— Почему только две недели? — спросила она, не сумев скрыть недовольство в голосе, невзирая на заметные попытки освоить чуждую добродетель терпения.
Действительно, почему? Пока она не озвучила этот простой вопрос, Гурни не приходило в голову, что может понадобиться аргументация. Правдой, разумеется, было то, что он хотел смягчить болезненную реакцию Мадлен на его участие в расследовании. К самому делу это никак не относилось.
— Либо через две недели я обнаружу что-то значимое, либо окажется, что я не тот человек, который вам нужен.
— Ясно.
— Я буду писать ежедневные отчеты о проделанной работе и в конце неделе выставлю счет. Стоимость моих услуг — сто долларов за час без учета сопутствующих расходов.
— Хорошо.
— Любые крупные расходы я, разумеется, буду согласовывать с вами заранее: перелеты и прочее, что может…
Она его перебила:
— Так что вам нужно, чтобы начать? Аванс? Или мне надо что-нибудь подписать?
— Я составлю контракт и отправлю вам по электронной почте. Его надо будет распечатать, подписать, отсканировать и отправить мне обратно. Учтите, что у меня нет лицензии полицейского следователя, так что официально вы нанимаете меня не как детектива, а как консультанта для анализа материалов и оценки текущего расследования. Аванс не понадобится. Я выставлю счет ровно через неделю.
— Хорошо. Что-нибудь еще?
— У меня есть вопрос. Он не касается наших договоренностей, просто кое-что не дает мне покоя с тех пор, как я посмотрел запись со свадьбы.
— Что? — спросила она с беспокойством.
— Почему среди гостей не было друзей Джиллиан?
Она едко хихикнула.
— Друзей Джиллиан не было на свадьбе, потому что у Джиллиан не было друзей.
— Совсем никого?
— Вчера я вам рассказала всю правду про мою дочь. Неужели вас еще удивляет, что у нее не было друзей? Давайте я кое-что скажу прямым текстом. Моя дочь, Джиллиан Перри, была психопаткой. Хрестоматийной психопаткой, — повторила она тоном учительницы английского, добивающейся правильного произношения от ученика. — Она не была способна на дружбу.
Гурни поколебался, но все же продолжил:
— Миссис Перри, и все же мне сложно…
— Зовите меня Вэл.
— Хорошо. Вэл, есть пара вещей, которые у меня не укладываются в голове. Например…
Она его снова перебила:
— Вам непонятно, какого черта я так рвусь расследовать убийство дочери, которую я терпеть не могла?
— Примерно так, да.
— У меня есть на это два ответа. Первый: я этого хочу, и все. Второй: это не ваше дело! — подумав, она добавила: — Есть и третий ответ. Когда Джилли была еще ребенком, я была ей плохой матерью. Отвратительной, чудовищной. Ну и теперь… черт. Да неважно. Давайте просто остановимся на том, что это не ваше дело.
Глава 17
В тени этой сучки
За последние четыре месяца он о ней почти не вспоминал — о той, что была до сучки Перри. Она ведь была неважной, особенно в сравнении с Перри, она напрочь терялась в ее тени. О ней до сих пор никто не узнал, но ей еще предстояло прославиться. Ее пришлось убрать отчасти ради удобства. Кое-кто возразил бы, что не «отчасти», а «исключительно» ради удобства, но это неправда. Она получила по заслугам, как и все сучки ее породы:
Отродье Евы,
гнилое сердце,
течное тельце
с душою шлюхи,
шлюха в душе,
пот на губе,
поросячий визг,
похабные стоны,
похотливо разверстый рот,
жадная пасть,
пожирающий зев,
мокрый язык,
скользкий червяк,
ноги как клещи,
липкая кожа,
зловонная жижа,
насекомая слизь. И теперь
все это —
очищено смертью,
исправлено смертью,
влажные члены иссушены смертью,
освящение истощением —
до сухости пыли,
безобидность мумии.
Vaya con Dios!
Он улыбнулся. Надо почаще вспоминать о ней, чтобы смерть ее оставалась жива.
Глава 18
Соседи Эштона
К 10:00 Гурни отправил Вэл Перри контракт и позвонил по всем трем номерам, которые она ему дала для связи со Скоттом Эштоном, чтобы договориться о встрече. Один был его домашний, другой — личный мобильный, а третий — телефон школы-интерната Мэйплшейд. По первым двум пришлось оставить запись на автоответчике, а по третьему он продиктовал сообщение секретарю, которая представилась как мисс Листон.
