Здесь можно было увидеть и придворных дам, которые приходили со своими мужьями, или модниц в сопровождении своих возлюбленных. Но поскольку эти женщины были „под присмотром“, они вели себя очень скромно, едва осмеливаясь смотреть на других и отвечать на приветствия. Простые горожане в это время разбредались по округе, где на берегу реки или в каком-нибудь тихом местечке на лугу и в поле с важным и довольным видом раскладывали свою скромную закуску в компании жены или целой семьи, а иногда и подруги».{82}
Хотя король в это время года обычно жил в Аранхуэсе, он не ленился проделывать десять лье, отделявших его от Мадрида, чтобы поприсутствовать на празднике — или, вернее говоря, удостоить его своим присутствием в течение нескольких мгновений, но весьма необычным способом: когда проезжал король, каждый должен был в знак уважения к Его Величеству закрывать шторки своей кареты. Этот обычай, как замечает Брюнель, портил то удовольствие, которое мог бы доставить приезд короля и которое неизмеримо возросло бы, если бы в его присутствии каждый мог смотреть на него, а женщины — открыть свое лицо. Действительно, обычай странный, но весьма многозначительный в особых условиях Мадрида, ибо он на несколько мгновений и при неукоснительном соблюдении этикета объединял государя и жителей его города.
Глава IV
СЕВИЛЬЯ В СВЕТЕ ЮЖНОАМЕРИКАНСКИХ КОЛОНИЙ КАСТИЛИИ
Севилья — порт сообщения с Южной Америкой. Экономическая деятельность. Флоты и галионы. Центры городской жизни. — Население Севильи. Иноземцы и рабы. — Атмосфера Севильи и ее контрасты: роскошь, расточительство, коррупция. — Севилья и общественное мнение ИспанииМадрид гордился тем, что он был Двором, управлял из королевского Алькасара огромными владениями испанской монархии, пользовался преимуществами, которые давало ему присутствие короля и его окружения. Но, тем не менее, современники считали, что Севилья могла поспорить с ним в том, что касалось престижа города. Она тоже правила миром — тем миром, который подарили Испании Христофор Колумб и «конкистадоры» и богатства которого, стекавшиеся на берега Гвадалквивира, ослепляли всех, кто посещал этот город. «Кто не видел Севилью, тот не видел чуда» (Quien no ha visto Sevilla no ha visto maravilla) — гласит испанская поговорка.
Расцвет Севильи приходится на конец XVI и первые двадцать лет следующего века. Это была эпоха, когда сообщение между Испанией и Кастильской Индией достигло своей кульминационной точки и когда процветание, порожденное оживленной торговлей, стало придавать столице Андалусии оригинальный облик, в котором черты новой жизни сочетались с наследием Средних веков.
Отвоеванный в XIII веке у мавров, город сохранял в своей панораме следы векового господства арабов: Хиральда, минарет бывшей Большой Мечети, ставшая колокольней собора, высилась над городом, и ее силуэт издалека возвещал путешественнику о приближении к городу; на левом берегу Гвадалквивира, там, где конец городской стены встречается с рекой, возвышалась Золотая Башня, небольшая крепость с зубчатой верхушкой, где мусульманские правители хранили свои сокровища. Королевская резиденция Алькасар, хотя и датируется большей частью XIV веком, была построена в испано-мавританском стиле с характерными для него выступающими арками, с утонченной декоративной штукатуркой под мрамор, с его бассейнами, широкими дворами и садами, орошавшимися фонтанами и струйками воды. Большинство домов, низких, побеленных известкой, практически без окон и дверей, выходящих на улицу, было обращено во внутренний дворик (patio), представлявший собой центр постройки; между домами пролегли узкие и кривые улочки, по которым зачастую даже не мог проехать экипаж. На другом берегу похожий вид имел квартал Триана, населенный простым людом, соединявшийся с противоположным берегом понтонным мостом.
Однако сильное христианское влияние проявлялось в значительном количестве и помпезном виде церковных построек. В XV веке был возведен грандиозный кафедральный собор. Огромные территории были заняты мужскими и женскими монастырями. Наконец, повсюду можно было встретить бесчисленные церкви, часовни, молельни, воздвигнутые в честь многочисленных святых, которых почитали жители Севильи, особенно Девы Марии в различных ее ипостасях: Нотр-Дам в Триане, Нотр-Дам в Макарене и многие другие.
