Продвигаясь по городу на большой скорости, вряд ли можно многое заметить, но посол Гастингс все же сделал свои выводы. Стало меньше рекламы – причем намного, а место политической рекламы кандидатов заняли разные духоподъемные плакаты. Один из них он запомнил: «Не знаешь, кому принадлежит Севастополь? Вступай в «УНА-УНСО» и узнаешь!» Это было на украинском, конечно, но посол Гастингс машинально перевел на русский, потому что русским он владел намного лучше. Еще он мельком, но увидел какие-то объявления на стенах, формата А4, они выделялись своим размером: слишком большие для частных объявлений, слишком малы и скромны для коммерческой рекламы. В Ираке тоже были такие, они назывались «баяны» и содержали приказы духовных лидеров своим последователям, сформулированные чаще всего в виде ответов на вопросы или письма приверженцев. Баяны эти разжигали ненависть в и так расколотой стране – он видел, как человека, сорвавшего со стены баян, зверски убили на месте.
Меньше машин, что и вовсе невероятно для прежних времен – машины с пулевыми повреждениями и даже поврежденные взрывами, а потом кустарно отремонтированные. Наклейки на стеклах – черно-красный флаг «УНА-УНСО», наивная надежда на то, что не тронут. Точно такие же флаги на некоторых балконах, но немного. Много людей на улице – но видно, что они не прогуливаются, идут быстро.
– Кевин!
– Да, сэр, – обернулся его менеджер по безопасности. Правила запрещали отвлекаться на разговоры с клиентом – но любой, кто пережил то же, что и они, был уже не просто клиентом. И имел право на совсем другое отношение.
– Как тут обстоят дела с уровнем жизни местных? С питанием? Вы выходите в город?
– Ну, сэр, выходим, конечно. Нам запрещено покупать у местных, но мы иногда это делаем. Выпивка здесь хорошая, особенно если крепкая. Они зовут ее «горилка», то есть «та, что горит». Со жратвой немного хуже, но есть. Цены очень низкие, у людей денег нет. А вот бензин стоит очень дорого.
– Много спекулянтов?
– Как и всегда, сэр. Вся гуманитарка идет через рынок
Послу Гастингсу это было известно, он даже задумывался над тем, а не приносят ли они больше вреда, чем пользы, поставляя гуманитарную помощь. Вся гуманитарка оказывается на рынке, кормит негодяев и спекулянтов. Поскольку входная цена равна нулю – доход от ее перепродажи стремится к бесконечности, что нарушает законы экономики. От сверхдоходов отщипывают свою долю местные «силовые» игроки, взимая дань и вооружаясь на эти деньги. А местные крестьяне разоряются – они не в силах конкурировать с товаром, чья входная цена на рынок равна нулю. Они приходят в город, пополняют маргинальную среду и начинают радикализовываться, пополняя ряды бандформирований. А потом эти бандформирования нападают на американцев же. Круг замыкается.
Ведь если так подумать, кто такой бандит? Это человек, который не работает, не занят никаким трудом. Его кто-то должен кормить, обеспечивать его существование. Учитывая, что он вооружен, бандит может отнимать нужное себе силой. Если он будет делать это у своих же соотечественников – он лишится их поддержки и проиграет. А вот если он будет рэкетировать спекулянтов на рынке – то в глазах остальных он будет выглядеть даже кем-то вроде благородного Робин Гуда. И мы, создавая спекулятивную прослойку поставками гуманитарки, создаем почву и для бандитизма.
Вот только остановить это безумное колесо никому не под силу, тем более – ему. Потому что индустрия помощи пострадавшим в гуманитарных катастрофах признана одной из самых быстрорастущих в США. Они поставляют все – от «юнимикса» до сборных щитовых домов. От услуг по доставке и распределению до услуг по безопасности. И конечно, как и любой другой бизнес, они заинтересованы в расширении рынка.
– Мешок муки сколько примерно стоит?
– Не знаю, сэр… – Кевин усмехнулся. – Нас тут готовым кормят. С позволения сказать, девочки тут хорошие, сэр, и совсем недорогие, в несколько раз дешевле, чем в Ираке. Пятидесяти долларов за ночь хватит за глаза.
– Спасибо, Кевин, – сказал посол, – я понял.
Улица, ведущая к зданию посольства США в Киеве, была перекрыта бетонными блоками выше человеческого роста. У блоков несли службу контрактники из «ХЕ», кортеж посла они пропустили не проверяя.
Второй блок был на старом КП посольства, там уже были государевы люди – группа дипломатической безопасности, совместный проект морской пехоты и Госдепартамента США. Эти проверили уже тщательнее, даже подкатили под машины специальную тележку с зеркалом на колесиках. Начальник смены заглянул в машину, отдал честь.
