Рейтинговые книги
Читем онлайн Звезды немого кино. Ханжонков и другие - Марк Аронович Кушниров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 80
разговоры у публики. Тот же Ханжонков как-то распотешил сотрудников, дав им взглянуть на обложку с названием одной британской кинокомедии — он планировал показать ее у себя: название было «Мортовый сниз». Так перевел «русский» переводчик в Англии комический фильм «Смертельный чих» (Mortal Sneeze). Содержание было простенькое: «Полисмен чихает. Первый раз, чихнув, он сотрясает на рынке окружающие дома. Второй раз он опрокидывает автобус с пассажирами. В третий раз он взрывается сам и вызывает колебания земли».

Понемногу рождалась идея рекламы — часто не без скандальности. Появились кинопрограммки и либретто — как правило, анонимные. Появились краткие обозрения репертуара того или иного «иллюзиона». Появились стихи, пародии, карикатуры, хлесткие шутки. Надо сказать, что и самих зрителей атмосфера киноэкрана — особенно темнота — часто провоцировала на двусмысленные шутки: чаще всего это касалось приставаний к женщинам и юным девушкам. Доходило до непристойностей. Часто случались скандалы из-за места или из-за громких подначек и комментариев. В тех же программках давались указания о правилах поведения — в частности, полагалось снимать шляпы и фуражки, не выпивать и не закусывать во время сеанса, не стучать стульями, не толкаться и т. д. и т. п.

Интересно, что именно в ханжонковском журнале «Пегас» родилась идея выпускать не просто либретто, а пространные литературные сценарии фильмов — дабы породить еще одну форму популярной беллетристики, в будущем известную как «новеллизация». В то время проба состоялась, но вскоре как-то заглохла. Вообще отношение к либретто, тогдашней анонимной кинолитературе, было достаточно уважительным.

Интеллигентные критики, особенно художественные, часто пытались вглядеться в черты и краски той публики, что охотно взирала и, не стесняясь, толковала о курьезах этой самой деми-литературы. И эти толкования далеко не всегда были критически неприязненными. Чаще случалось наоборот: среди доброжелательных описателей кино были, помимо Чуковского, Михаил Зощенко, Леонид Оболенский, Михаил Булгаков, Виктор Шкловский и др. Маяковский и Есенин, два великих поэта, тоже отдали щедрейшую дань этой деми-литературе, над которой первый, как бы нехотя, издевался, а второй сочувственно и поэтично обыгрывал. Оба, по выражению того же Маяковского, как никто на свете, умели «загибать». В обоих жила феноменальная, хотя в сущности обыденная (да и попросту рефлекторная) двойственность — пристрастие к элегантным вещам, элегантной одежде, элегантному комфорту в сочетании с публичным, демонстративным отрицанием всего этого…

Особенно терпимым и, более того, благоговейно почитающим это стихийное, плебейски-народное вдохновение был замечательный режиссер, историк и теоретик театра Николай Евреинов. Вот что он писал в своем известном сочинении «Театр для себя» (1916): «Если вы по болезни, из консервативного упрямства или эстетского принципа не посещали за последнее время этого „вертепа черни“, то вы и представить себе не сумеете культурного багажа вашей прислуги… Поговорите с этой „бестолковой, некультурной деревенщиной“, как вы не раз называли ее в сердцах, и вы увидите себя принужденным изменить свое мнение и насчет ее „бестолковости“, и насчет ее некультурности. Чего-чего она только не перевидала в этом „вертепе ХХ века“ за время своих частых отлучек в „лавочку“, со двора или откровенно, „на часок в театр“!.. Еще недавно принимавшая за жупел слова „пейзаж“ или „драма“, путавшая „Швейцарию“ с „Шекспиром“, она вам поведует теперь и о швейцарских водопадах, и о героях шекспировских драм. Она так много видела, так много знает. Ей незачем читать „Quo vadis“ Сенкевича, „Страшную месть“ Гоголя, „Обрыв“ Гончарова, „Ключи счастья“ Вербицкой и сотню других сочинений, хороши они или плохи — все они пройдут перед ее жадными глазами… Когда я услышал в трамвае, как одна кухарка советовала другой сходить на картину „Жизнь Вагнера“, объясняя, что этот большущий человек был хотя и маленького роста, ну, как Наполеон — „помнишь, в ‘Сатурне’ показывали“, — я понял как-то вдруг и совершенно ясно, что не из книг, не из школ всеобщего образования, а из подлинно доступного народного театра, который учит своим образным языком впечатлительно-убедительно, а потому незабываемо прочно».

