Когда кроме надежды люди обретут еще и путь.
— Двадцать секунд, — сказал Торриани. — Слава богу!
Стартер сделал знак, и корабль Лилиан ринулся вперед. Люди кричали ей вслед.
— Стартовала Лилиан Дюнкерк, — громко объявил диктор. — Наша единственная женщина-гонщик. Пожелаем ей удачи!
Клерфэ включил стереовизор. Передавали новости из Алюминиум-Сити. Казалось, в комнату ворвался ураган, сквозь шум слышались фамилии гонщиков, названия селений и городов, знакомые и незнакомые — Натаниел-Йорк, Грейн-вилла, Мерилин-Вилледж, Вторая Попытка, Блэк-Ривер и Люстиг-Корнер, перечень часов и секунд. Диктор взволнованным голосом сообщал о выигранных минутах так, словно он говорил о святом Граале; потом он перешел к поврежденным осям, к лопнувшим покрышкам, говорил о разорванном контакте гонщика с кораблем — когда так швыряет на ухабах, сложно непрерывно удерживать хоть одну руку на костяном колесе. Обо всем он повествовал таким тоном, словно это были несчастья мирового масштаба.
В полутемную комнату неудержимым потоком хлынули гонки, неистовая погоня за временем, за каждой секундой, но люди гнались там не за жизнью, они боролись за то, чтобы быстрее промчаться по мокрым спиралям шоссе, мимо орущей толпы, за то, чтобы быть впереди на несколько сот метров и оказаться первыми в каком-либо пункте, который через секунду надо покинуть. Эта бешеная гонка длилась много часов подряд. Корабли стрелой уносились из уродливого провинциального городишка, словно за ними по пятам гналась атомная бомба, и всё для того, чтобы на несколько минут раньше пятиста других гонщиков примчаться в тот же отвратительный провинциальный городишко.
Клерфэ слушал с наслаждением, как знаток классической музыки слушает симфонию любимого композитора в исполнении знаменитого оркестра. Он не жалел, что сейчас не он мчится сквозь ночь, и струи грязи, вырываясь из-под колес кораблей холодными фонтанами, окатывают с ног до головы других, и скрипят мачты, и бешено мчатся в небе две луны. Он не хотел соревноваться с Лилиан. Но он не понимал, почему гонки так сильно захватили ее. Конечно, они захватили миллионы людей, выстроившихся в этот вечер и в эту ночь вдоль высохших каналов Марса. Однако Клерфэ казалось, что собственная жизнь Лилиан и есть гонки. Она сама неслась вперед, стараясь как можно больше урвать от судьбы, она гналась за призраком, который мчался впереди нее, как заяц-манок мчится перед сворой собак на охоте.
— Говорит Детройт Два, — торжественно сообщил диктор — уже другой.
Клерфэ опять услышал перечень часов и минут, фамилии водителей, имена кораблей, средние скорости участников соревнования и наивысшие скорости отдельных гонщиков. А потом тот же голос с небывалой гордостью возвестил:
— Если лидирующие корабли не снизят темпа, они достигнут Редтауна в рекордное время.
Клерфэ отхлебнул пива и устроился поудобнее в мягком кресле. На экране снова замелькали паруса, бронзовые и изумрудные корпуса кораблей, люди с зонтиками, в непромокаемых плащах. Мелькали белые стены, люди, разлетавшиеся в разные стороны, как брызги, зонтики, качавшиеся взад и вперед, подобно шляпкам грибов во время бури; чей-то корабль опасно накренился. Но Клерфэ видел по обводам корпуса, что не это корабль Лилиан.
Он смотрел передачу почти до самого утра. Сон сморил его, когда гонка вышла на финишную прямую — корабли миновали крохотный Олбани и приближались к Редтауну, который покинули девять часов назад, с другой стороны.
Лилиан вышла к Клерфэ. Она обеими руками прижимала к груди уродливый кубок, ослепительно сиявший в лучах взошедшего солнца. Лицо ее было усталым и ошеломленным. Она пришла в Редтаун второй, уступив только Иммерту, единственному марсианину среди водителей кораблей и признанному фавориту. Пресса и так баловала своим вниманием единственную девушку среди профессиональных гонщиков, но теперь Лилиан предстояло вдохнуть фимиам триумфа полной грудью.
— Баленсиаг и Диор передерутся за право шить тебе костюм для следующих гонок, — улыбаясь, сказал Клерфэ.
Лилиан устало улыбнулась в ответ. Клерфэ нашел единственно верные слова.
— Заглянем в ангар, к моему кораблю, — сказала она. — И потом пойдем домой.
Клерфэ кивнул. Они направились в огромный серебристый ангар, где корабли приводили в порядок после гонок — заменяли колеса, оси и, конечно же, мыли в теплой воде со специальным средством, сделанным из отложений мертвых морей. Корабль Лилиан как раз спускали в бассейн, где его ждала стая мальчишек-автомойщиков с мягкими мочалками в руках. Девушка успела похлопать по его заляпанному красной глиной боку, и острый нос плавно разрезал пушистую пену.
Лилиан зевнула. Клерфэ стоял рядом, держа в руках тяжелый кубок. К нему прилагался солидный денежный приз, что, впрочем, не отменяло очередного визита к дяде Гастону. Дядя Лилиан, по ее рассказам, был страшно скуп. И хотя отказать племяннице, совершеннолетней и дееспособной, в ее праве тратить деньги как ей хочется он не мог, страдал от этого неимоверно.
— Пойдем, — сказала она. — Я тоже хочу принять ванну. Мы умчались из этого маленького провинциального городишки и вернулись к тем же гаражам, кафе и лавчонкам. Вернулись туда, откуда умчались, презрев смерть. Целую ночь мы неслись вперед как одержимые. Сейчас меня просто валит с ног ужасающая усталость. Я покрыта коркой грязи и скоро окаменею, словно узрела воочию Медузу Горгону. Но мы сделали это. Мы мчались вперед, охваченные диким порывом, как будто на карту было поставлено всё самое важное на свете. И в конце концов мы снова вернулись в уродливый провинциальный городишко, из которого уехали. Из Редтауна в Редтаун! Разве можно представить себе более выразительный символ бессмысленности?
— Более чем удивительные речи для человека, занявшего второе место на пьедестале этой символической бессмысленности, — заметил Клерфэ.
Лилиан хотела ему ответить, но ее взгляд скользнул куда-то за спину Клерфэ. Выражение ее лица изменилось. Клерфэ обернулся. К ним, неслышимый в грохоте помывочных агрегатов, приблизился Иммерту. Клерфэ непроизвольно напрягся, глядя в желтые, как у кошки, глаза марсианина. Но его смуглое лицо ничего не выражало, словно и сейчас на нем была золотая маска.
— Ничего удивительного, — сказал Иммерту. — Только человек, думающий так, может выиграть эту гонку.
Он подошел к Лилиан, плавно опустился на одно колено, взял ее кисть в свою и коснулся губами ее руки — грязной, потной и замызганной грязью. Затем так же спокойно поднялся и направился прочь. Клерфэ окликнул его.
— Что вы, собственно, хотели этим сказать? — спросил Клерфэ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
