– пунцовое нижнее кимоно. Но даже сквозь одежду я почувствовал её колени, их нежную округлость и крохотную впадинку с тонким слоем подкожного жира.
Я боялся пошевелиться, будто в ожидании чего-то, и лишь изредка нехотя отвечал на шутки тайко. И, конечно же, всё это время до меня доносился аромат алоэ, смешанный с благоуханием столичных белил. Немного спустя моим коленям передалось тепло её коленей. Я вдруг почувствовал, как по телу пробежали мурашки. Нет слов, чтобы всё это выразить. Единственное, что я могу, – это перевести мои ощущения на язык тела. Я прикрыл глаза, раздул ноздри и стал медленно и глубоко дышать. Всё остальное я предоставляю твоему воображению.
Безотчётное чувственное влечение к этой женщине вскоре вызвало и сугубо рассудочный интерес к ней. Ощущает ли и она нечто подобное? Приятно ли и ей моё прикосновение? Я поднял голову и с притворным равнодушием заглянул ей в лицо. Но эта моя уловка оказалась излишней. Почему? Да потому, что одного взгляда на её покрытое испариной лицо и дрожащие, словно в поисках воздуха, губы было достаточно, чтобы рассеять мои сомнения. Более того, я понял, что она вполне отдаёт себе отчёт в происходящем и испытывает от этого удовольствие. Я даже растерялся и, стараясь скрыть смущение, повернулся к тайко.
Именно тогда тайко и произнёс: «Впервые слышу эту песню в исполнении китайца». Я невольно встретился глазами с женщиной, улыбнувшейся в ответ на это замечание, и ощутил стыд. Тогда мне казалось, что это был стыд перед женщиной, но позже я понял, что женщина здесь ни при чём, что на самом деле мне было стыдно перед остальными. Впрочем, и это не вполне верно. Это был стыд, который в подобных случаях человек испытывает перед всеми окружающими (в данном случае в их число входила и женщина). Но, несмотря на жгучее чувство стыда, я, как это ни странно, стал ещё более дерзким, ещё более нетерпеливым.
Обострив до предела своё восприятие, я, подобно человеку, угадывающему ароматы, «оценивал» эту женщину. Так у меня бывало почти со всеми женщинами, и я, вероятно, уже рассказывал тебе об этом. Вот и теперь я наслаждался кожей покрытого испариной лица, запахом, который эта кожа источала. Наслаждался блеском глаз, выражавших одновременно взволнованность и страсть. Наслаждался тенью, которую трепещущие ресницы отбрасывали на разрумянившиеся щёки. Наслаждался гибким влажным сплетением пальцев рук, сложенных на коленях. Наконец, я наслаждался упругой округлостью полных бёдер. Да что там, всего и не перескажешь! Одним словом, я сполна насладился этой женщиной. Могу смело сказать, что сполна. Там, где мне не хватало физических ощущений, на помощь приходило воображение. Или же воображение дополняло мои непосредственные ощущения. Все мои чувства: зрение, слух, обоняние и осязание – наполнила ликованием эта женщина. Говоря точнее – она наполнила ликованием всё моё существо…
И тут вдруг послышался её голос: «Смотри, не оставь чего-нибудь в лодке». В этот миг я увидел то, чего прежде мой взор не касался: я увидел тонкую шею женщины. Что и говорить, кокетливый, с приятным выговором голос её и шея, покрытая неровным слоем белил, повергли меня в трепет. Но ещё больше взволновало меня движение её коленей, когда она повернулась в сторону приказчика. Это движение тотчас же передалось моим коленям. Я уже говорил тебе, что с самого начала чувствовал её колени. Но теперь я узнал нечто большее: я ощутил её колени полностью, со всеми мышцами и суставами, так, как если бы провёл языком по мякоти и косточкам мандарина. Для меня больше не существовало чёрного шёлкового косодэ. Думаю, ты меня поймёшь, когда услышишь рассказ о последнем событии того дня.
Наконец лодка подошла к пристани. Как только нос её поравнялся с причалом, чистильщик ушей первым выскочил на берег. В этот самый миг я притворился, будто потерял равновесие (а поскольку так было, когда я садился в лодку, всё это, как я полагал, выглядело вполне правдоподобно), и, покачнувшись, ухватился за руку женщины. Не успел я пробормотать извинение, как ко мне подскочили тайко. Как ты думаешь, что я почувствовал тогда? Я ожидал, что прикосновение к её руке одарит меня новыми переживаниями, завершит собою всё то, что я до сих пор испытал. Увы – ожидания мои не оправдались. Конечно, я ощутил её гладкую прохладную кожу и энергичное, хотя и не резкое сопротивление мускулов. Но всё это было лишь повторением изведанного. А когда возбуждение повторяется, оно теряет свою силу. Тем более когда ожидания столь велики. Мне вдруг сделалось тоскливо, и я почувствовал желание потихоньку убрать свою руку. Если бы я не успел ещё полностью насладиться этой женщиной, моё разочарование трудно было бы понять. Я же до конца познал эту женщину. По крайней мере иначе этого не объяснишь.
Мы придём к такому же выводу, если взглянем на всё это ещё с одной стороны. Давай сравним тайю, с которой я сблизился накануне, с этой женщиной. С той мы провели целую ночь без сна, с этой – лишь недолгое время находились в одной лодке. Но в моем чувстве к ним не было ни малейшего различия. Я даже не знаю, которая из них доставила мне большее наслаждение. А значит, моя любовь (если считать, что таковая вообще существует) была совершенно одинакова в обоих случаях. У меня было такое чувство, будто правым ухом я слышу звуки сямисэна в эдоском квартале любви, а левым – плеск воды в реке Сумиде, и они сливаются в одну общую мелодию. То, что случилось со мной в тот день, стало для меня откровением. Но ведь ничто так не повергает человека в печаль, как откровение. Я смотрел, как эта женщина с синеватыми следами выщипанных бровей мелкими шажками, покачивая бёдрами, идёт по пристани под хмурым весенним небом вслед за «китайцем» и своим провожатым, и на душе у меня было невыразимо тоскливо. Не то чтобы я потерял от неё голову, нет. Просто я понял, что она чувствует то же, что и я. Об этом можно было догадаться хотя бы по тому, как застыла в неподвижности её рука, которой я коснулся…
Что? Тайю из Ёсивары? Тайю была полной её противоположностью: маленькая, похожая на куклу женщина.
III Ёноскэ. Ну вот и весь мой рассказ. Итак, если включить в общий счёт любовные приключения, подобные этому, как раз и получится, что я успел насладиться любовью трёх тысяч семисот сорока двух женщин.
Приятель. Да, после того, что ты рассказал, это число кажется вполне правдоподобным. Только…
Ёноскэ. Что «только»?
Приятель. Боюсь, что твой рассказ отнюдь не столь невинен, как может показаться.
