Вульфгар тяжело дышал, но руки его упорно трудились, вкладывая всю ярость в кузнечный молот. Глаза были закрыты так же плотно, как руки обхватили рукоять, жилы вздулись от напряжения.
— Это что, для того чтобы за угол метать? — услышал он дворфский говор.
Вульфгар открыл глаза и повернулся к приоткрытой двери, мимо которой прошаркал один из родичей Бренора; его смех еще долго отдавался в каменном коридоре. Когда варвар взглянул на свою работу, то понял насмешку дворфа — металлическое копье, над которым он трудился, согнулось посредине от слишком сильных ударов по перегретому металлу.
Вульфгар отшвырнул испорченный прут и бросил кувалду на каменный пол.
— Зачем ты так поступил со мной? — громко спросил он, хотя, конечно, Дзирт был слишком далеко и не мог его слышать. В его мозгу вновь всплыли образы Дзирта и Кэтти-бри, слившихся в страстном поцелуе, — картина, от которой Вульфгар никак не мог избавиться.
Он провел рукой по потному лбу, оставляя на нем полосу сажи, и плюхнулся на край каменного стола, как на стул. Он не думал, что все будет так сложно, не ожидал от Кэтти-бри такого возмутительного поведения. Варвар вспоминал, как в первый раз увидел свою любовь. Тогда она была совсем еще девочкой и беззаботно носилась по туннелям дворфского города в Долине Ледяного Ветра. Носилась легкомысленно, как будто все извечные угрозы этого сурового края, все воспоминания о недавней войне с народом Вульфгара не имели над ней никакой власти и остались позади, как откинутые за спину волны ее блестящих каштановых волос.
Очень скоро Вульфгар понял, что своим беззаботным танцем Кэтти-бри навсегда завоевала его сердце. Он никогда не встречал женщины, похожей на нее, в своем племени, где правили мужчины, а женщины были почти рабынями, безропотно подчинявшимися требованиям мужчин. Женщины варваров не отваживались задавать вопросы мужчинам и, уж конечно, не стали бы им перечить. Как Кэтти-бри, когда он настаивал, чтобы она не шла на переговоры с гоблинами.
Вульфгар был достаточно умен, чтобы признать собственные недостатки, и сейчас чувствовал себя круглым дураком, вспоминая, как он разговаривал с Кэтти-бри. И все же варвар ощущал потребность, чтобы рядом была женщина — жена, — которую он мог бы оберегать, рядом с которой он занял бы место, подобающее мужчине.
Все так сложно, а тут еще, чтобы еще больше все запутать, Кэтти-бри, его Кэтти-бри целовалась с Дзиртом До'Урденом!
Вульфгар вскочил с места и бросился к кувалде. Он мог провести еще много часов в кузне, переливая ярость из напряженных мускулов в молот и вколачивая ее в металл. Железо поддавалось ему, в отличие от Кэтти-бри, беспрекословно подчинялось велению его тяжелого молота.
Вульфгар замахнулся кувалдой со всей силы, и новая горячая полоса металла содрогнулась под ударом. Понг! Искры осыпали лицо Вульфгара, одна обожгла уголок глаза.
С глазами, налитыми кровью, с натянутыми канатами мускулами Вульфгар не чувствовал боли.
* * *
— Зажги факел, — прошептал дроу.
— Свет привлечет врагов, — возразил Реджис таким же приглушенным голосом.
Издали донесся низкий рык, отраженный эхом.
— Факел! — велел Дзирт, протягивая Реджису маленькую коробочку с трутом. — Зажги свет и жди здесь. Гвенвивар и я обойдем кругом.
— Так теперь я — приманка? — спросил хафлинг.
Дзирт, с обостренным в предчувствии опасности восприятием, даже не услышал вопроса. С одной саблей в руке, вложив слишком заметный светящийся Сверкающий Клинок в ножны, он бесшумно двинулся вперед и пропал во мраке.
Реджис, все еще ворча, высек искру и вскоре зажег факел. Дзирта уже не было видно.
Рычание за спиной заставило его резко повернуться с булавой на изготовку, но это была всего лишь Гвенвивар, которая появилась из бокового прохода. Она бесшумно промчалась мимо хафлинга, догоняя Дзирта, а Реджис быстро засеменил следом, безуспешно пытаясь поспеть за огромной кошкой.
Через несколько секунд он снова был один, среди зловещих длинных теней, которые рождал на неровной каменной стене свет факела. Касаясь камня спиной, Реджис понемногу двигался вперед, тихо, как привидение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Черный провал прохода неясно обозначился в нескольких футах впереди. Хафлинг продолжал идти, выставив перед собой булаву. Он почувствовал, что за углом кто-то есть, кто-то, так же осторожно приближавшийся ему навстречу с той стороны.