О забвенном и незабвенном

Разумеется, в раздраженных голосах представителей высокой культуры была своя правда, однако в последующее десятилетие и даже несколько далее эта деми-литература была, по выражению В. Шкловского, «канонизирована», сохранив все свои классические свойства. Это откровенно сказалось и на планах дальнейших решений в области кино. Притом что у Ханжонкова появился еще один знакомый с небывало серьезным намерением…

Намерение было дерзкое. Весной 1911 года Гончаров, как мы уже говорили, в очередной раз рассорился с Ханжонковым — как водится, навсегда. И вот теперь этот неугомонный человек как ни в чем не бывало скромно сидел в конторе своего бывшего мэтра и терпеливо ждал приема. Первым желанием продюсера было ни при каких условиях не принимать Гончарова. Намерение это длилось два дня, но на третий день Ханжонков не выдержал. Сухо принял гостя, жестом предложил говорить. С олимпийской невозмутимостью Гончаров принялся излагать свою идею. Излагал пространно, как всегда, пересыпая изложение помпезными эпитетами: «высочайше, величайше, глубочайше» и т. п. Александр Алексеевич прервал его и попросил говорить предельно конкретно.

(Все же Ханжонков, при всех оговорках, отдавал должное режиссерской — хотя и очень стихийной — одаренности Гончарова, его одержимости, его пробивной энергии, его умению мобилизовать полезных людей, артистов, да и просто его опыту, приобретенному в свое время и во Франции, и в русских театральных кругах.)

Планы Гончарова оказались дерзостнее дерзкого. Он задумал добиться у самого царя (!) высочайшего соизволения на постановку исторической картины небывало крупного масштаба. Его бурное красноречие, хоть и не с ходу, поколебало Ханжонкова, который и сам иногда подумывал о чем-то «из ряда вон». Речь шла о знаменитой «Обороне Севастополя». (Тогда Гончаров предложил другое название: «Воскресший Севастополь».) Вряд ли кто-то подсказал ему эту грандиозную, почти невероятную идею. Скорее всего, тут сказались гончаровский азарт, его воспаленное честолюбие, его неуемный темперамент. Так или иначе, но режиссера идея захватила, и… понеслось! Добавим, что к «бредовой» идее неожиданно с интересом отнеслась тогдашняя жена Ханжонкова Антонина Николаевна Баторовская, автор и соавтор многих сценариев под псевдонимом Анталек (соединение двух имен — ее и мужа). Она, естественно, часто печаталась в популярном ханжонковском журнале «Пегас», где была еще и редактором.

Увлеченный своей идеей, Гончаров стал пламенно уговаривать Ханжонкова взяться за будущий фильм. Величественность замысла была ошеломительна. Не гнушаясь дешевой патетики, Гончаров перечислял все грядущие действа: сверхмассовые съемки… грандиозные перестрелки… доподлинный орудийный огонь… сражение за Малахов курган… полевой лазарет… гибель адмиралов… потопление

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 80
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Звезды немого кино. Ханжонков и другие - Марк Аронович Кушниров бесплатно.
Похожие на Звезды немого кино. Ханжонков и другие - Марк Аронович Кушниров книги

Оставить комментарий