- Чего рот раззявил, директор? Живо отменяй Испытание! - гаркнула скрипучим голосом бабуля Хим, разом сбрасывая с себя сонную одурь.
С бабулей Хим в свое время не спорил даже Владыка Златовлас. Лорд с директором переглянулись и дружно сложили знак отмены. Сверкнула молния, и Комната остановила работу. Двери чуть приоткрылись, но ученик не вышел. Дети взволнованно загудели, вытягивая шеи.
- Почему он не выходит? - обеспокоенно заерзала Сильвия.
Бледный как смерть Бран беспомощно глянул на неё, на целительницу.
- Ему было очень плохо...
Корион первым выскочил из-за стола и, прихрамывая, побежал к Комнате. Он наконец-то понял, что ему не понравилось — датчики состояния. Стрелки на нем скакнули за предел значений, практически спрятавшись за окантовкой циферблата. А поскольку у предыдущих детей они высоко не поднимались, учителя просто не обратили на это внимания!
Корион толкнул двери, и сияние Светоча упало на золотистые кудри, заиграло на многочисленных плетеных браслетах, которыми были увешаны безвольно раскинутые тонкие руки. Корион скривился при виде лужи рвоты, осторожно перевернул подростка и после секундного замешательства вспомнил, где видел это лицо. Вадим Волхов, мальчик, который слишком много знал об Инквизиции.
Его кожа светилась мягким солнечным светом. От прикосновения он коротко болезненно всхлипнул, раскашлялся и мазнул по Кориону мутным невидящим взглядом прежде, чем его глаза закатились. Если это был магический выброс, то он был очень странным.
- Поверни его набок, - велела Элиза, опустившись рядом, и плавно провела руками над мальчишкой, пока Корион устраивал его в правильное положение и безо всякой брезгливости доставал пальцами остатки рвотных масс изо рта. Длани засветились, над камнями вспыхнули знаки. Целительница прочитала их и нахмурилась.
- Что с ним? – хором спросили Мерфин и Мэдог.
- Он в иллюзии Комнаты Испытаний – это точно. Но почему такая реакция, не знаю, - призналась она. – Воздействие не было настолько сильным, и насыщение магической оболочки идет тоже в пределах нормы.
- Датчики состояния зашкалили, - нервно сказала Сильвия. – И показания не меняются!
Элиза нахмурилась сильнее и провела руками вновь. Над мальчишкой вспыхнули цифры. Корион выругался. Датчики Комнаты не двигались просто потому, что было некуда! На магической проекции показатели увеличения силы плавно и уверенно ползли дальше, более того, одновременно с этим шел расход. Расход хоть и был высоким, но недостаточным для того, чтобы пропустить всё. Плотность ауры всё увеличивалась и увеличивалась. Еще немного – и мальчишка просто лопнет!
- Что за ерунда? – воскликнул Мэдог, взглянув на значения.
Элиза смахнула длинную рыжую косу на спину и растерянно дернула плечом.
- Я не знаю, что это такое, - сказала она, быстро рисуя на белом сияющем лбу мальчишки руны открытия. Вадим дернулся, не приходя в себя. По его телу пошли позывы к рвоте. Корион взмахом руки очистил ему желудок, и мальчишка содрогнулся в сухом приступе.
– Корион, Сильвия, помогите стравить потоки. Одна я не справлюсь.
Хов послушно забрался под футболку подростка и положил руку на солнечное сплетение. Целительница закончила последний знак и положила двуперстия на запястья мальчишки. Когда Сильвия обхватила его виски, Волхов молча выгнулся и забился в судорогах. Из его носа потекла тонкая струйка крови. Корион по какому-то наитию выдернул его из женских рук.
- Да что за хрень?! – возопила Элиза, увидев, как судороги подростка разом прекратились.
- У мальчишки сенсорный шок, - заявила бабуля Хим и зарядила ложкой в лоб целительнице, едва она снова потянулась к подростку. – Кому сказано — шок! Завтра явишься на пересдачу по тактильной эмпатии! Целительница с дипломом!
Элиза ойкнула, обиженно потерла лоб.
– Тогда тебе придется всё делать самому, Корион. Тебя он еще терпит.