Реджис аккуратно положил факел на камень, прижал булаву к груди и тихонько скользнул дальше.
Он обогнул угол одним прыжком, вслепую размахивая булавой. В ответ мелькнула голубая вспышка, раздался лязг металла о металл. Реджис отдернул булаву и размахнулся ею сбоку и пониже.
Снова раздался громкий звон встречного удара.
Новый удар булавой в этом же направлении, но противника было не так просто обмануть — и этот удар тоже был отражен.
— Реджис!
Хафлинг уронил уже занесенную над головой булаву, узнав голос Дзирта.
— Я же сказал тебе оставаться с факелом там! — обругал его Дзирт, выходя из тени. — Тебе повезло, что я тебя не убил.
— Или что я не убил тебя, — тут же парировал Реджис, и его спокойный холодный тон удивил Дзирта. — Нашел что-нибудь?
Дзирт покачал головой.
— Но мы уже близко, — тихо ответил он. — Мы с Гвенвивар уверены в этом.
Реджис вернулся и поднял факел, потом заткнул за пояс булаву, чтобы ее можно было быстро выхватить.
До них вдруг донеслось рычание Гвенвивар из дальнего конца коридора, отраженное эхом, и оба пустились бежать.
— Подожди, не бросай меня! — закричал Реджис, схватив Дзирта за плащ, и уже не отпускал эльфа, хотя ему приходилось прыгать, скакать и даже ехать на пятках, чтобы не отстать от него.
Дзирт пошел медленнее, только когда увидел желто-зеленые глаза пантеры, глядящие на него из-за угла, сразу за границей света факела, где туннель круто сворачивал в сторону.
— Думаю, мы нашли дворфов, — угрюмо пробормотал Реджис. Он протянул Дзирту факел и отпустил его одежду.
Дзирт заглянул за угол — Реджис заметил, как он содрогнулся, — и высоко поднял факел, освещая страшную картину.
Они и правда нашли пропавших дворфов; одни из них лежали на полу, другие были прислонены к стенам на небольшом участке обработанного коридора.
* * *
— Не хочешь надевать фартук, не надевай! — расстроенно сказал Бренор. Кэтти-бри кивнула, наконец-то услышав слова, которые ждала с самого начала.
— Но, мой король… — запротестовал Коббл, единственный, кто еще находился в маленькой комнате, кроме Бренора и Кэтти-бри. У него и у Бренора жестоко болела голова после «святой воды».
— Пф! — фыркнул король дворфов. — Я знаю мою девочку. Если она говорит, что не наденет, то даже все великаны Гребня Мира не заставят ее передумать.
— Слышу «пф!»! — раздался неожиданный окрик из-за двери, сопровождаемый жутким ударом. — Я знаю, что ты здесь, Бренор Боевой Топор, который называет себя королем Мифрил Халла. Открывай сейчас же и встречай лучшего из лучших!
— Ты узнаешь этот голос? — спросил Коббл, и они с Бренором недоуменно переглянулись.
— Открывай же, говорю! — послышался еще один крик, потом резкий удар. Дерево расщепилось под ударом большого шипа, вделанного в железную латную рукавицу, пробившую толстую дверь.
— А, песчаник тебя забери… — последовало приглушенное ругательство.
Бренор и Коббл посмотрели друг на друга, не веря своим ушам.
— Нет! — хором сказали оба, энергично замотав головами.
— Что такое? — нетерпеливо спросила Кэтти-бри.
— Быть этого не может, — ответил Коббл, и девушке показалось, что он от всей души желал, чтобы так оно и было.
Ворчанье за дверью оповестило, что стоявший там наконец-то извлек свой шип.
— Что это? — допытывалась Кэтти-бри, уперев руки в бока.
Дверь распахнулась, и в проеме появился самый необычный из всех дворфов, какого когда-либо видела Кэтти-бри. На каждой руке у него были металлические перчатки без пальцев с шипами — такие же шипы торчали на налокотниках, наколенниках и носках его тяжелых сапог. Изрядно поношенный панцирь (специально сделанный под его короткое, напоминающее бочонок тело) состоял из параллельных горизонтальных ребер, расставленных через полдюйма и охватывавших его корпус от шеи до середины бедра и руки от плеча до предплечья. Серый шлем был без забрала и держался на толстых кожаных завязках, терявшихся под чудовищной черной бородой, а наверху у него блестел еще один шип, почти в половину четырехфутового роста самого дворфа.
