В то же время говорить о глобальном провале либерального проекта в 2003 году было бы некорректно. Провалилась прежде всего попытка «старых демократов» вернуться во власть, используя ценности начала 1990-х годов – права человека, свободную конкуренцию, не регулируемый государством рынок, ориентацию на Запад. Тот проект, который возник в конце 1999 года в рамках коалиции «Правое дело», просто перешел в другие руки – в частности в руки «Единой России». Не случайно, по словам Сергея Переслегина, «если бы правых привлекли к работе в этой самой вертикали власти, они были бы крайне счастливы. И там, где их привлекли, они и стали основой „Единой России“. Там, где их не привлекли, они стали критиками вертикали». Многие активисты СПС, особенно пришедшие в его региональные организации по квотам «Новой силы» и через программу «Кадровый резерв», перешли в ряды «Единой России», не изменив при этом своим идеологическим убеждениям. Что же касается влияния правых на экономическую политику, то оно в основном сохранилось, поскольку в большей степени было связано с экспертными центрами, нежели с партийными структурами.
Таким образом, главный урок последнего либерального реванша можно сформулировать так: преимущество российских правых перед другими политическими силами заключается в том, что они в состоянии формировать идеологический фон, на котором действует власть. Однако образование партийных структур, к которому логически подводит правых их усиливающееся влияние на власть, неизбежно заставляет их занять нишу оппозиции. Это, в свою очередь, вызывает ответную реакцию власти, которая перестает оказывать правым столь необходимую им поддержку в период выборов. А сам по себе либеральный дискурс не настолько популярен в России, чтобы правые могли рассчитывать на электоральный успех.
Один из главных уроков СПС состоит в том, что либералы в России отчаянно нуждаются в поддержке со стороны власти. Даже в тех случаях, когда они позиционируют себя как непримиримые противники власти, без нее они выжить не в состоянии. Однако сама по себе поддержка власти еще не гарантирует правым выживания. Вторая и третья составляющие «Правого дела» – «Гражданская сила» и Демпартия, несмотря на оказанную им Кремлем административную поддержку, просто не сумели завоевать доверие избирателей. Можно вспомнить, что в недавнем прошлом на отечественных политических пажитях паслись такие образования, как «Новые правые» Александра Шмелева. Где они теперь? Не приходится сомневаться, что такая же безвестность ожидала бы и ГС с ДПР, если бы не брошенный им властью спасательный круг в виде объединения с СПС.
Гораздо сложнее понять, зачем Кремлю в принципе понадобились правые. В недрах могущественной сверхпартии «Единая Россия» при желании можно отыскать и левых, и правых, и центристов, и, наверное, даже либертарианцев. Уже давно (по крайней мере с 2004 года) в «Единой России» шли дискуссии о необходимости разделения на левую и правую платформы. Прорабатывалась и идея «принудительного раскола» на три партии (сейчас, в условиях экономического кризиса и необходимости политической консолидации, от этой идеи, по-видимому, окончательно отказались). Однако в итоге был сохранен статус-кво – внутрипартийные клубы (условно – левый, правый и национал-патриотический) канализировали соответствующие идеологические тенденции в рамках одной сверхпартии.
Правое крыло ЕР, идеологическим центром которого является «Клуб 4 ноября», придерживается либерально-консервативных взглядов. Учитывая огромный административный ресурс «Единой России», кажется весьма странным, что малые и маргинальные правые партии до сих пор не были поглощены этим гигантом, подобно тому как мелкие космические тела притягиваются гравитационным полем больших планет. На самом деле процесс миграции правых, например, из СПС в ЕР наблюдался еще с 2000 года – однако никогда не угрожал самому существованию партии. Всегда был некий барьер, делавший невозможным слияние ядра правого фланга российской политики (наиболее типичным представителем которого является СПС) с правым крылом «партии власти».