По каким причинам мальчишка выносил прикосновения страдающего от боли эльта, знал только он сам. Ведь если это действительно была тактильная эмпатия, то Волхов испытывал весь спектр ощущений от кое-как сшитой ауры. Но Кориону не оставалось ничего другого – он кивнул. Все профессора умели перенаправлять магические выбросы. Всё же Фогруф был в первую очередь школой для детей, а дети порой теряли контроль над силой. И Корион делал это десятки раз – нащупывал бьющий комок тепла в чужой груди, цеплял его пальцами, аккуратно тянул, задавая вектор, и держал хлынувшую силу, помогая сформировать самую безопасную форму, до тех пор, пока поток не ослабевал. Здесь же магию нужно было не просто перенаправить – выковырять из ауры, которая по каким-то причинам не хотела отпускать её.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Целительница положила руки ему на плечи.
- Я подстрахую, – сказала она. – На счет три. Раз…
- Что с ним? Что с Димом? – услышал Корион испуганный мальчишеский голос. Сквозь ряды преподавателей пробился взъерошенный филид и расширенными глазами уставился на Волхова. – У него кровь!
- Не волнуйся, Кристиан, ему помогут, - мягко ответил директор Аунфлай.
- Два…
- Ему было плохо еще до распределения. Мы ему говорили, чтобы он подошел к привратнику, но он сказал, что скоро должно пройти…
- Три!
Корион был готов к тому, что сила не дастся ему в руки, что придется её тянуть. Он был уверен, что всё делал правильно и лишь помогал подростку выплеснуть магию, а не колдовал сам. Он никак не ожидал, что на него обрушится сладкое, игристое, словно шампанское, цунами, которое не то что удержать в руках – направить невозможно. И уж точно не знал, что магия в его собственном теле отзовется и метнется навстречу всему этому бурлящему и безбрежному солнечному океану.
- Корион! Корион, мать твою, очнись!
Пощечина обожгла щеку, голова мотнулась. Корион вспомнил, кто он и где он, и с трудом согнул пальцы в знак, цепляясь воспоминаниями за то, что обжигало болью и не давало раствориться в экстазе окончательно.
- Флорес Мастерпис!
Это было невероятное ощущение. Волна пьянящей мощи накрыла его с головой, хлынула в легкие, в каждую клеточку тела. Его нежили, любили, готовые подчиниться малейшей прихоти, выполнить любое желание… Океан наполнил его до краев, смел всё, что попалось навстречу, достал до чего-то глубокого, древнего, о чем сам Корион и не знал, и не кончился - схлынул назад, оставив томную негу.
Восхищенные диалектные ругательства бабули Хим и профессора Оуэна заставили его открыть глаза.
Розы. Полный зал желтых роз. Розы расцветали прямо в воздухе, плавно опускались на пол, на столы, на головы, вырастали прямо на вьюне, не смущаясь соседством с белыми цветами. Крупные распустившиеся бутоны наполнили Фогруф тонким насыщенным ароматом и заиграли в сиянии Светоча благородным золотом. Ученики с нервным, восторженным смехом ловили их из воздуха и с любопытством рассматривали.
Корион провел чуть дрожащей рукой по лицу в попытке вернуть самообладание и тронул за плечо Элизу, которая как все остальные застыла рядом с открытым ртом, позабыв обо всем на свете.
- Проверь его.
- Да… Да, сейчас.
Она провела руками над Волховым и всмотрелась в цифры, но Корион уже понял и так. Солнечный теплый океан перевернул всё внутри него, вымочил и настроил на себя. И теперь на краю разума билось инстинктивное знание – он всего лишь вычерпал лишнее. Аура мальчишки больше не грозила разорваться в клочья, но мера оказалась временной. Наполнение не прекратилось. Выход по-прежнему стоял на тех же значениях. Нужно было не вычерпывать, а затыкать течь. А течь возникла не только из-за магического места. Корион прекрасно видел, как мальчишка вполне спокойно сидел в «Полной чаше» и ходил по Крепости Лунного Вьюна явно не пять минут, раз пришел в таверну уже с покупками. Он рухнул уже после того, как Комната наслала на него иллюзию пути. Это была стандартная проверка разума на реакции и асоциальные отклонения: барды и филиды мыслили по-разному, к ним подходили по-разному. И остановить иллюзию могло лишь одно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
