ветра» — было выгравировано на корме. На борту не было ни души. Помимо ничем не примечательных вещей, в одной из кают мы с отцом обнаружили кожаный кошель с надписью «Паки да’Барал». Внутри был тёплый камень. Чёрный, похожий на оникс, он переливался бликами так, словно вовсе не был безжизненным. Мы отнесли находку ювелиру, но, не узнав в ней ничего драгоценного, тот отказался у нас её купить.
Отец оставил камень себе. Ему нравилось то тепло, что он излучал. Иногда он мог часами, забыв о работе, вглядываться в переплетения солнечных бликов и отражений.
На ничейный корабль почти никто не претендовал. Только лорд Вэллам, правитель Дэглджоса, предъявил свои права на него, да и то лишь для того, чтобы взять денег с нас за выкуп общественного имущества. Отец заплатил, и с тех пор «Ищущий ветра» стал принадлежать нам. Долгими месяцами в ущерб работе мы собирали корабль заново. Это было не намного проще, нежели собрать всё с чистого листа, и не намного дешевле, нежели приобрести уже готовое судно. Но и деньги и время найдутся, когда перед глазами стоит мечта.
Прошло чуть меньше года, прежде чем мы смогли наконец спустить нового «Ищущего ветра» на воду. Это было незабываемым зрелищем. Я никогда ещё не видел отца таким счастливым. Он стоял за штурвалом, вглядываясь в предзакатный горизонт. Я не знаю, что он там видел. Быть может, он представлял приключения, о которых всегда мечтал, живя в тесной лачуге портового квартала. Может, перед его взором вставали далёкие берега, не запятнанные следами человека, неизведанные, таинственные страны. Если это так, то я тоже видел их.
На оставшиеся деньги мы наняли команду и приобрели патент Торговой Лиги. Благодаря последнему мы могли забыть о прежнем ремесле — торговля в Воллейском море всегда была вершиной прибыльности. В своё первое плавание переродившийся «Ищущий ветра» отправился почти сразу, как только мы смогли договориться о заказе. Лига поручила нам доставить груз в Маркас. Путь был сравнительно близок, невелика была и оплата.
Однако ждать более ценного заказа мы не могли, ведь надо было чем-то платить и кормить команду, а нажитые долгими трудами деньги быстро утекали. Так мы отправились в плавание. Но стоило гавани скрыться за горизонтом, отец ушёл и заперся в капитанской каюте. Я не мог этого понять, ведь он так мечтал выйти наконец в открытое море. Оставив управление штурману, я спустился и постучался. Отец открыл дверь, и я увидел необычайно бледное, блестящее от пота лицо. Тогда я узнал, что у него морская болезнь. Мой несчастный отец! Думаю, в тот день в его душе рухнул прежний мир. Он так мечтал о морских путешествиях, но стоило ему ступить на борт, как мечта превратилась для него в кошмар. Настроение было подавленное, и я отправился в свою каюту.
Мне никак не удавалось уснуть. Боль и сожаление переполняли мою душу. Я с детства не был чувствительным и эмоциональным: я рос в семье принуждённых терпеть. Но этой ночью я не мог сдержать слёз. Перед глазами вставало мертвенно-бледное лицо самого родного мне человека, крушение надежд, отражённое в его глазах.
— Я возродил демона! — вдруг послышалось с палубы.
Я узнал голос отца. Мгновенно вскочив с постели, я бросился из каюты и выбежал наружу. Команда столпилась у левого борта. Волнение переполнило мою душу, в голову тут же полезли невыносимые мысли. Дрожащим голосом я спросил что произошло. Обернувшиеся матросы смотрели на меня, не решаясь что-либо сказать. Кто-то опускал глаза, кто-то отводил взгляд в сторону.
— Ваш отец выбросился за борт, — произнёс, наконец, один и после паузы продолжил, — я видел, как он выкинул в воду какой-то камень. Я подошёл ближе, чтобы спросить, что он делает, но не успел я приблизиться, как он пробормотал: «Оно не потонет. Но я потону». С этими словами он бросился в воду. Я хотел было прыгнуть за ним, но тут увидел, как он хватает что-то с поверхности воды, проглатывает и тут же скрывается под водой. Он так и не вынырнул. Простите, господин, но если бы я кинулся его спасать, он уволок бы на дно и меня.
Я был вне себя от гнева. Матрос, которого я винил в смерти моего отца, был выгнан из команды, лишь только мы причалили к Маркасу. Как я был наивен! Только сейчас я понимаю, что в смерти отца было виновато нечто гораздо более могущественное и ужасное. Но я ушёл от повествования.
Надеюсь, читатель, прошедший невесть какие испытания, чтобы добраться до этих забытых богом вод, извинит меня за это отступление, тем более, что оно имеет непосредственное отношение к случившемуся на этом корабле позднее.
Итак, мы плыли вровень со вторым кораблём на протяжении двух дней.
Погода была замечательная. Потоки спокойного бриза наполняли паруса, заставляя их нести нас вперёд к заветной цели. Но стоило наступить ночи второго дня, как разразился дикий шторм. К счастью, мы не отплывали далеко от берега и успели, опустив паруса, догрести до него. Однако то, что случилось с торговым судном, сопровождавшим нас, так, видимо, и останется тайной. Как только шторм прошёл и засияли первые лучи солнца, перед нами предстало ужасное зрелище: утренний прилив оставлял на берегу всё новые и новые обломки и ящики с продовольствием. Тем не менее, за полдня, что мы их вылавливали, нам не повстречалось ни одного матроса с того корабля, живого или мёртвого. Многие говорили, что той ночью среди шелеста дождя и шума бушующего моря они слышали душераздирающие крики людей и треск ломавшегося дерева… Что ж, тогда разбиться о скалы — самое лучшее, что могло случиться с несчастным судном. Да упокоит их души Один. Однако, если их и правда поймал Арнайхо, даже всемогущий не сможет спасти души наших друзей от гниения в нижнем мире.
Как бы то ни было, теперь, когда у нас не было шансов добраться до Воллейского моря живыми, нужно было срочно сворачивать обратно в Амстрад и, взяв деньги у ростовщиков, нанять какое-нибудь другое судно. Мы вернулись на корабль и подняли паруса, но тогда нам открылось самое страшное — ни одно дуновение ветра больше не беспокоило их. На море царил абсолютный штиль. Сначала я не сильно переживал по этому поводу, ведь продовольствия хватало ещё как минимум на три дня, тогда как назад мы вполне сможем вернуться за два дня. Однако миновали сутки, а поднятые паруса за это время не подхватили даже лёгкого
