заходить в главные здания этих министерств. Все часовые и вахтеры знали его в лицо, и он запросто разгуливал там, куда даже членам парламента не было ходу.
В эти же годы Гай установил дружеские отношения еще с одним очень интересным для нас лицом — Деннисом Проктором — личным секретарем бывшего премьер-министра Стенли Болдуина. Проктор, как и Бёрджесс, выпускник Кембриджа, был членом общества Апостолов и знал Бёрджесса задолго до того, как Гай поступил в университет. Проктор бесхитростно открывал Бёрджессу различные аспекты политических связей Великобритании и Соединенных Штатов. Он, не задумываясь, со всеми подробностями рассказал Бёрджессу о секретных переговорах между Рузвельтом и Черчиллем во время конференции в Касабланке в январе 1943 года. Проктор сообщил ему также бесценнейшую информацию о том, что союзники планируют высадку в Сицилии в июне 1943 года, а широкомасштабное вторжение на территорию Франции отложили до 1944 года.
В августе 1943 года немцы потерпели тяжелое поражение в битве на Курской дуге, и в это же время Проктор упомянул в беседе с Бёрджессом о «Квадранте» — секретной встрече между Черчиллем и Рузвельтом, которая произошла в Квебеке. В ходе этой встречи оба лидера решили сделать операцию Оверлорд (высадка войск на побережье Франции с помощью танков-амфибий) главным звеном заключительной стадии войны, а также одобрили средиземноморские планы Эйзенхауэра, предусматривавшие высадку на итальянский полуостров. Эта ценнейшая информация была передана Сталину через Бёрджесса и поступила намного раньше того, как оба наших союзника соблаговолили известить Сталина о своих намерениях.
Служебное положение Проктора давало ему доступ не только к секретным документам, но и к устной секретной информации, которую англичане из соображений элементарной осторожности не доверяли бумаге. Все написанное оставляет след. Нацарапаешь несколько слов на бумаге — и утечка информации произошла. У документов своя жизнь и свое будущее, которое никому неподвластно. В некоторых сверхсекретных учреждениях писать вообще не разрешается, чтобы не подвергать себя колоссальному риску. Единственный способ его избежать — передавать информацию устно. Это практикуется во всех странах мира. Политические деятели и функционеры встречаются, обсуждают свои дела, принимают решения, но записей никаких не делают и протоколов не ведут. Деннис Проктор, как уже было сказано, имел доступ к такому материалу и, сам этого не подозревая, передал его нам через Гая Бёрджесса. Вот пример, когда ценность агента определяется не только доступом к секретным документам, но и возможностью получать устную информацию.
Это не однажды доказал Гай Бёрджесс.
Бёрджесс был особенно хорош в установлении необходимых контактов с людьми из разных социальных слоев. Шли годы, а его главная ценность как агента КГБ переключилась с умения вербовать первоклассных агентов на сбор информации, не возбуждая у своего источника ни малейшего подозрения. Бёрджесс был в дружеских отношениях с уборщицами, таксистами, министерскими курьерами, швейцарами, аристократами, академиками, чиновниками и политическими деятелями, но никто из них не был его агентом, что вовсе и не требовалось.
Подобно Бёрджессу Энтони Блант по-своему активно «воевал». Вскоре по возвращении из Бельгии Виктор Ротшильд познакомил его с Гаем Лидделлом, заместителем руководителя английской контрразведки. Все первоначальные сомнения в отношении благонадежности Бланта, должно быть, рассеялись, потому что Лидделл предложил ему место в МИ-5. Когда он устроился туда, часть задания, поставленного перед ним «Генри» (Анатолием Горским), была выполнена.