В 10:30 Эштон перезвонил и сказал, что получил все три сообщения, а кроме того, ему звонила Вэл Перри, чтобы объяснить роль Гурни в расследовании.
— Она передала, что вам нужно со мной поговорить.
Голос Эштона был таким же, как на видеозаписи, но по телефону он звучал насыщеннее и теплее. Правда, теплота была дежурной, сродни той, что мы слышим в рекламе дорогого продукта. Идеальный голос для модного психиатра.
— Все верно, сэр, — сказал Гурни. — Вам удобно будет встретиться сегодня?
— Сегодня было бы идеально. Можно в академии к полудню или у меня дома в два. Как вам удобнее?
Гурни выбрал второе. Он рассудил, что если немедленно отправиться в Тэмбери, то как раз успеет осмотреться, особенно вокруг владений Эштона. Может, даже удастся поговорить с парой соседей. Он подошел к столу, взял список свидетелей из материалов Хардвика и поставил карандашом точку у каждого имени, рядом с которым значился адрес на Бэджер-Лейн. Из той же стопки он взял папку с пометкой «Резюме допросов» и отправился с этими документами к машине.
Сонная деревушка Тэмбери находилась на перекрестке двух старинных дорог, которые уступили роль транспортных артерий современным магистралям. Обычно такая ситуация располагает к экономическому упадку, однако Тэмбери удачно разместилась в живописной долине у северной окраины гор, и это спасло деревушку. Сочетание уединенности и красоты оказалось привлекательным для богатых пенсионеров и толстосумов помоложе, желающих иметь загородный дом.
Впрочем, не все население состояло из молодых толстосумов и богатых пенсионеров. Например, Кальвин Харлен проживал в поросших сорняками развалинах бывшей молочной фермы на углу Хигглз-Роуд и Бэджер-Лейн. Когда бодрый голос GPS-навигатора привел Гурни в эту местность после полуторачасовой поездки из Уолнат-Кроссинг, было уже за полдень. Гурни припарковался у северной окраины Хигглз-Роуд и принялся рассматривать представшую перед ним разруху. Самой примечательной деталью была трехметровая компостная куча, из которой произрастали исполинские сорняки. Стоявший рядом сарай перекосился так, словно мечтал к этой куче прислониться. В зарослях у его дальней стены виднелся ряд ржавеющих машин и пустой желтый корпус от школьного автобуса.
Гурни открыл папку с резюме допросов и достал нужное описание. Там значилось:
Кальвин Харлен, 39 лет, разведен. Индивидуальный предприниматель, разнорабочий (мелкий ремонт, уход за газоном, расчистка снега, сезонная разделка оленьих туш, таксидермия). Оказывал различные услуги по хозяйству Скотту Эштону до появления Гектора Флореса, который вскоре перенял все его функции. Утверждает, что у него с Эштоном было некое «негласное соглашение», которое Эштон нарушил. Также утверждает (не подкрепляя слова доказательствами), что Флорес был нелегальным мигрантом и ВИЧ-положительным геем-наркоманом. Отзывался о нем не иначе как «вонючий латинос», об Эштоне как о «лживой мрази», о Джиллиан Перри как о «чванливой шлюшке», а о Кики Мюллер как о «мексиканской подстилке». Ничего не знает об убийстве, связанных с ним событиях и местонахождении подозреваемого. Утверждает, что вечером, когда произошло убийство, работал один в своем сарае.
Доверия не вызывает. Психически неуравновешен. В течение 20 лет многократно привлекался к ответственности за домашнее насилие, долги, пьянство и неподобающее поведение, а также за домогательства, угрозы и хулиганство (перечень обвинений прилагается).
Гурни закрыл папку и положил ее на пассажирское сиденье. По всей видимости, Кальвин Харлен всю жизнь стремился стать образцовым быдлом.
Он вышел из машины, запер ее и направился по пустой дороге к грязевым разводам, служившим въездом на участок Харлена. В одном месте разводы расходились в двух условных направлениях, разделенных треугольником примятой травы: часть месива была размазана в сторону компостной кучи и сарая, а другая — в сторону двухэтажного фермерского дома, который последний раз красили так давно, что цвет этой краски было невозможно определить. Навес над крыльцом держался на четырех деревянных столбиках поновее, чем сам дом, но тоже старых. К одному из столбиков была приколочена фанерная табличка с рукописным объявлением о разделке туш, выполненным кроваво-красными буквами с неприятными подтеками.
