Оркестр снова настраивал инструменты, антракт подходил к концу. Сидя рядом с ним в обитом бархатом кресле с безупречно прямой спиной, вдовствующая герцогиня, казалось, забыла о существовании Алекса, но вдруг снизошла, чтобы сообщить:
— Я не понимала, что наделала моя невестка. Не знала, что ключ у Хатауэя, пока не получила письмо, отрывающее сей неприятный факт.
— Откуда письмо?
— Александр, полагаю, я только что ответила на твой допрос. У графа есть нечто принадлежащее нашей семье, и я хочу это вернуть. Счастье, что Хатауэй никогда не узнает значение ключа и вряд ли его хватится. Просто на всякий случай — я хочу, чтобы ключ хранился у меня.
От ее упрямства ему хотелось застонать. Но ради бабушки он бы пошел по горящим углям! И Александр сказал:
— Неужели нельзя яснее?
— Неужели нельзя унять любопытство там, где я желаю сохранить личную тайну?
Эту битву ему не выиграть.
— Просто постарайся это сделать, — добавила она, словно речь шла о сущем пустяке. Однако эти четыре слова подразумевали — «старайся усердней»!
— Разумеется. — Он сардонически улыбнулся, но она не заметила.
— Дочь Хатауэя просто красавица. — Бабушка намеренно не смотрела в сторону предмета их беседы, не сводя взгляда с малинового занавеса, который как раз поднимался. — Надеюсь, она унаследовала прискорбное отсутствие моральных принципов, столь свойственное ее предкам.
Ее замечание его несколько позабавило, но он мягко возразил:
— Бабушка, если не возражаете, я не стану рассуждать на темы морали. Разве Джон не ваш внук? Кажется, было время, когда общество клеймило его как образчик беспутного поведения. А что касается леди Эмилии, моя репутация сильно проигрывает по сравнению с репутацией этой девушки. Она выше любого упрека, а моя — достойна всяческого порицания. — Он позволил себе еще один взгляд на ее ложу и мягко добавил: — Однако вы правы: Эмилия действительно впечатляет.
За это его удостоили пристальным взглядом:
— С каких это пор тебя впечатляют дебютантки?
— Ни с каких, — ответил он, слегка улыбнувшись и с безразличным видом пожав плечами. До сегодняшнего дня! — А теперь скажите: как вам нравится опера?
Предполагаемая связь с Марией была запретной темой. Бабушка была слишком исполнена достоинства, чтобы упоминать интрижку внука с певицей низкого происхождения, пусть даже и весьма талантливой. Презрительно фыркнув, она сложила руки на коленях, аристократическое лицо оставалось невозмутимым.
— Весьма занятное зрелище. Я говорила, что твой отец намерен устроить семейный обед? Мы слишком редко собираемся вместе.
— Нет.
— Послезавтра жду тебя к обеду в Беркли-Хаусе.
Алекс хорошо понимал, когда нельзя отказываться от приглашения, поэтому смиренно ответил:
— Приду с удовольствием.
Когда представление окончилось, он проводил бабушку до кареты, помог ей сесть и почтительно ждал, пока карета тронется. Затем вернулся в театр. Швейцар узнал его и позволил пройти через особую дверь за кулисы, где, как обычно, Мария принимала избранных почитателей своего таланта. Уборная была увалена чудесными букетами, которые составляли красноречивый контраст мишуре туалетного столика к убогости пустых неиспользованных вешалок. Запах театральных румян и пота был оглушающим, но сейчас Алексу было не до того.
Как сделать это поделикатнее — вот в чем был вопрос.
Или, скорее, уместно слово «почему». Однако два нежных, дружеских поцелуя, наверное, придутся очень кстати.
Струящийся пеньюар выгодно подчеркивал роскошную грудь и гладкие блестящие волосы Марии. Подпирая плечом стену, Алекс терпеливо ждал, пока она смеялась и кокетничала с мужчинами, толпившимися вокруг нее. Энергия, которую актриса щедро выплескивала во время спектаклей, била в ней ключом даже сейчас, за кулисами, как бывало всегда. Наконец, заметив его присутствие, Мария извинилась и направилась к нему, дразняще покачивая бедрами. Легкая призывная улыбка порхала на ее губах.
— Ты пришел.
Он взял ее руку и склонился, чтобы поцеловать.
— Я бы не пропустил закрытие.
— Отличное сегодня представление, да, Алекси?
— Превосходное, — ответил он, ничуть не кривя душой.
— Но теперь ты можешь устроить мне чудесное представление! Поэтому ты здесь, разве нет? Одну минутку, и я переоденусь.
— Могу проводить тебя до дому, Мария, но сегодня вряд ли останусь. — Он старался говорить со всей возможной учтивостью. — Ни в эту ночь, ни в какую другую. Я пришел просить об одолжении.
Ее темные глаза вспыхнули.
— Об одолжении? Ты меня бросаешь и просишь об одолжении?
Разгневанная оперная звезда умела устроить скандал, никого не смущаясь. Алекс поморщился. Несколько слуг, явившихся убрать после спектакля, бросили дела и уставились на них.
— Мы друзья, разве нет? — спокойно заметил он. — И даже если мы действительно провели вместе одну ночь, несколько месяцев назад, разве не сделал я доброе дело для тебя, заставив поверить весь Лондон, что мы любовники? Это каждый вечер уберегало тебя от преследований навязчивых поклонников. Все думали, что ты занята, и я не возражал, потому что тебе, по-видимому, именно так и было нужно.
Она фыркнула, поправляя пояс пеньюара.
— Успешная актриса должна спать с поклонниками, и делать это хорошо. А я все время репетирую, все время занята. И я не так молода, как раньше. Признаюсь, я нашла здесь свободу от ненужных связей. Поскольку, — добавила она, поведя темной бровью, — ты отказался со мной спать и никто другой не зацепил моего взгляда.
— Думаю, мы оба будем вспоминать ту единственную ночь с нежностью, и лучше всего на этом и остановиться.
Так оно и было. Он тогда был слегка пьян, восторг от представления кружил ему голову. Ему вдруг захотелось познакомиться с восхитительной итальянкой, которая так дивно пела. Каким-то образом Алекс оказался потом в ее постели… Свет наступившего дня не заставил его сожалеть о содеянном, но он отдавал себе отчет, что вспыхнувшее между ними влечение имело под собой исключительно чувственную основу. У него не возникло желания продолжить знакомство, ограничась одной, пусть и восхитительной, ночью. Алекс сунул руку в карман и извлек маленькую бархатную коробочку.
— Подарок на прощание. Надеюсь, он будет напоминать тебе обо мне.
Она взглянула на коробочку, и крошечная морщинка прорезала ее лоб.
— С чего бы это? Ты сам сказал, что мы лишь однажды уступили страсти…
Он усмехнулся:
— Думаю, что страсти меж нами было хоть отбавляй, синьора.
— Верно. — Отбросив с лица темные волосы, она рассмеялась. — Я имела в виду — одну ночь, Алекси. К моему сожалению.
