– А то, что Пастор еще в Чуму эту слободу догола обчистил. И теперь у него имеются солидные запасы.
– А я тут при чем?
– Я тебе скажу, при чем. Муштай про стрелку и сговор Пастора с Генералом в курсе. Он туда непременно третьим нагрянет. Без приглашения. Но тебе он ничего не сказал, правда? И не скажет, не жди.
– Это почему?
– Потому что ты давно с ним наглеешь и язык за зубами держать не можешь.
– В смысле?
– Каждая шестерка в курсе, что ты на его место метишь.
– Не гони!
– А если каждая шестерка в курсе, сам он, думаешь, слыхом не слыхал?
– К чему ты клонишь? – процедил Комод. В его голосе отчетливо прозвучала тревога.
– К тому, что он давно тебя пытается заказать. И не исключено, что уже заказал. Думаешь, трудно желающих найти? Кстати, за хорошую порцию герыча тебя твои же охранники завалят.
– Что-то больно много ты знаешь, – зло сказал Комод, и в его бабьем голосе прозвучали визгливые нотки.
Я представил, как эта жирная туша с наголо обритой головой ворочается в своем массивном кресле. Он не знал, кто я и что мне нужно. Но он понимал, что именно так все может и обстоять. Исходя из существующих реалий.
– Ты меня с Муштаем стравить хочешь, падла?! – прошипел Комод.
– Короче, – сказал я, – что ты Муштаю реально поперек горла, ты и сам знаешь. Если Муштай сговорится с Пастором и Генералом, если войдет в долю, у него возможностей прибавится. И тогда я за тебя банки тухлой тушенки не дам. У нас тут не парламент, голосованием никого не выбирают. Муштаю такие оппоненты, как ты, на хрен не нужны. А насчет темы в парке я тебя убеждать не буду. Съезди сам да глянь. Воочию убедишься.
– Может, и съезжу, – процедил Комод. – Если объяснишь, какой в этом твой интерес?
Я помолчал для виду, будто колеблясь. Наконец сказал:
– Знаешь, надоело в подручных ходить. Хочу пожить нормально. Если честно, Муштай – это вчерашний день, все понимают. Генерал в главные не выбьется, его братва не примет. Пастор, тот вообще говно вприпрыжку, среди своих на героине держится. Не будет героина – не будет и его. Один есть достойный человек, я с ним сейчас разговариваю. И когда он своего добьется, я подойду и напомню про нынешний разговор. Слово особое скажу, чтоб не сомневался, кто ему наводку дал. Например – инаугурация. Ты запомни.
Комод вдруг заржал:
– Ина… тьфу ты… уграция!!! Придумал же! Так ты из муштаевских. Хозяин плохо кормит, а меня мочить заставляет? Ладно, хрен с тобой. Если что, подойдешь, разберемся…
– Вот и лады, – сказал я. – Не пожалеешь.
Комод дал отбой. Он сейчас торжествовал. Потому что нашелся болван, который бесплатно и безо всяких гарантий слил ему очень важную информацию. Когда все кончится и болван этот явится со своей «инаугурацией», ни хрена он не получит, кроме удавки в темном углу.
У Комода было несколько вариантов. Он мог связаться с Генералом и на выгодных для себя условиях предупредить, что его и Пастора кто-то сдает. Или он мог попытаться перетереть эту шнягу с Муштаем. Несмотря ни на что, они давние подельники и в нынешней мутной ситуации могли объединиться, отбросив распри хотя бы на время. Но я хорошо знал Комода. Если у Муштая руки в крови по локоть, то у этого жирного ублюдка – по самые плечи. Он живет по законам этого одичавшего зоопарка. И не упустит такой возможности, чтобы порешать свои проблемы. А как он решает свои проблемы – это известно каждому. Нет, он не станет информировать Генерала и перетирать со своим боссом.
Трудно предугадать в деталях, но кое-что можно предвидеть заранее. Найдя в машине героин, Муштай, скорее всего, решит, что его не обманывают. И, чтобы предотвратить сговор Генерала с Пастором, отправится в парк. Он, быть может, сумел бы развести ситуацию по-мирному. Но Пастор сгоряча решит, что его подставил Генерал. А Генерал – что Пастор. Из них из всех самые слабые нервы у Пастора, не говоря уже о его пропитанных наркотой «братьях по вере». Надо полагать, его сторона откроет огонь первой. Остальным просто некуда станет деваться. А Комод наверняка постарается держаться в тени до последнего, чтобы, когда начнется заварушка, использовать свое преимущество внезапности. Для него главное – ликвидировать Муштая и его людей. Муштай, я уверен, возьмет с собой лучших. После этого у Комода просто не останется конкурентов. Но в той каше все может пойти по самому неожиданному варианту. А потому ситуацию неплохо бы держать под контролем.
