…Стрелки индикаторов скакали, как бешенные… мне это напоминало магнитную бурю… но вчера действительно была магнитная буря… на ЛАЭС вышел из строя один из клапанов… мы не можем установить четких корреляций: фрагмент Ф-поля такой, МГД-спектр эдакий, энцефалограмма такая-то, поведение эдакое… какое там поведение, он грозно выл, грыз пол, бросался в бой на стены, в общем, озверел парень… что тут можно разобрать… поди угадай, какое из двадцати соединений препарата подействовало так или этак… нам нужно много опытов, много людей… и после каждого опыта получать целую команду никуда не годных шизеров?… лет тридцать назад человеческого материала хватало… офицер КГБ - это вам не подопытная крыса, если парень не выкарабкается, кое с кого строго спросят… подумаешь, капитан, их как собак нерезанных, вот за генерала пришлось бы отвечать…
– Выкарабкался…- наконец я смог разлепить губы и выплюнуть какую-то резиновую клизму изо рта, а затем даже попробовал зарычать на Бореева со сворой. - Но вы, кажется, пробудили во мне зверя. Немедленно выпустите меня отсюда с одеждой и обувкой, иначе я здесь кого-нибудь живьем сожру.
Глаза мои, наверное, уже с несколько минут были открыты, но картинку стали показывать только сейчас. Все вокруг плыло, однако не кружилось, как после пьянки, а уносилось куда-то, одновременно оставаясь на месте. Я растекался по койке, совсем в другом помещении, вокруг виднелись привязанные к каким-то брусьям руки и ноги, - наверное, мои, - лоб и грудь тоже были прихвачены широкими лентами. Капельницы методично выделяли что-то вовнутрь моего тела. Лица врачей казались внимательными и исполненными долга.
Надо мной возникла физиономия «бабы-яги» Бореева, похожая на печеное яблоко:
– Вы действительно пришли в себя, Глеб Александрович?
– Да, хотя ушел из себя довольно далеко, за водопад. С вашей помощью, между прочим.
…Пожалуй можно отвязать… снимите капельницы, реакция зрачков нормальная… сейчас, только сниму энцефалограммку… ритмики, конечно, далеки, от идеала, но с такими даже по улице ходят… ничего, голова крепкая, дубовая…
Через час я стоял за порогом заведения, где пробыл три дня и три ночи. Мне шатало от слабости членов, изможденных смелым экспериментом. Часть моей жизни ушла на чье-то благо. Я с час проторчал, как гвоздь, в пирожковой, - где меня все принимали за алкаша, - прежде чем смог двинуться домой. Хорошо хоть, что трое суток назад прибыл в Бореевский «замок ужасов» не на машине.
Кстати, я твердил себе, что меня даже под дулом станкового пулемета не заставят наведаться туда еще хоть раз.
Женушки Надежды дома и в помине не оказалось. На столе записка, которую внимательно читали мухи: «Я с детьми на даче. Целую, Надя.» Понятно, дети спроважены к тетке Кате, а жена сейчас на даче у Василия, с ним и целуется. Конечно, проверять я ничего не собирался. Не прикреплять же к ее срамному месту регистратор с самописцем. Все вполне естественно и безобразно.
На работу я уже не двинулся. Вместо того заглотил чекушку водки и слопал ногу индюка, извлеченного из вечной мерзлоты холодильника. Голоса и рожицы дикторш родного телевидения казались ангельскими. Но к ночи меня стал слегка донимать страх - а что если вернется какое-нибудь из моих «стимулированных» видений. Кроме того, Лиза… Я сейчас вовсе не торопился к ней в койку, сейчас мне было достаточно слышать ее, видеть ее, вдыхать ее. И особенно наблюдать лицо, которому я как-то раньше не уделял должного внимания, считая второстпенной частью тела.
Из дома я, конечно, не стал звонить, а как был, в трениках, только плащ напялил и кеды на босу ногу, прошвырнулся до телефона-автомата. Ближайший трудоспособный аппарат нашелся через полквартала.
Накрутил номер. Гудок за гудком, никто не торопится к трубке. Все ясно. Фролов следом за Сючицем вылетел отработанной гильзой из Лизиного патронника - кто там следующий в обойме? Врачиха, наверное, сейчас танцует, прижавшись к особи мужского пола, на какой-нибудь вечеринке, а дочка с бабкой на телефон не реагируют.
Когда я уже собрался бросить трубку, раздался вдруг голос «совенка»:
– Мама на дежурстве до утра, бабушка в Одессе, сосед пьяненький лежит, а у меня живот болит и тошнит.
– Малыш, это тот дядя, из которого ты выковыривала осколки. Это дядя Глеб, помнишь такого?… Не бойся, я сейчас…
С детенышем до утра могло случится невесть что, особенно если отравление или сальмонеллез. Может в любую минуту…
Служебное удостоверение не облагораживало карманы старого плаща - также как и деньги, за исключением двухкопеечных монеток. Придется импровизировать. Я чуть не протаранил какую-то машину, бросившись на проезжую часть. Шофер, заметив мой диковатый вид, все-таки остановился - наверное, считал себя тертым-жеваным автокалачом.
– На Загородный, шеф, плачу вдвое за скорость.
Естественно, когда прибыли на место, то в моем кармане не образовались даже новые двушки.
– Слушай, шеф, на обратном пути отдам вчетверо, за скорость и высокое доверие. А сейчас - на-ка мой плащ в залог.
– Ты меня не за того держишь, эта рванина говна не стоит. - послышался в ответ грубый голос.
– Я тебя сейчас подержу за то, что нужно.
Я дернул рукой, и мой большой палец нырнул за шоферскую губу, вернее прошел под его щекой до самого уха.
– Сейчас сделаю тебе ротик вдвое шире, размером с усы, и твоя улыбка станет еще обворожительнее. Или может выдернуть кадык? - ласковым голосом поинтересовался я.
Оцепеневший водитель не удостоил меня ответом. Я же бросился на четвертый этаж. Звонки в дверь ничего не дали. Конечно же, «совенок» не может сам отворить. То ли мамаша заперла снаружи, то ли замок прилеплен слишком высоко. А может, девчонке уже и не добраться до дверей. Я кинулся на пятый этаж - в верхней квартире жильцы напрочь отсутствовали. Рванулся на третий, здесь дверь осторожно открылась на цепочку, и коридорная лампа высветила чей-то сизоватый нос, похожий на соленый помидор.
– Вам чего, гражданин? - вкрадчиво спросил владелец носа-помидора.
– В квартире над вами заболела девочка, она дома совсем одна, ей и с замком не справится. Я пролезу туда, используя ваше окно.
Дверку тут же попытались закрыть от греха подальше, но я успел заклинить ее своим резиновым башмачком и уцепить закрывающего за «помидор».
– Я из КГБ. За неподчинение ответите по всей строгости советского закона.
Подействовало! Несмотря на мой срамной вид.
По дороге к окну я еще бросил сеньору помидору: «Звоните на работу доктору Розенштейн, если знаете телефон, и вызывайте скорую».
С пятого этажа еще можно было спуститься на четвертый по какой-нибудь веревке. А здесь… Если хотя бы имелся балкон, но архитектор-мудило сплоховал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
