в законы природы», то есть эпистемологическую форму «веры в силы природы».
Онтологическая форма юмовской идеи очень часто вытесняется её же эпистемологической формой. Вот пример: «Как известно, Юм отождествлял причинность с привычкой связывать ощущения в опредёленном временном порядке. Он устранял из причинности элементы не только логической, но и физической необходимости. Первое было справедливым, так как принцип причинности, действительно, нельзя вывести из одного лишь требования логической непротиворечивости (логическая необходимость). Второе – устранение из причинности физической необходимости, то есть физических законов, – делало юмовскую трактовку причинности несовместимой с физикой» [Чудинов Э. М., 1974, с. 53].
Термин «физическая необходимость» в приведённой цитате используется вначале в смешанном смысле (в том числе и онтологическом) как дополнение «логической необходимости», но далее сводится к чисто познавательной форме – к понятиям «физический закон», «необходимость». Не будет ошибкой сказать, что рассуждение об онтологическом статусе законов природы и необходимости есть вообще проблема сугубо эпистемологическая, не исчерпывающая вопрос онтологического статуса сил природы. У Д. Льюиса [Lewis 1973; 1983: 343–377], Д. Армстронга [Armstrong 1978; 1983] и более поздних авторов, таких как, например, Ф. Дрецке [Dretske 1977], находим онтологический аспект данной проблемы, но он снова вымарывается при переходе к понятиям «индетерминизм», «отсутствие законов природы» и т. д. Существуют ли законы природы и в какой степени они могут соответствовать действительному положению дел? Содержит ли вообще действительность что-то, что может быть описано тем или иным законом? Всё это эпистемологическая форма проблемы, тогда как онтологическая форма звучала бы так: существуют ли силы природы?
Действительно, термин «закон природы» (равно как «детерминизм» и «интедерминизм») выражает почти всегда именно то, что мы имеем в виду, говоря «сила природы». Но сказать «законы природы не существуют» и «силы природы не существуют» – далеко не одно и то же. Гипотетически возможны ситуации, когда либо существующие силы природы не подчиняются законам, либо «силы природы» есть пустое понятие, а формулируемые законы – суть проявления, которые могут быть объяснены без существования «сил». Например, в терминах вероятности.
Д. Юм не верил и в вероятностную необходимость. Он писал: «Более того, я пойду дальше и буду утверждать, что Адам не смог бы доказать даже и при помощи каких-либо вероятных умозаключений, что будущее должно соответствовать прошлому. Все вероятные умозаключения основаны на предположении, что существует соответствие между будущим и прошлым…» [Юм Д., 1996, с. 665].
Но Юм не мог знать о продуктивной стороне вероятности, которая была открыта позже Л. Больцманом, Дж. Дарвином, Дж. Гиббсом и др. Хотя вероятность еще долго не получала современного онтологического статуса. Например, Б. Рассел, анализируя отношение Д. Юма к вероятности, писал об этом понятии с легким пренебрежением. «Юм не подразумевает под «вероятностью» вид знания, включённого в математическую теорию вероятностей, как, например, то, что шанс выпадения дубль шесть при двух выпадениях кости составляет 1/36. Это знание само по себе не является вероятным в каком-то особом смысле. В нем столько же достоверности, сколько может быть в знании» [Рассел Б., 2016, с. 826].
Сегодня мы знаем, что в основе большинства известных нам физических процессов лежат статистические принципы – статистики Бозе – Эйнштейна, Ферми – Дирака и Максвелла – Больцмана. Для того чтобы провозгласить статистику единственным принципом всех явлений в мире и отказаться от понятия «сила природы», не хватает лишь одного. Статистика «управляет» множественными событиями, но не может предсказать исхода единичных событий. Поэтому, когда один бильярдный шар ударяет другой бильярдный шар, для описания этого единичного события необходимо возникает слово «сила» как выразитель влияния, имеющего направление. Хотя, безусловно, ударение двух шаров является единичным событием только в нашем представлении.
До того как наука «посягнула» на непрерывность пространства-времени, единичность вообще не имела никакой действительной определенности. В квантованной пространственно-временной системе получает решение древняя проблема единичного и множественного. Возникает наиболее универсализированное представление о мире, который состоит из вероятностных множеств, например информационных и каузальных. Возможно, что в терминах такого представления будут стёрты границы физического и нефизического, и дуализм, который мы сегодня назвали бы дуализмом Декарта – Нагеля – Чалмерса, окончательно потеряет свою текущую актуальность.
С точки зрения физики
Что такое пространство? Что такое время? Как пишет один из создателей теории петлевой квантовой гравитации известный физик Карло Ровелли в книге «Квантовая гравитация» [Rovelli C., 2008, p. 34], «такой способ постановки вопросов рассматривается многими физиками как «слишком философский». Действительно, большинство физиков двадцатого столетия рассматривает вопросы такого типа как не относящиеся к делу». Однако дальше он, имея в виду, по всей видимости, физиков XXI столетия, добавляет: «Сегодня характер трудностей, с которыми мы встречаемся, изменился. Для того чтобы понять квантовое пространство-время, мы должны искать новые ответы на старые фундаментальные вопросы» [Ibid].
К. Ровелли стал одним из тех смельчаков, кто «посягнул» на континуальность пространства-времени и предложил дискретную модель петлевой квантовой гравитации, в которой пространство-время представляет собой что-то вроде «кольчуги», сплетённой из петель – квантов пространства-времени. Попробуем показать, что такой подход стал органичным этапом процесса универсализации физических знаний, а также рассмотрим влияние этого этапа на представления о пространстве-времени и возможность распространения этих представлений на ментальное пространство-время.
Процесс универсализации отличается двумя существенными для рассматриваемого вопроса основными чертами, которые мы могли бы выделить. Во-первых, в результате универсализации возникает новая, более общая картина мира, для которой предыдущая оказывается частным случаем, имеющим место при определённых допущениях. Так, например, Земля не перестала быть плоской совсем и при допущении, что она рассматривается локально, то есть для различных целей, таких как несложное строительство или проведение спортивных состязаний и т. д., Земля все еще остается плоской. Но плоскостность Земли – это частный случай более общей картины и т. д. Поэтому новая картина мира, получаемая в результате универсализации, оказывается, очевидно, более комплексной.
Но «комплексность» имеет место лишь в некотором относительном смысле, так как, во-вторых, эта новая картина мира достигается за счёт исключения какого-то ранее самостоятельного фактора, умаления его важности до степени производного. То есть фактически имеет место упрощение модели за счет того, что один из фундаментальных факторов системы признаётся относительным, зависимым, релятивистским. Утверждение «А зависит от Б» в более универсальной модели заменяется на «А и есть Б» или «А и Б оба суть С». Так, например, однажды стало понятно, что утверждение «Землю окружают небесные тела» есть лишь субъективное прочтение более универсальной формулы «Земля и есть небесное тело». Уже Эратосфен, догадавшись, что Земля есть небесное тело, такое же, как Солнце и Луна, понял, что Земля должна быть круглой.
Понимание Земли как круглого небесного тела делает старую картину мира более комплексной и ставит новые
