Ко всему этому остается добавитьлишь одно: послетого, как эти факты стали известны, никто из упомянутых в них лиц не опроверг сообщенного...
Да, неудавшаяся затея Джонсона с комиссией "техасцев" говорила об очень многом, и прежде всего о том, что надежд на раскрытие в период его правления скольконибудь близких к истине причин, мотивов и участников преступления было крайне мало или же не было совсем.
В один из последующих за похоронами Джона Кеннеди дней мне также стало известно, что нью-йоркский банкир Джон Макклой, в прошлом не раз выполнявший деликатные внешнеполитические поручения правительства Соединенных Штатов, в сугубо доверительных беседах с прибывшими на похороны Джона Кеннеди представителями ряда европейских государств, настойчиво требовал, чтобы средства массовой информации в их странах прекратили "шумиху вокруг убийства" и "необоснованные инсинуации" о заговоре американских правых. В противном случае, угрожал Макклой, отношения США с этими государствами резко ухудшатся.
Подобное обращение Макклоя само по себе было многозначительным: оно свидетельствовало, что определенные круги за океаном добивались, чтобы в связи с преступлением в Далласе было как можно меньше разговоров именно о заговоре правых.
А в "определенные круги", судя по всему, входил и новый президент. Ибо вряд ли можно себе представить, чтобы подобные беседы Макклоя состоялись без ведома Белого долга. В этих беспрецедентных требованиях Макклоя обнаруживалась удивительная и явно провинциальная наивность тех, кто полагал, будто им удастся оседлать историю, накинуть на нее уздечку и управлять ее поступью по своему желанию. В такой наивности явно проявилось техасское самомнение.
29 ноября 1963 года в Вашингтоне было официально объявлено о создании специальной комиссии по расследованию обстоятельств преступления в Далласе. Во главе ее, после неоднократных категорических отказов участвовать в этом деле, был поставлен председатель Верховного суда США Эрл Уоррен.
Согласия Уоррена на участие в работе комиссии добился лично Линдон Джонсон после беседы с ним с глазу на глаз. Вот как впоследствии рассказал сам Уоррен об этой беседе, состоявшейся в Белом доме 29 ноября 1963 года:
"Вначале я встретился с Макджорджем Банди, который провел меня в президентский кабинет, где президент объяснил мне всю серьезность ситуации. Он сказал:
возникли дикие слухи и нужно учитывать существующее международное положение. Он сообщил о своем разговоре с Дином Раском, который был обеспокоен всем этим. Президент также упомянул главу Комиссии по атомной энергии, который информировал его о том, сколько миллионов людей погибнет в атомной войне. Единственный путь ликвидировать подобные слухи, продолжал президент, это создать независимую и ответственную комиссию, возглавить которую не может никто, кроме высшего представителя судебной власти в стране. Я сказал ему, как я отношусь к этому. Он ответил, что если публика ожесточится против Кастро и Хрущева, то дело может дойти до войны.
"Вы ведь раньше служили в армии, - сказал президент. - Так вот, если бы я попросил вас во имя страны снова надеть военную форму, вы же согласились бы на это?"
"Конечно", - ответил я.
"Но эта просьба важнее", - добавил президент.
"Если вы так ставите вопрос, - ответил я, - я не могу отказываться".
Несмотря на скупость и осторожность этого рассказа (когда он был опубликован, Джонсон еще оставался президентом Соединенных Штатов), в нем содержится немало интересных сведений. Анализ этого разговора (версия самого Джонсона, изложенная в его мемуарах, гораздо короче, однако она не идет вразрез с версией Уоррена) с учетом всего того, что нам уже известно об отношении нового президента к убийству в Далласе, представляется весьма важным.
Начнем с причины первоначального отказа Эрла Уоррена войти в создаваемую комиссию. В разговоре с тем же Николасом Катценбахом, предшествовавшем его встрече с новым президентом, Уоррен обосновал свой отказ так: он, мол, всегда считал, что членам Верховного суда не следует поручать никаких дел, выходящих за рамки их прямых обязанностей. Такая мотивировка сильно смахивает на отговорку, за которой скрывались иные, более веские, мотивы. В самом деле, в стране свершилось чрезвычайное происшествие - убит среди бела дня президент; затем убит на глазах у всей Америки тот, кого считали убийцей президента; власти Далласа, в нарушение всех канонов юриспруденции, использовали средства массовой информации, чтобы с помощью весьма сомнительных улик еще до начала серьезного следствия убедить страну в виновности Освальда, допуская при этом такие беззакония, которые уже сами по себе были крайне подозрительны.
