– Ух, отменный закусон! – проглотил я слюну, представив все эти яства.
– Пьем, жуем, молчим, – продолжил рассказ Скворцов. – Выпили его бутылку, я достал свою из морозилки. Разливаю по стопкам, и тут сосед говорит: «Женя! Как ты уже понял, я знаю про тебя и Валентину! Нашлись доброжелатели, просветили. Ну спасибо, удружил, сердешный… Ты эти годы услаждал мою жену, холил ее, лелеял, пока я в Афгане служил. Ладно, забудем… Слышал, Жека, ты теперь воевать едешь?» Я киваю головой, а самого в жар и в пот бросает. Понимаю, к чему он клонит! Сосед же продолжает: «А теперь, Евгений, не обессудь. Моя очередь кобелировать. Служи спокойно, не переживай. Пригляжу за твоей супругой, будет в целости и сохранности». И так уверенно гад говорит. Улыбается недобро.
– Жека, не расстраивайся, на понт тебя брал медик, – попробовал я успокоить капитана.
– Если бы… С каждым месяцем письма реже и реже приходят. И те немногие как дежурные отписки. Последняя весточка – почти месяц назад… А раньше пару раз в неделю получал депеши. Мужик он видный и выгодный. Спирт, лекарства… Начмед такая же, как и я, сволочь…
Светлооков внимательно выслушал байку, но не повеселел. Наоборот, еще сильнее пригорюнился, нахмурился и ушел в себя.
Бедняга Генка Светлооков! Нельзя воевать с таким настроением! Пропали сто чеков. Зарекался же я не давать в долг перед рейдом! Гибнут все мои должники! Не везет им…
Глава 5. Расстрелянный стройбат
Тревога! Пропала колонна автомобилей строительной бригады. Стройбат отправился на девятнадцати КамАЗах за щебнем и исчез. Похоже, заблудились и уехали к духам. В карьере они не появились. Обратно в Кабул не возвращались. Затерялись в окрестностях Пагмана. Вскоре афганцы сообщили, что видны горящие машины в центре поля, вдали от трассы. Причем совсем в другой стороне от установленного маршрута.
Батальон быстро пополнили боеприпасами, продуктами и без лишних строевых смотров отправили на вертолетную площадку. Вертолеты сменяли друг друга, унося каждые пять минут в горы очередной взвод. Людей разбили на группы по десять человек. Всевозможные списки и донесения офицеры составляли на ходу, а штабные забирали бумажки прямо на площадке.
Что случилось, никто толком не знает. Остались в живых строители или давно погибли? Примерное количество духов не известно, точный район высадки для нас не ясен. Начальство, конечно, основной информацией владеет, но почему-то до нас она не доходит. Одни недомолвки. Не хотят верить в масштабы этой трагедии.
К лежащим на бетонке солдатам подъехал уазик, и из него выбрался важный начальник. Это был начальник политуправления армии. Я поспешил к нему и представился, доложил обстановку. Генерал махнул рукой и отправил меня обратно, начальство желало прямого общения с бойцами. Ну что ж, беседуйте. Следом за главным политруком армии из машины выбрался еще один не менее важный пассажир, которого не обхватишь и в четыре руки. Он был в отутюженном камуфляже, без знаков различия и звезд на погонах, но вид имел начальственный. Ходил сей товарищ степенно, переваливаясь с боку на бок, заложив пухлые руки за спину. Неизвестный остановился возле первой роты, и Сбитнев вскочил для доклада. Солидный поздоровался, похлопал Вовку по плечу и отправился догонять генерала. Я громко расхохотался и ткнул Вовку в бок:
– Не догадываешься, кому ты представлялся?
– Ну? Кому? Полковнику или генералу. А что?
– Да нет, ничего. Это прапорщик Вася, или Петя, или Сеня. Холуй-ординарец армейского ЧВСа (члена Военного Совета). Рыло, видишь, какое солидное наел за годы совместной службы! Генерал его с собой в Афган привез, с ним и уедет дальше. Тоже ветеран войны будет, как и мы с тобой.
– А ты откуда его знаешь? – с сомнением спросил Володя.
– На сборах видел, он генералу портфель носил и его распоряжения выполнял. Вот умора! Командир боевой роты перед денщиком прогнулся!
– Гад ты! Мог бы предупредить!
– Не успел. Ты так шустро рванул к нему, даже резина на ботинках задымилась! – рассмеялся я ехидно.
– Ну и рыло прапор наел! А солидный, прямо маршал! Породистый!
– За то и держат, за представительность, – усмехнулся я.
Батальон разместился по высотам, с которых можно было разглядеть убогие кишлаки, притулившиеся на крутых склонах. Виноградников было мало, но много ореховых деревьев и шелковицы. Витамины! В бинокль хорошо видны дома, дворы, домашний скот. Людей нет. Скрылись. Раз аборигены сбежали, значит, это они сотворили побоище, чувствуют за собой грехи. Первая установка командования: искать кого-нибудь из спасшихся солдат.
