Выйдя из клиники, миссис Келлог с мужем вернулась в "Виндзор"-отель. Оттуда он звонил мистеру Джонсону в американское посольство. В этой стране телефонный разговор – не наука, а искусство, и у девушек на коммутаторе нравы оперных звезд. Не так сказанное слово, неверная интонация – и телефонистка прерывает связь. По-видимому, Келлог взял неверную интонацию. Его звонок вызвал массу неприятностей, мне удалось узнать об этом от самой телефонистки. Я отправился в посольство и встретился с Джонсоном. Он оказался тем самым, кто сообщил вести Келлогу и предложил помощь, когда Келлог приехал сюда.
Просьба Келлога была достаточно проста. Он просил назвать адвоката – специалиста по гражданским делам. Джонсон посоветовал ему Рамона Хинеса. Хинес – важный гражданин, активный политикан и в то же время ловкий адвокат. Он отказался дать мне сведения. Но когда выяснил, что сведения у меня уже имеются и надо только их подтвердить или отвергнуть, он признал, что воспользовался правом адвоката, предоставив Келлогу данные о финансовых и других делах его жены. Все было легально и честно. При простом упоминании слова "насилие" он полез на стенку (в приличном и спокойном тоне, разумеется) и попросил меня покинуть его офис. По моему личному мнению, не было там никакого насилия, потому что если бы было, Хинес не притронулся бы к этому делу и десятифутовой палкой. Зачем ему рисковать репутацией ради ореховых скорлупок, которые Келлогу по карману? (Я полагаю, ваши сведения о финансах Келлога точны.)
Теперь о других делах, что вы просили проверить. Не было официального допроса об обстоятельствах смерти миссис Виат, которое напоминало бы наше американское дознание следователя. Но около дюжины очевидцев дали показания полиции. Основных свидетелей, то есть тех, кто проходил по бульвару, нельзя принимать в расчет, так как они противоречат друг дружке. Смесь возбуждения, темноты, предрассудков и религиозного трепета не гарантирует точности наблюдений. Отчет миссис Келлог о трагедии во многом совпадает с показаниями горничной Консуэлы Гонзалес, которая, по известным только ей причинам, ночевала в соседнем чулане для щеток и слышала вопли миссис Келлог. Она помчалась в номер. Миссис Виат уже кинулась с балкона, а миссис Келлог лежала на полу в глубоком обмороке. Я думал встретиться с мисс Гонзалес в отеле, но ее рассчитали за кражу вещей у постояльцев и за оскорбление управляющего. Бармен не был свидетелем смерти миссис Виат, но показал, что она была сильно пьяна и находилась в воинственном настроении. Если вы ищете раздраженные интонации, то здесь они явно присутствуют: воинственные пьяницы затевают драки с посторонними людьми. Но все это достаточно шатко, – воинственность может обернуться депрессией от лишней капли мартини или, как тут, от капли текилы. Во всяком случае, здешняя полиция, – а она вовсе не так беззаботна и неумела, как вам, может быть, внушили, – полностью удовлетворилась тем, что смерть миссис Виат – самоубийство. Тело и вещи переправили в Сан-Диего ее сестре миссис Эрл Сюлливан.
Как уже говорилось в начале рапорта, здесь с виду все в порядке. Есть, правда, одна загадочная вещь, которая может иметь отношение к этому делу, а может опять-таки совсем его не касается. Словом, за что купил, за то и продаю.
Это связано с Джо О'Доннелом, тем самым, о ком вы просили разузнать. С неделю назад он куда-то пропал, хотя больше года каждый вечер околачивался в баре отеля "Виндзор". Когда он не объявился три или четыре вечера подряд, Эмилио, главный бармен, направился к нему домой. О'Доннела не было, и никто из соседей его не видел. Хозяйка утверждала, будто он смылся, задолжав ей. Возможно. Но это не поясняет его отсутствия в баре, который он называл своей "конторой". Эмилио темнил, поясняя, что за дела вел О'Доннел в этой "конторе", но настаивал, что все было законно, О'Доннел никогда не имел неприятностей с полицией или начальством отеля. Я думаю, он не чурался самых пустячных заработков, какие подворачивались под руку: одалживал деньги у состоятельных женщин, завязав знакомство, как это было с миссис Виат; устраивал партии в покер для американских дельцов; делал ставки на бегах и прочее такого рода. Ничего незаконного, ничего значительного. По-видимому, О'Доннел обладает – или обладал – большим обаянием. Каждый находит для него доброе словечко: щедрый, добрый, забавный, смышленый, приятной внешности.
Почему такой супермен выпивал за чужой счет и нанимался платным партнером в танцах бара? Непонятно.