Это тем более странно, что идеологические расхождения лидеров СПС и активистов правого крыла ЕР, хотя и существуют, не выглядят непреодолимыми. По мнению политолога Станислава Белковского, «идеологически они не отличаются ничем. Это люди одних и тех же взглядов, одного и того же круга. Если взять Владислава Резника или Виктора Плескачевского как классических представителей правого крыла „Единой России“, то невозможно найти ни одного отличия между ними и, скажем, Анатолием Чубайсом – ни по идеологии, ни по карьере, ни по бэкграунду по большому счету. Все они – основные выгодоприобретатели постсоветского периода российской истории, люди, которые во многом определили его идеологию».
На левом фланге российской политики такого барьера, кстати, не было: несмотря на предвыборную войну между ЕР и «Справедливой Россией», последняя всегда воспринималась как «партия власти № 2», сформированная из тех представителей элит, которые по каким-то причинам не смогли получить посты в «Единой России», и принципиальной разницы между идеологией эсэров и идеологией левого интеллектуального центра единороссов (ЦСКП) не существует.
С Белковским, впрочем, не согласен член федерального политсовета СПС Борис Надеждин, являющийся одним из сторонников проекта «Правое дело». По его мнению, говорить о сходстве идеологий СПС и «Единой России» неправомерно. Они «абсолютно различаются... я бы „Единую Россию“ не классифицировал как партию с определенной идеологией, потому что ЕР – это приводной ремень администрации президента в парламенте и регионах. Сама по себе эта партия не производит ни кадров, ни идей, ни законопроектов... Вы найдете в „Единой России“ ровно столько правого, сколько левого, сколько имперско-патриотичного и так далее, все что угодно вы там найдете».
Истина, по всей видимости, лежит где-то посередине. Говорить об отсутствии идеологической повестки «Единой России» было правильно на заре ее существования – тогда это действительно была структура с аморфной идеологией, которая, по выражению Белковского, «должна была символизировать победу российского оружия в Чечне и быть политическим референтом Владимира Путина как вождя этой победы».
Однако с течением времени сложилась особая праволиберальная платформа «Единой России», в основных своих деталях совпадающая с идеологией правящей элиты в целом (или же идеология элиты была перенесена на правое крыло ЕР и там без всякого сопротивления принята). Фактически речь идет о том, что сложившийся в начале века консенсус политических элит получил в лице правого крыла «Единой России» проводника и защитника своих интересов. Вопрос о необходимости существования иных правых партий, претендующих на собственный взгляд на развитие страны, в этих условиях становился дискуссионным.
И тем не менее Кремль предпринял определенные шаги по сохранению жизни на правом фланге российской политики – что характерно, в ситуации, когда политические практики СПС и близких к нему движений демонстрировали все большее нежелание избирателя поддерживать правых.
Предполагают, что Кремлем двигало стремление улучшить международный имидж России (существование легальной оппозиции). «Обсуждать темы идейного бэкграунда „Правого дела“, их социальной базы, электората – абсолютно бессмысленно. По приказанию Анны Иоанновны шут учредил либеральную партию. „Правое дело“ нужно власти для того, чтобы показать: у нас все есть, в том числе и либералы», – считает журналист Юлия Латынина. Представляется, что это достаточно наивная точка зрения, поскольку оппозиция, на которую Запад действительно обращает внимание, – это Гарри Каспаров и другие «несогласные», то есть не «Правое дело», а «Солидарность». Создание одной (двух, трех) подконтрольных Кремлю «оппозиционных» партий этой ситуации не изменит. «Правое дело» явно создается для внутреннего употребления, а не для международного пиара.
Более вероятной кажется та точка зрения, согласно которой правые партии (и СПС как наиболее яркий выразитель этого тренда) консолидируют вокруг себя некую идеологическую идентичность, принципиально нерастворимую в иной политической среде.
В настоящий момент «непарламентские правые» довольно четко делятся на три лагеря:
• группу, поддерживающую действия правительства по усилению государственного участия в экономике (либерал-лоялисты Чубайс, Гозман, Титов, Бовт);
• группу, считающую, что раз уж «либеральная идея взята властью в заложники... то договариваться приходится с теми, кто удерживает заложников, а не с теми, кто нам симпатичен» (Мариэтта Чудакова, Григорий Томчин); группу, категорически отказывающуюся от какого-либо диалога с властью (непримиримая оппозиция: движение «Солидарность»).