Артиллерия с площадки у шоссе обстреляла дальние горные хребты, авиация бомбила и наносила ракетные удары. Дымы от бесчисленных пожарищ в зарослях густого кустарника стелились по горным вершинам и столбами поднимались в небо. Ночь напролет артиллерия выбрасывала смертоносный груз по невидимому противнику. Кто знает, попадают они в кого-нибудь или нет? Стрельба приятно радует, потому что понимаешь: ты не один, не брошен на произвол судьбы в духовском районе.
Утром десантники вошли в кишлаки со стороны долины, а наши разведчики спустились со стороны гор. Что-то взорвали, что-то подожгли. Изредка происходили скоротечные перестрелки. Авиация теперь летала уже где-то в стороне, и слышны были только доносящиеся издали глухие взрывы бомб.
Время текло медленно и монотонно. Мир вокруг словно замер. На ясном голубом небе ни облачка. Сентябрь в Центральной Азии – это не сентябрь на Урале. Солнечные лучи опаляли камни, колючки, одежду и, конечно, наши тела. Марево раскаленного воздуха обволакивало укрытия, и не было никакого желания вылезать наружу – прочесывать кишлаки. Брезентовые накидки, натянутые над «СПСами», оберегали от прямых солнечных лучей, но не спасали от духоты и зноя.
Новости поступали с каждым часом все ужаснее. Обнаруженные машины были сожжены духами. Офицеры и солдаты найдены, но живых нет. Убиты, замучены, изуродованы. Многих из них сожгли в стоге сена. Некоторых бросили в огонь живыми. У строителей был один на всех пистолет, и у какого-то водителя под сиденьем лежали две гранаты. Постепенно выяснялись подробности этой жуткой трагедии.
Колонна сбилась с пути, какие-то афганцы указали дорогу, но не к карьеру, а в мятежный кишлак. Местные жители, работавшие в поле, увидели легкую добычу и обрадовались. Духи схватились за автоматы, гранатометы и принялись расстреливать головной КамАЗ. Он моментально загорелся. Замыкающие колонну машины попытались развернуться, сдать назад. Но из гранатомета подбили самую последнюю из них. После этого водители бросились врассыпную. Словно загнанную дичь на охоте, их расстреливали в упор. Раненых добивали прикладами, лопатами, мотыгами и прочими орудиями мирного труда. Многих оскальпировали, кастрировали, некоторым вспороли животы… Лейтенант был скошен очередью, так как расстрелял всю обойму из пистолета. Прапорщик бросил одну гранату, а вторую не успел – застрелили. Машины подожгли, даже грабить не стали.
После этого побоища местные жители быстро покинули кишлаки и ушли, кто в горы, кто в Кабул. Второпях и скотину не увели с собой. Голодные, привязанные к деревьям и столбам ишаки, брошенные в спешке хозяевами, оглашали своим ревом окрестности.
Батальоны на следующий день спустились с гор в аул. Через него шел маршрут к поджидавшей в долине технике. Жизнь после нашего посещения кишлака замерла окончательно. Коровы, лошади, ослы лежали всюду, тут и там, расстрелянные из автоматов. Это десантники выместили на них накопившуюся злость и ярость. После того как мы покинули поселение, крыши домов и сараев во дворах дымились и горели.
Черт! Эти жилища и не подожжешь толком. Одна глина и камни. Глиняный пол, глиняные стены, глиняные ступени. Горят только циновки на полу да плетенные из виноградной лозы и веток кровати. Убогость и нищета вокруг. Парадокс! По нашей марксистской идеологии тут живут как раз те люди, ради которых затевался пожар мировой революции. Это их интересы Советская армия прибыла защищать, выполняя интернациональный долг. И все же мы для них оккупанты, чужеземцы и неверные. Собрать бы этих вождей: Брежневых, Сусловых, Громыко, Андроповых, Устиновых и т. д., даже тех, кто уже умер, привезти в такой кишлак и ткнуть мордой в этот бессмысленный кошмар. Спросить: зачем? почему? Какой социализм они собрались тут строить? Раскройте глаза! Напрягите старческие мозги!
* * *
Это был мой последний рейд, во время которого я совмещал две должности. Сменщик не прибыл, и я воевал с родной ротой. Офицеры ухмылялись, но были смущены резким изменением моего статуса. Я и сам чувствовал неловкость.
Командование задачу несколько изменило, и полк перебросили в Пагман, в прошлом живописный дачный район Кабула. Когда-то, еще не очень давно, до череды революций, переворотов и мятежей, это был цветущий край. Здесь размещались загородные дома-виллы, принадлежавшие иностранцам и местной знати. Сейчас остались от былого великолепия только остовы плохо сохранившихся зданий. Разруха, одним словом.
