— Тебе теперь точно капец, — прохрипел Димасик и выбежал из каморки.
Мог и не говорить. Сергеич и так это понимал.
План самоубийства был незамысловатым: отравиться таблетками. Домашняя аптечка у Сергеича была солидной. За годы неврозов здоровье его потрепалось — так, по крайней мере, казалось самому Сергеичу. Закупался он основательно и в случае внезапного сбоя был готов оказать себе быструю помощь. Случалось это, правда, не так часто, но наличие под боком собственной аптеки успокаивало его.
Накидаться всем, что есть, решил он. За основу, однако, смертельной дозы он взял снотворное — в первую очередь его, а потом уже остальное, чтобы наверняка.
Он разложил на столе таблетки — так сказать, по «приоритетности»; всего же он выдавил их около ста штук. Записки писать он не стал. Неохота было. Да и некому. Он уже и плакать перестал, сил на слезы совсем не осталось.
Что ж, он был готов. Последнюю черту отчаяния он переступил.
Но тут случилась довольно распространенная в таких ситуациях вещь. Сергеича посетила прощальная фантазия. Когда ты знаешь, что скоро тебя не станет, ты начинаешь воображать, что бы ты мог такого натворить, чего раньше боялся. В случае Сергеича вышло не очень замысловато. Хочу напоследок потрахаться, подумал он. Мысль эта была такой легкой, свободной, что он даже нервно усмехнулся, поражаясь своей дерзости и одновременно испытывая гордость за смелость намерения. Тут же подкатила обида на Игоря, а следом за ней — идея «освобождения», пусть и была она теперь бессмысленной. Не успел Сергеич подумать, как он собирается это сделать, — тут же в памяти всплыл ответ. Выкладываешь фото члена, и уже через минуту десять голодных педерастов умоляют тебя о встрече. Так и сделаю, решил он.
Через десять минут, пройдя регистрацию на сомнительном БДСМ-сайте, Сергеич уже крутился с камерой в руках и пытался сделать приличное фото своих гениталий. Только Игорь видел его кривой член. И он абсолютно ничего не сказал по этому поводу — значит, не все так страшно.
Сергеич отложил в сторону телефон и стал ждать.
Пока ждал, смотрел на таблетки. Вспомнил почему-то Семеныча. Тот уже должен был отдыхать на пенсии. Если не спился. Как же глупо, подумал Сергеич. Пропил всю жизнь и дурака провалял. Зато с собой бы точно не покончил.
Щелкнул телефон: входящее сообщение.
Тут же накатило волнение и затряслись руки. Взмокла лысина.
Неужели все было так просто? А что, если… Сергеич живо представил, как после внезапного секса между ним и тем незнакомцем, который что-то ему отправил, возникнет настоящая близость. Не только похоть, а то самое, настоящее. Если этот незнакомец заберет его подальше отсюда. Выслушает его историю, посмеется по-доброму: это все, мол, такая ерунда. Сергеич думал обо всем этом так, словно десять минуту назад он не готовился покончить с собой.
Он взял телефон в руки. Открыл сообщение. Но там было совсем не то, чего он ожидал.
Под его кривым членом какой-то шутник оставил комментарий: да ты из-за угла можешь присунуть.
Сергеич выронил телефон. Руки тряслись еще больше. Он и сам весь трясся.
В следующее мгновение он уже закидывал в рот таблетки и спешно запивал их водой, которая то и дело выплескивалась из стакана.
Через день к Димасику на перемене подошел Макс. Оглядевшись по сторонам, он сказал:
— Удали все фотографии. Сегодня же. Лучше — прямо сейчас.
Макс был так сильно взволнован, что Димасик сначала даже не сообразил, о каких фотографиях шла речь: вряд ли бы он так нервничал из полуголого физрука в юбке.
Димасик пожал плечами: я не понимаю.
— Сергеича — быстро! — удали из телефона. Или где там они у тебя хранятся. В общем, везде удали! — шепотом крикнул Макс.
Димасик перепугался.
— Ты че нервный такой? Че случилось?
Макс снова оглянулся по сторонам. Говорить было можно.
— Он в больнице. Не знаю, откачают или нет.
— Не понял.
