мир, другой ли, если штреки вести? Но в вашем мире людей много, лезут везде, ищут, одна досада. А бывает, что и совсем плохо…
Димдаш-старший притих, словно раздумывая, досказывать или нет, но здесь младший гном впервые за весь день подал голос:
— Расскажи ему, старший мастер.
Старший гном еще немного помялся и, наконец, решительно заявил:
— У людей предательство самое страшное зло, так?
— Пожалуй, — согласился я.
— У нас, у тангаров, предательства раньше никогда не было. Но не так давно, лет пятьдесят назад, один из наших сородичей рассказал людям о самом богатом серебряном руднике. И мало того, что выдал тайну, так он еще и на службу к людям пошел, стал надзирать за теми несчастными, которые руду добывают.
Ой-ой-ой… А я уже понял, о ком пойдет речь. Как же, оказывается, тесен мир.
— У нас, в рудниках, тоже люди работают, которые у вас преступления совершили, но у нас к ним отношение совсем другое — трудятся не больше пяти часов, кормят их четыре раза в день, надрываться не заставляют. И серебро за свою работу получают. А в том руднике, даже подумать страшно…
— Можете не рассказывать мне про тот рудник, — хмыкнул я, слегка подтягивая рукава, продемонстрировав сначала одну руку, потом другую, где остались светлые полоски — следы кандалов. Легкие, надо сказать, слабенькие, но остались. А ведь я носил оковы всего ничего, недели три, и времени с тех пор изрядно прошло, а все равно. И, сразу почувствовал тяжесть в ногах, словно на них висят тяжелые цепи…
Гномы, с недоумением вытаращили глаза и слегка отшатнулись. Ага, узрели преступника! А вот оправдываться точно не буду.
— Это и есть благодарность города Ульбурга? — поинтересовался герцог, знавший мою историю от Габриэля, которому я рассказывал о своих мытарствах.
— Она самая, — хмыкнул я, направляясь к кувшину. Приложил ладонь к стенке, вздохнул. Эх, а кава-то успела остыть.
— Приказать подогреть? — любезно поинтересовался герцог.
— Лучше сварить свежий, — попросил я.
Нахальство, разумеется, с моей стороны, но куда годится подогретая кава?
— Юджин, вы мне рассказывали о своем надзирателе, как там его? — наморщил лоб Габриэль. — Тукман? Турман? Тот, что был похож на тангара.
— Торман, — уточнил я. — Но он требовал, чтобы к нему обращались обер-берг-мастер Торман.
Гномы переглянулись и заговорили друг с другом на непонятном языке, состоящем из гортанных звуков, которые мне бы просто не выговорить.
— Простите, господа, — спохватился Димдаш-старший, переходя на нормальный язык. — Мы заволновались, но судя по всему, это он. Этот тангар-отщепенец всегда мечтал стать старшим мастером, но у него не хватило ни ума, ни терпения стать даже простым рудокопом. Вот, значит, сумел заполучить искомое… Он даже имя взял похожее на свое. Я не сумею вам его пересказать.
— К тому же, людям и не положено знать имена тангаров, — заметил я, подавив усмешку.
— Вы проницательны, господин… граф, — склонил голову Димдаш-старший.
Ишь, стал титуловать меня графом, а не эрлом. Что бы это значило? Вон, господа местные аристократы дружно называют меня эрлом, игнорируя титул, дарованный герцогом.
— Господин граф, вы не знаете, что случилось с Торманом? Где он сейчас пребывает? У нас, у тангаров, крайне редко случаются суды, еще реже кого-то приговаривают к смерти, но здесь именно тот случай. Отщепенец приговорен к казни. Заочно. Если вам известно местонахождение негодяя, убедительно прошу сообщить его нам, чтобы мы тотчас же довели это до старейшин.
— Увы, господа тангары, вы немного опоздали. По здешнему времени года на два, по времени моей родины лет на семь или восемь. Теперь ваш сородич находится в лучшем из миров, — сообщил я, поднимая глаза вверх. Посмотрев на гномов, усмехнулся. — Его убили каторжники во время восстания.
Не стал уточнять, что первый удар — как полагаю, смертельный, был моим. В глазах гномом мелькнуло облегчение.
— Господин граф, вы сообщили нам очень хорошие новости, — с чувством радости проговорил Димдаш-младший. — Приговор исполнен, предатель мертв, зато тангарам не придется казнить сородича.
Гномы не соизволили объяснить, а за что именно был приговорен к смертной казни Торман? За то, что выдал людям богатый прииск или еще за что-то? Впрочем, какая теперь разница?
От прошлого к настоящему нас вернул слуга, внесший очередной кувшинчик с горячей кавой. Теперь уже не только я, но и гномы принялись смаковать ароматный напиток. Оба Димдаша так аппетитно причмокивали, показывая свое удовольствие, что мне даже показалось, что на сей раз кава вкуснее, нежели в прошлый.
— Да, любезный граф, а волки-оборотни как появились? — спросил вдруг маг. — Ну, если принять за версию творение дьявола и скидывание с небес на землю?
— Наверное дьявол хотел еще и зверушек слепить, но получилось плохо, и он их выбросил, — выкрутился я.
— Так все-таки, господа, как появляются оборотни?
Вопрос этот задал не я, а Силинг-младший. Видимо, его тоже не удовлетворил ответ, данный отцом. Верно, парня, как и меня, смутило слово «общеизвестно», потому что когда его произносят, как раз сомневаются — так ли это.
— Сын мой, никогда больше не задавайте таких вопросов, — глухо проговорил герцог. — Еще раз повторю — оборотни появляются только от себе подобных и, никак иначе. Вам понятно?
От слов отца Вильфрид насупился, выпятил нижнюю губу и тяжело задышал.
— Так вам понятно или нет? — строго спросил Его высочество.
— Понятно, государь, — склонил голову принц.
Ишь ты, ему понятно. А мне вот, до сих пор непонятно. Я приготовился открыть рот, чтобы задать неудобный вопрос герцогу, но меня опередил барон. На правах старшего родственника или просто потому, что он успел выдуть в одиночку бутылку, маг подошел к своему внучатому племяннику, положил тому руку на плечо и спросил:
— Ваше высочество, а может, пока мы в узком кругу, вы все-таки поясните и наследнику, и графу, отчего вы так нетерпимы к иным версиям происхождения оборотней?
Его высочеству подобная фамильярность со стороны двоюродного дедушки не понравилась, но он сохранил достаточно хладнокровия, чтобы не стряхнуть чужую руку со своего плеча, а взять ее за запястье и осторожно снять.
— Прошу прощения за вольность, Ваше высочество, — улыбнулся маг, хотя на его лице не было и признаков раскаяния, — но все равно, вам следует обо всем рассказать. Граф Артакс человек умный, да и наш принц — далеко не дурак. Не забывайте, что нам придется отыскивать этих оборотней, а зная упорство графа, уверен, что мы их разыщем и доберемся до истины, а ваше упрямство будет нам только мешать. Если вам тяжело рассказывать, позвольте мне.
— Спасибо, дорогой дядюшка, но я сам, — вздохнул герцог.
Впервые слышу, чтобы Силинг назвал Габриэля дядюшкой,