Другие памятники, датируемые XVI веком или перестроенные в это время, отражают новую, основную функцию Севильи в Испанском королевстве: быть единственным в своем роде портовым городом, через который шла торговля с Южной Америкой. Таковы Таможня и Монетный двор, к которым в конце века добавилось великолепное Купеческое собрание, величественное здание из камня и кирпича, примыкающее к кафедральному собору. В одном из крыльев Алькасара помещались службы Casa de Contratacion (Торговой палаты), персонал которой должен был следить за соблюдением правил, обеспечивших Севилье со времен правления Католических королей монополию на торговлю с американскими колониями. В ее обязанности входила не только организация торгового флота, который отправлялся из Испании к берегам Нового Света, но и подготовка лоцманов и капитанов для этого флота. В ведении Палаты находился суд, который рассматривал все дела, связанные с колониальной торговлей. Наконец — важная обязанность — служащие Палаты должны были следить за тем, чтобы исправно собирались налоги в пользу короля, особенно «пятина», то есть пятая часть серебра, поступавшего из Америки.
Самыми главными событиями, определявшими ритм жизни Севильи, были отплытие и прибытие кораблей, которые обеспечивали сообщение между Испанией и ее американскими владениями. Поскольку ни одно судно не имело права в одиночку совершить такое путешествие, каждая эскадра состояла из нескольких десятков кораблей: торговых судов и галионов, оснащенных для ведения боя, в обязанность которых входила защита флота от вражеских кораблей — в то время главным образом английских, — а также от корсаров и пиратов, охотившихся за грузом благородного металла, шедшего из Америки.
Как правило, эскадра выходила в море два раза в год. В мае или в начале июня отчаливал флот из Новой Испании, который отправлялся в Вера Крус, единственный порт, через который поступали продукты в Мексику и в значительную часть Центральной Америки. В сентябре наступала очередь флота под названием «Материк», который, после захода в порт Вест-индской Картахены (современной Колумбии), брал курс на Порто Белло на Панамском перешейке, где выгружал свой товар. Отсюда его везли на гужевом транспорте или на спинах мулов до Панамы, на южный берег перешейка, куда за ним прибывали корабли, приплывавшие из Южного моря (то есть Тихого океана), которые затем возвращались в Каллао, порт Лимы. Путь через Магелланов пролив и вокруг мыса Горн был закрыт для судоходства, и то же самое «эксклюзивное» право торговли, которым пользовалась Севилья, действовало в американских владениях испанцев, где им обладали всего несколько портов (Вера Крус, Картахена и Порто Белло на побережье Атлантического океана, Каллао и Акапулько, обслуживавший Филиппины, на Тихоокеанском побережье) и при условии обязательного посредничества испанских флотилий.
Поскольку в испанских колониях промышленности практически не было (за исключением горнодобывающей отрасли и нескольких фабрик, производивших грубые ткани), они зависели от поставок из метрополии огромного количества товаров. Однако Испания могла обеспечить лишь небольшую часть того, что было необходимо Америке. Андалусия экспортировала туда свое растительное масло и вина, а также некоторую продукцию местного производства: мыло, azulejos (керамическую разноцветную плитку, центром производства которой была Триана) и отдельные виды шелковых тканей. Кастилия поставляла в основном сукно. Из рудников Альмадена, расположенных в горах Сьерра-Морена, на берега Гвадалквивира поставлялось большое количество ртути, применявшейся в рудниках Мексики для извлечения серебра методом амальгамирования. Но возрастание потребностей американских колоний во второй половине XVI века совпало с упадком испанской текстильной промышленности; к тому же Испания производила в недостаточном количестве многие товары: инструменты, скобяные изделия, галантерею, предметы роскоши, для которых существовал огромный рынок сбыта в Новом Свете.
Таким образом, Испания была вынуждена пользоваться продукцией иностранного производства, и, поскольку она обладала исключительным правом торговли со своими колониями, именно в Севилье скапливались товары со всех концов Европы, которые должны были перевозиться на судах в Америку. Из Руана и Сен-Мало прибывали суда, которые везли сукно из Нормандии, полотно из Анжера и Лаваля; Италия экспортировала дорогие парчовые ткани и другие предметы роскоши; из Гамбурга и Любека на судах привозили дерево и пеньку, необходимые в строительстве и такелажном оснащении кораблей, а также сушеную треску и сельдь, предназначенные для продовольственного снабжения флота. Статистические данные за 1597 год дают представление об интенсивности мореходства: между 7 октября и 19 ноября 97 кораблей причалили к берегам Гвадалквивира, причем половина из них была из Гамбурга и ганзейских городов Балтики; другая половина приходилась на долю Франции, Шотландии, Скандинавии и Голландии.{83} И речные перевозки в то время также не ограничивались прибытием и отплытием флотилий, сообщавшихся с Америкой; сотни парусных суденышек, которые каждый год поднимались и спускались по реке, проделывая двадцать лье, которые отделяли Севилью от выхода в открытое море, и с высоты Золотой Башни или городской стены можно было наблюдать сплошной лес парусов и мачт перед въездом в город.