Так что Джонсон был по-своему прав, когда, говоря о создании "независимой и ответственной комиссии", подчеркнул: кроме высшего представителя судебной власти в стране, возглавить ее никто не может.
Этого не мог не понимать и сам Эрл Уоррен. И все-таки он вначале пытался отказаться, да еще под таким неубедительным предлогом. Может быть, Уоррен, как и многие другие видные вашингтонские фигуры, считал, что комиссии при сложившихся обстоятельствах не позволят добраться до истины, и потому не хотел становиться соучастником сокрытия подлинных виновников преступления?
Такая постановка вопроса - отнюдь не просто предположение, как может показаться на первый взгляд.
Через несколько дней после создания комиссии Эрл Уоррен сделал сенсационное и поначалу загадочное заявление: он сказал, что некоторые факты, связанные с убийством президента Кеннеди, возможно, не будут раскрыты при жизни нынешнего поколения.
Журналисты кинулись к нему за разъяснениями, но Уоррен не проронил больше ни слова. Теперь, когда доклад комиссии в большей части своих выводов или поставлен под сомнение, или начисто опровергнут и ему не верят ни в Америке, ни в остальном мире, тогдашнее заявление Уоррена стало куда более понятным. Хотя и в шестьдесят третьем году в частных беседах довольно видные фигуры, включая нескольких сенаторов, объясняли: "Похоже, что Эрл Уоррен в допустимых в его положении пределах пытается заранее извиниться перед публикой, намекнуть, что он не обладает свободой действий".
А теперь снова вспомним разговор между Линдоном Джонсоном и Эрл ом Уорреном 29 ноября 1963 года. Сообщения далласской полиции о "принадлежности Освальда к коммунистам" Джонсон (подумать только!) назвал "дикими слухами" и даже, как я упомянул, выразил опасения, что, если "публика ожесточится", дело может дойти до войны. Из записи Уоррена нетрудно понять, что именно эти аргументы заставили верховного судью изменить свое первоначальное решение и стать во главе комиссии [В своих мемуарах Джонсон написал о тех же днях после убийства Кеннеди так: "К счастью, период сравнительного cпoкoйствия, и международных делах дал мне нужное время для того, чтобы я мог уделить подавляющую часть cвoей энергии внутренним (вопросам".].
Как же так? - спросит читатель. Тот самый Джонсон, первый и единственный из всех членов тогдашнего кабинета США выдвинувший сразу после убийства Джона Кеннеди версию о "коммунистическом заговоре", всего неделю спустя уже называл ее "дикими слухами". Выходит, новый президент отказался от собственной версии, посчитав ее по зрелом рассмотрении вздорной? Нет, Джонсон не собирался отказываться от своей точки зрения.
Напомним, что позже, уже после беседы с Уорреном, он повторил ее в письменных показаниях комиссии да еще, вопреки правде, пытался зачислить в свои единомышленники Роберта Кеннеди.
В чем же тогда дело?
Джонсон маневрировал. Когда он узнал, что Уоррен отказывается войти в состав комиссии по расследованию, новый президент наверняка догадался об истинных причинах отказа ("это дело воняет..."). Но после того как Джонсону не удалось протащить свой, техасский, вариант расследования, во главе национальной комиссии ему нужен был именно председатель Верховного суда США. И Джонсон, известный мастер политической мимикрии, с помощью откровенного нажима заставил Уоррена взять на себя эту миссию.
Комиссия Уоррена приступила к работе уже в первых числах декабря 1963 года. Белый дом не жалел усилий, чтобы заставить американскую прессу писать о комиссии исключительно в духе панегириков. "Нам просто выкручивают руки..." - жаловались наиболее откровенные корреспонденты. Но добиться одних панегириков не удалось.
В газетах то и дело появлялись комментарии, подобные тому, какой, например, был напечатан в "Нью-Йорк уорлд телеграмм энд сан": "Реализм заставляет нас не возлагать больших надежд... Комиссия будет почти полностью зависеть от фактов, представленных секретной службой, ФБР и полицейский управлением Далласа".
И все же нужно признать, что у американцев существовала надежда на то, что комиссия в итоге своей работы раскроет и политическую подоплеку и механизм убийства Джона Кеннеди.
