Заглушив мотор, я пошевелил всеми внешними членами и внутренними органами своего тела - кажется, столкновение даром прошло. Потом вернулся к прежней наружности, вылез из машины и присобачил старые номера. Весь «макияж», свой и автомобильный, уложил в сумку. Как раз сзади отворилась железная дверь гаража, и появился Никита. Он обогнул жигуленок по кругу и убежденно произнес:
– Значит так, спланированная автокатастрофа. Сводил счеты с кем-нибудь из своих? Или обкомовцев?
От этого парня сейчас зависело многое - не подвело ли меня чутье, когда я его выручал?
– В нашей стране, Никита, обилие сведений может серьезно повредить здоровью и вызвать не только насморк. Я поломал машину, ты чинишь. Вот и все.
– Глеб, а ты ведь мужик «с тараканами», - бросил он мне в спину. - Или высоко взлетишь или глубоко упадешь…
– Люди перемещаются не только по вертикали, друг мой.
На работу я добрался трамваем. Пока сочинял свою аналитическую записку, узнал, что вновьприбывший Затуллин попал в аварию на улице Маяковского. Поскольку ремнем беспечно не пристегнулся, то угодил черепушкой в переднее стекло, водитель же помял себе о руль грудную клетку и заработал хлыстообразную травму. Он сейчас дома отлеживается, а Андрей Эдуардович с сотрясением хитрых мозгов - в больнице.
– С чего авария-то случилась? - невинным голосом поинтересовался я у Паши Коссовского.
– Да «жигуленок» их боднул, за рулем, наверное, кто-нибудь сидел с большого бодуна. Ну и удрал, само собой. Наш водитель успел только приметить, что это кремовая «двойка». Сам понимаешь, не ахти информация. Если сразу не поймали, то потом ищи-свищи.
– Да, кремовых «двоек» больше, чем дерьма. - сочувственно подтвердил я.
И одна из них - а именно моя - мирно стояла сейчас в гараже у Никиты. Тесть преподнес машину год назад, и правильно я поступал, что парковал ее на улице Воинова. Никто, собственно, и не видел, на чем я катаюсь из дома на работу и обратно. Если я вместе с Пашей и выходил из здания после окончания трудового дня, то он пехал на «Чернышевскую», а я говорил, что мне ближе до Финляндского вокзала.
Через неделю Никита вернул мне машину в полном ажуре, а еще через полмесяца я ее загнал какому-то грузину, как две капли похожему на портрет молодого Иосифа Виссарионовича. Мне даже как-то неловко было. Надюха против акта купли-продажи не возражала, все равно ее катал на себе подводник. Тем более, и срубленные бабки мы с женушкой честно разделили пополам.
Затуллин выписался из больницы через пятнадцать дней и умотал в Москву - долечиваться, затем в отпуск, а там уж его на какую-то другую ответственную работу перевели. Так что следующим явился совсем другой проверяющий-надзирающий -собутыльник Безуглова.
А тесть, когда я загнал «жигуленок», решил, что я совсем загрустил и запил, поэтому действительно помог мне перебраться в ПГУ. Сайко тоже содействие оказал. Но это было потом.
К Лизе я долго не наведывался. Боялся, что за мной «наружка» уже присматривает. Но, когда она получила разрешение отчалить, я к ней явился, только уже на троллейбусе.
– Исчезновение твоей машины и мой выезд как-нибудь связаны, Глеб? - полюбопытствовала женщина, приученная своей профессией ко внимательности.
– Не более, чем какой-то дым и какой-то огонь.
Я знал, что эта встреча самая распоследняя. Что мысли и чувства докторши с этого дня начинают разворачиваются совсем в другую сторону. И что я - в представлении Лизы - стану частицей другого, уплывающего вдаль, наверное, жутковатого мира. И что в финальные дни Лизиного пребывания в городе Ульянова-Ленина вокруг нее будет вертеться много людей, с которыми я не желаю пересекаться - например, потому что некоторые из них, наверняка, болтаются на ниточках у нашей конторы.
Я был почти уверен, что зашел в своей помощи слишком далеко. Мне казалось, что мои действия уже граничат с предательством. Пострадали люди-товарищи, которые делали совместно со мной одну большую работу, причем из-за не слишком обоснованных моих страхов за любовницу и ее дочку. Елки, да не бореевский ли эксперимент расшатал мою психику, доселе крепкую, как бревно?
Сейчас Лиза уматывает к хорошему ли, плохому, но своему мужу, папаше ее ребенка, и становится жительницей чужой, враждебной страны, женщиной чужого, враждебного человека. Да и «совенку» вскоре никакой дядя Глеб не понадобится, он расплывется и вымоется из ее памяти уже через полгодика.
– Представляю, что сейчас варится в твоей голове,-проявила умственную зоркость Лиза. - Ты, наверное, здесь уже не возникнешь до моего отъезда.
– Наверное, миссис Роузнстайн. Это может повредить нашему счастью. Так или иначе.
– Любовь кончается, Глеб?
– Теперь, когда я набрался столько всякой мистики, то выскажусь, что ничто не кончается, а лишь переходит в другое измерение. Хотя бы в подсознание, сны… Да что мы грусть-тоску на себя навеваем с упорством, достойным лучшего применения. У тебя ведь начинается новая жизнь с новыми ощущениями, надеюсь, недурными. Запад-то еще долго будет тлеть-загнивать… Может, и я переберусь на более интересную и замечательную работу.
– Вдруг тебя пошлют отравить водопровод в Вашингтоне, например, дезинтерией, чтобы президент застрял в сортире и не смог руководить страной, а меня отправят на бой с этой вот заразой?
– И мы повстречаемся в центральном коллекторе вашингтонской канализации. Расскажи такой сюжет какому-нибудь американскому детективщику, может, он и вытянет его на роман под названием «Красный понос».
– Но сегодня, Глеб, мы еще не стали друг для другами персонажами страны снов?
– Да, сегодня мы еще можем присутствовать друг подле друга в полном телесном объеме, не привлекая потусторонние измерения, - согласился я.
Мы упали в кровать, и была волна, не менее мощная, чем в первый раз, но какая-то умиротворяющая.
– В последние часы где-то на заднем фоне у меня возникают странненькие мысли, Глеб, - шепнула Лиза по завершении сеанса интимности. - А что, если не начинать этой новой забугорной жизни? И дело не в том, где быстрее сгниют, здесь или там. Есть, что-то большее, чем красивый быт, чем некрасивый быт.
– Я не желал бы себе лучшей жены, чем ты, Лизка. Но я все сделал для того, чтобы ты оказалась там, а мои мозги и мышцы переключились совсем на другое, на разные интересные и немножко рисковые игры. Россия - страна, где часто проводятся опыты на людях и прочем веществе, тем и хороша. И тем же она плоха и страшна для многих своих жителей, особенно таких, как ты и твой киндеренок… Знаешь, я сейчас испарюсь, а ты продолжай лежать. Вот так получится отличная сцена прощания.
В коридоре, когда я уже направлялся к выходной двери, меня неожиданно застукал «совенок».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