— Руки хотел на себя наложить.
— Это как?
— Тупой, что ли? Удавиться. Или вены вскрыть. Я не знаю. Только не сболтни никому, понял? Я вчера случайно подслушал, как маман по телефону говорила с кем-то. А потом она сама мне рассказала. Но я тоже должен держать язык за зубами. Это не для сплетен.
— Ясно… ясно… — прошептал Димасик.
— Ты чего весь красный?
— Да я так…
— От страха обосрался? — серьезно спросил Макс. — Ниче, прорвемся. Только все удали! Понял? Если кто-то узнает, что это ты его довел, тогда кабзда.
— Угу. Я все понял.
— Вот и хорошо. И еще.
Макс посмотрел Димасику в глаза — так, что тому стало не по себе.
— Если вдруг что-то выяснится, ни слова обо мне.
— Да, хорошо. То есть — конечно.
Макс одобрительно кивнул:
— Ладно. Ты, главное, это — успокойся. Может, и обойдется. Дай бог — сдохнет в больнице. — Он снова взглянул на Димасика, но уже не так сурово, и повторил: — Дай бог. ***
К жизни Сергеича все-таки вернули. Можно было бы сказать — выкарабкался, но вряд ли это подходит для тех, кто по своей воле отправляется на тот свет. Как только физическое здоровье пришло в норму, его поместили в психиатрическое отделение — работать над здоровьем душевным.
Он не сильно-то помогал врачам, на контакт не шел, отмалчивался. Не спрашивал, что ему колют и какие таблетки дают. Сергеич еще больше испортился и постарел. В таком состоянии он пребывал почти месяц.
Потом он немного «разговорился». Связано это было с медбратом, здоровяком Тимофеем. Его любили все пациенты. Причем дело было не в каком-то специальном подходе, а в характере самого Тимофея. Он был не очень умным парнем, но его жизнелюбие притягивало остальных. Стоило ему появиться в палате или в общей комнате отдыха, как всем становилось легче, радостнее. Он мог ничего не говорить, только подмигнуть, — и ему улыбались в ответ. Он мог сказать что-нибудь грубое, но это только всех веселило. И когда Тимофей обратился к Сергеичу, тот просто физически был не в силах промолчать. Сергеич понимал, что все это ничего не значит для Тимофея, что он вряд ли смог бы вспомнить на следующий день, о чем и с кем он говорил. Но Сергеичу становилось тепло от этих разговоров. Он стал немного приходить в себя.
Так он влюбился в Тимофея. Ничего не мог с собой поделать — влюбился. Понимая, что все это глупо и бессмысленно, Сергеич находил радости в мелочах: заглянул к ним Тимофей в комнату отдыха — уже хорошо. А если они еще и парой слов перекинулись — так вообще предел мечтаний.
Сергеич благодаря Тимофею стал и с другими хоть как-то контактировать, выходить из затянувшегося молчания.
Однажды в разговоре с психологом он позволил себе больше, чем когда-либо.
— Вы хотите покинуть нашу больницу? — спросила она его.
— Не особо, — признался Сергеич.
— Вас здесь что-то держит?
Разве что Тимофей, подумал он.
Но безликая женщина, которая не внушала никакого доверия, прочитала его молчание как «нет».
— Тогда самое время, — сказала она, — поговорить о внешнем мире. О том месте, куда вы не хотите возвращаться. Андрей Сергеевич?
— У вас есть диплом, — вдруг спросил он.
— Что?
— Диплом психолога?
— Конечно.
— А что вы закончили?
— Ну, я закончила Московский…
— Вы жили в Москве? — удивился Сергеевич.
— Заочное обучение.
— Вы прошли дистанционные курсы и получили диплом, верно?
Сергеич вспомнил, как в 72-й школе из-за нехватки одних учителей другие проходили двухмесячные курсы и начинали преподавать чужие предметы. Историк вел математику, биолог — английский язык и т. д.
— А какое это имеет сейчас значение? — нервно спросила безликая женщина. — К чему эти вопросы?
— К тому, что я не верю, что вы можете мне помочь. У меня всегда будут проблемы с — как вы там сказали? — внешним миром.
— Зачем же так сразу себя настраивать, давайте…