Блант быстро завоевал благорасположение своего начальства, а главное — Гая Лидлелла, который стал его близким другом. Лидделл был важной фигурой среди сотрудников английской контрразведки; он любил свою работу и выполнял ее ловко и тонко. Блант ему тоже очень нравился, так нравился, что он готов был рассказывать ему о таких вещах, о которых в нормальной обстановке побоишься рассказать собственной жене. «Ян» (наше кодовое имя Бланта) был также в прекрасных отношениях с Диком Уайтом, будущим шефом английской разведки (СИС). Они часто виделись, обедали вместе в столовой и разговаривали о самых разных вещах. Блант не упускал ни единой возможности поговорить с Уайтом. Оба сгорали от страсти к искусству; Уайт был человеком развитым, и его интересовали те же предметы, что и Бланта, особенно архитектура, литература и главное — картины. Они без устали говорили о них. Их встречи давали им отдохновение от напряженной разведывательной работы военного времени. И Уайт радовался случаю передохнуть в разговоре о любимых вещах со своим подчиненным. Как и Лидделл, Уайт естественно и непринужденно делился с Блантом сокровенными мыслями.
Когда прошло много лет, и он узнал, что Блант — советский агент, Дик Уайт сильно расстроился. Ему стало горестно, что Блант «предал их дружбу». А он в самом деле очень ему доверял, рассказывал такие детали, которые, если их взять каждую в отдельности, могли показаться безобидными, но, сопоставленные с другими, имели жизненно важный характер.
В ходе своих задушевных бесед с Энтони Блантом Гай Лидделл и Дик Уайт настолько забывались, что я даже сильно насторожился: судя по документам, которые ко мне приходили, можно было заподозрить, что англичане умышленно подкармливают нас фальшивками. Блант узнал очень многое из того, что молодому сотруднику контрразведки знать не полагалось. Поэтому мне все больше и больше казалось — не водят ли нас за нос. Но факты скоро доказали, что я ошибался.
Через Бланта советское посольство в Лондоне заранее оповещалось о любых акциях, которые замышляла против нас английская контрразведка. Мы знали, какими работниками нашего посольства она интересовалась и когда и как она будет делать к ним свои подходы. Нам стали известны имена всех тех, кого, по мнению англичан, можно было склонить к измене.
Мы также во всех подробностях были осведомлены о предпринимаемых английской контрразведкой действиях против их компартии. Мы знали, где они устанавливают свои «жучки», имена их провокаторов, кто у них работает агентами и какие сведения они для контрразведки собирают. Однажды мы получили даже подробные данные о готовящихся операциях англичан против датской компартии. И всю эту важную информацию давал Блант. Возможно, она и не содержала государственных тайн или проблем глобальной стратегии, но все равно делала наше положение в Лондоне очень устойчивым.
Оглядываясь на прошлое, я могу сказать с абсолютной уверенностью, что на протяжении большей части военного времени мы могли работать в английской столице в идеальных условиях просто потому, что почти не рисковали. У нас было огромное преимущество: мы заранее знали, насколько далеко можем продвигаться в своих делах. Очень немногие разведчики имели возможность работать в таких баснословно надежных условиях в других частях мира. Блант оказался бесценным кладом — и таким он оставался, ибо знал, как ладить с руководителями разведслужб своей страны. Да и они не переставали ему доверять.
Первое специфическое задание, которое англичане дали Бланту, заключалось в том, чтобы он изучил методы, с помощью которых сотрудники наружного наблюдения контрразведки наблюдали за интересующими их лицами, а затем представил свои предложения, как усовершенствовать эти методы. Надо сказать, что у каждой разведывательной службы имеются отделения, единственной задачей которых является слежка за людьми, будь то политические деятели, журналисты или иностранные агенты, действующие на их территории.
Блант справился с этим заданием блестяще, месяцами пристально следя, как работают люди из наружного наблюдения на практике. Он тщательно изучил их методы маскировки и ориентации, наблюдал, как различные бригады «наружки» сменяли друг друга и как они обрывали контакт, когда возникала опасность их обнаружения.
Затем он составил доклад, в котором указал на слабые места в действиях команд наблюдателей и дал несколько предложений, как сделать их работу более эффективной. Он предложил ряд новых методов помимо хитроумных путей наблюдения за объектами в различных ситуациях. Наблюдатели могли идти пешком, ехать в машине, отсиживаться в одной из засад, оцепляющих какой-то район целиком, действовать в одиночку или группами. Методы, разработанные Блантом, были одобрены, закодированы и предложены агентам для изучения. И, естественно, НКВД пожал свою долю урожая, так как «Ян» передал копию своего доклада «Генри».