– Добро пожаловать, сэр.
Они прокатились внутрь, стали на стоянку, которая теперь была вместо газона. Стоянка была огорожена бетонными блоками выше человеческого роста, под ногами – шуршала галька. Посол знал, что галька принимает и гасит часть ударной волны от взрыва.
– Парни, вы что, русских танков ждете? – пошутил новый посол.
– Все может быть, сэр – серьезно ответил Халл.
И Гастингс понял, что тот не шутит.
Предыдущим послом США на Украине был Джеффри Моббс, карьерный дипломат, считающийся одним из ведущих специалистов Госдепа по восточным странам. Он не был раздосадован тем, что покидает Киев, – ему предложили пост замгоссекретаря по Восточной Европе, что было повышением и вроде как признанием его заслуг. Он расхаживал по кабинету посла, расположенному в «старом» четырехэтажном здании, и громко размышлял о судьбе Украины. Гастингс с ним раньше не работал. Видимо, Моббс еще не сообразил, что в Вашингтоне другие расклады и его новый пост – последний перед отставкой.
– …Вы должны понимать, друг мой, что местные очень чувствительны. Им нужно уважение – как мафии. На вашем месте я бы выучил язык, они это любят.
– Я знаю язык, – сказал Гастингс.
– Да? Это очень хорошо. Мой вам совет, друг, не будьте с ними занудой и ханжой. Они хоть и говорят, что у них и у русских нет ничего общего, но они очень похожи. Будьте им другом – и они сделают для тебя то, что не сделают ни за какие деньги.
– Что именно?
– Да разное, – обтекаемо сказал Гастингс, – вы должны понимать, что они открыты к сотрудничеству, но дорога эта двусторонняя. Иногда они просят посодействовать людям, у которых скажем… заблокировали счет по подозрению в отмывании денег или финансировании терроризма. Иногда кого-то задержат за неподобающее поведение или еще за что. Они просят выручить – и я всегда это делал, вот почему всегда был своим человеком на самых верхах. Вам советую вести себя так же.
– Учту.
– Избегайте фотографироваться с ними на их мероприятиях – у них флаг сильно похож на фашистский, и это может закончиться плохо. Вообще избегайте мест, где идет фотографирование, в крайнем случае оставьте это атташату, сами не подставляйтесь. Встречайтесь только на самом высшем уровне – эти мерзавцы должны понимать, кто они такие.
– А кто они такие? – спросил Гастингс.
Моббс сбился с мысли, потом недовольно скривился:
– Перестаньте. Я слышал, вы работали здесь, да?
…
– Так вот, с тех пор все сильно изменилось. Очень сильно. Теперь здесь что-то вроде латиноамериканской демократии, причем в самом хреновом его варианте. Прав тот, кто крикнет громче, и у всех полно стволов. Они нам просто нужны для того, чтобы русский медведь не смотрел никуда еще. Только вы им это не говорите. Они не будут довольны.
– Не скажу.
Видимо, Гастингс был не убедителен, голос выдал. Сдающий обязанности посол внимательно смотрел на него, потом решил, что как бы то ни было – сделать он ему все равно ничего не сможет. Он улетает в Вашингтон, а его сменщик остается здесь и будет работать под его началом.
– Послушайте добрый совет, Дэвид, – сказал Мобб, – не пытайтесь здесь ничего изменить, это бессмысленно. Они сами не хотят ничего менять. Мой вам совет – держите курс согласно подсказкам вашего сменщика. Сами понимаете, какого, не будем его называть. И встретьтесь с послом Адаминским. Он тут у нас что-то вроде дуайена…[32] хе-хе. Здесь главное не добиться чего-либо. Здесь главное – не вляпаться.
Гастингс поднялся.
– Благодарю.
На самом деле… это даже не был разговор двух глухих, это был разговор двоих дураков. Моббс – радовался новому назначению в Вашингтоне и в мечтах видел себя Госсекретарем – он и думать не думал, что впереди его ждет чемодан компромата от заинтересованных лиц и тихий вербовочный разговор за ланчем… разговор с теми людьми, которые были прямо заинтересованы в том, чтобы лилась кровь. Русских, американцев, украинцев, поляков… неважно, им было плевать, они зарабатывали на этом. Американское общество – до сих пор во многом общество пуританское, даже жестко пуританское… и посол Соединенных Штатов не смог удержаться, когда ему подложили в постель двенадцатилетнюю девочку, похожую на его родную дочь. В конце концов… какого черта, вся та жесть, которая тут происходит, тут же и остается, верно? А потом – он вошел во вкус.