Не зажигая фонаря и ни разу не споткнувшись в захламленных коридорах заводского корпуса, я вернулся к своему джипу и, по-прежнему не включая фар, медленно выехал с территории завода. Улицы, как всегда, были непроглядно темны и пустынны. Мое «шестое чувство» дремало. Похоже, никто меня здесь не засек.
ГЛАВА 10
Крепость Работяг сияла огнями. С крыш домов били яркие лучи прожекторов. Работяги сумели соорудить у себя настоящую электростанцию, работающую на мазуте. Я подрулил к воротам, и тут же угрожающе взвыла сирена. Я подумал, что, захоти Работяги, с их технической оснащенностью они, как клопов, передавили бы поодиночке всяких Комодов и Генералов. Пока те не сговорились. Но Работяги не стремились к господству в Зоне и не любили воевать. Они терпеть не могли крови, если без нее можно было обойтись. У них были совсем иные цели.
Я затормозил, и тут же к машине с двух сторон подошли часовые в камуфляже, ослепили меня лучами фонарей. Электрические отблески плясали на автоматных стволах.
Я опустил боковые стекла.
– Кто такой? Что нужно? – сурово осведомился старший караула. Но тут же узнал меня. – Сергей? Каким ветром?
– Привет, – сказал я. – Надо поговорить с вашим начальством.
– Подожди маленько,- приказал старшой и отправился к караульной будке. Оттуда он узнает по внутренней связи у старших, можно ли меня впускать. Он прекрасно знает, что Директор всегда принимает меня с завидным радушием и конечно же велит впустить Серегу. (Серым меня тут никто не называл.) Но пока не велел – ходу в Крепость мне нет. Как и всякому другому, будь то хоть сам ангел небесный.
Люди, которых позже стали называть Работягами, прибились друг к другу еще в разгар Чумы. Выживший директор военного завода, как я, потерявший всех своих близких, с кучкой уцелевших обосновался в пятиэтажном доме одного из микрорайонов недалеко от центра города. Эта компания не поддалась панике и, пожалуй, быстрее всех разобралась в развитии событий. В частности, узнала про санлагеря. Вскоре к ней стали подтягиваться люди, которым не место было ни в трущобах, ни в криминальных кланах. Вскоре их набралось несколько сотен самых разных специалистов. Работяги уже в первые месяцы после Чумы заложили кирпичом окна нижних этажей нескольких многоэтажных домов, проходы перегородили прочными высокими заборами и колючей проволокой. В сан-лагеря они тоже не хотели, посулам властей из-за периметра не верили, так как имели кое-какие источники информации. Они быстро смекнули, какой расклад образуется в Зоне. И стали готовиться к предстоящей жизни.
Они свезли в свою Крепость массу разного оборудования и необходимых припасов. Наладили водопровод и канализацию. Оборудовали несколько научных лабораторий, надеясь доискаться до причин пандемии. Правда, впоследствии стало ясно, что уцелевшим научникам это не по зубам, как и множество других загадок, которые одну за другой преподносила изолированная территория.
Работяги искали в опустевшем городе, запорошенном страшной желтой пылью, выживших и звали к себе. Так в Крепости оказалось много женщин и детей. Женщинам в Зоне приходилось хуже всего. Я такого уже насмотрелся в «горячих точках». Когда наступает хаос, когда нет закона и сил, карающих за его нарушение, женщин насилуют обезумевшие и озверевшие от ужаса мужики, кем бы они ни были. Мужики начинают вести себя так, будто это последний день и час их жизни. (Что в Зоне нередко оказывалось правдой.) Жертв насилия нередко убивали – чтоб не мозолили глаза, не нервировали. Кому потом охота наблюдать отвратные последствия?!
Работягам удалось спасти многих. Но оттого, что у них оказалось столько женщин, мразь из кланов возненавидела их еще сильнее.
Мужчин в Крепости сперва тоже было полно. Потом начались распри, кое-кто решил сместить Директора с его руководящего поста. Но переворот провалился. Директор собрал вокруг себя самых надежных, и действовали они решительно. Обошлось почти без крови, но бунтовщиков разоружили, согнали на площадь, а потом выставили за ворота. Большинство изгнанных рассосалось по бандитским кланам или кануло неизвестно куда.
С тех пор у Работяг установилась железная дисциплина и неукоснительные порядки при единоначалии Директора и совещательном статусе десятка его заместителей. Мне, при моем прежнем роде занятий, все это должно было бы прийтись по вкусу. Но, во-первых, по инструкции Монгола мне ни к кому примыкать не полагалось, а во-вторых, если честно, я как-то слишком быстро почувствовал себя вольным Ездоком. В Крепости Работяг были самые сносные условия жизни и самые приличные человеческие отношения, но я не остался бы там насовсем, если бы даже мог.