Я продолжал теребить Эмилио. Мне показалось странным, что бармен ходил разведывать о завсегдатае просто оттого, что тот не являлся несколько вечеров. Эмилио ушел от ответа. Мексиканцы по природе лживы, но врут больше для удовольствия, чем ради выгоды, и, раз вы понимаете их, с этим не трудно справиться. Выяснилось, что в отель было доставлено письмо на имя Эмилио, адресованное Джо О'Доннелу. Оно было послано воздушной почтой из Сан-Франциско, и отправитель написал на конверте "Срочно и важно".
Взяв у Эмилио письмо, О'Доннел заметил, что, как уроженец Запада, он никого не знает в Сан-Франциско, кроме случайных знакомых в баре "Виндзор"-отеля. Я полагаю, знакомых вроде миссис Келлог и миссис Виат. Он тут же сел и прочитал письмо за бутылкой пива. Эмилио спросил полушутя, что же там такого "срочного и важного", а О'Доннел ответил, что это не его собачье дело, сразу встал и вышел, и больше его никто не видал.
Это, естественно, разбудило любопытство Эмилио. После кончины миссис Виат самоубийство не выходило у него из головы. По причинам не вполне религиозным самоубийство, больше любого другого вида насилия, потрясает среднего мексиканца. Эмилио пошел в дом О'Доннела, опасаясь, как бы тот не убил себя, узнав какие-то скверные новости из полученного письма.
Пока это все. Я знаю адрес О'Доннела и проверю его позже. Кроме того, Эмилио обещал связаться со мной, если О'Доннел появится в баре. Это возможно. Но он может оказаться и в Африке. У него не будет задержек с выездом отсюда, поскольку он американский гражданин и ни в каких неприятностях не замешан.
Вернемся к мистеру и миссис Келлог. Они выбыли из "Виндзора" ранним утром тринадцатого сентября и взяли кеб в аэропорт. Не было никаких признаков сиделки, которую Келлог обещал начальству госпиталя взять, чтобы сопровождать его жену. Может быть, он отказался от этого, может быть, сиделка должна была ждать их в аэропорту. Когда они покидали отель, у миссис Келлог была повязка на левом виске и синяк под глазом. По словам швейцара, она двигалась будто под наркозом. Но я склонен кушать это со щепоткой соли. А может, тут все тот же национальный характер, побуждающий лгать для удовольствия. Швейцар вывел из моих расспросов, что я подозреваю какой-то непорядок, и попросту решил "помочь".
Жду дальнейших инструкций. С наилучшими
Фоулер".
Додд прочитал письмо еще раз, затем позвонил Лорейн.
– Пошлите телеграмму Фоулеру.
– Прямо сейчас или лучше ночью?
– Ночью.
– О'кей, у вас пятьдесят слов?
Она списала адрес Фоулера с конверта, в котором лежало его письмо.
– Валяйте: "Закройте все возможности отъезда для О'Доннела. Обыщите его квартиру – нет ли писем, банковских документов, фотографий, свидетельств об его амурных интересах. Узнайте имена всех друзей, с которыми он может быть в контакте. Продолжайте также хорошо работать.
Искренне. Додд."
– Тут нет пятидесяти слов, – сказала Лорейн.
– Так что?
– Может быть, вы прибавите что-нибудь вроде: "Передайте мои лучшие пожелания вашей жене".
– Я мог бы, – согласился Додд. – Но получилось бы не лучшим образом. Он вдовец.
– О! Но если вы платите за пятьдесят слов, то есть почти два доллара...
– Будьте добры послать это, как записали, без дальнейшей редактуры. Потом я попрошу вас позвонить в Моффет-Филд и раздобыть адрес и номер телефона летчика по имени Берт Райнер. Я не знаю, в каком он чине. Он живет в Моунтейн-Вью с женой.
Лорейн встала.
– Отлично. Как-никак, это не то что собачьи будки и госпитали.
– Вы еще к ним вернетесь.
– Если б я хоть знала, почему вы хотите найти этого скотча. Это сделало бы мою работу менее скучной. Хочу сказать, я ваш секретарь, я должна знать эти вещи.
– Может быть, и должны. Напомните мне на Рождество, чтоб я сказал.
Общение с боссом вызвало головную боль. Чтобы облегчить ее, Лорейн приняла аспирин, для успокоения нервов – полтаблетки транквилизатора и, на общих основаниях, витаминную пилюлю. И снова потянулась за телефонной трубкой.
Глава 13
Город Моунтейн-Вью ежился под благожелательным деспотизмом реактивного века. Старожилы на митингах и в печати жаловались на дикий грохот и разбитые окна, вспышки пламени и переменившиеся небеса. В ответ личный состав воздушных сил и граждан, наиболее сознающих опасность войны, публиковали письма на тему: "Что бы вы делали в случае нападения, не имея реактивной защиты?"
