— Чувство порядочности, мне его привили в моем доме. И брезгливость. Я никого не любила.
— А если бы полюбили?
— Не знаю, вы меня окончательно запутали.
— У меня такая манера разговора с малознакомыми людьми. Так о чем мы говорили немного раньше?— я спросил и едва не рассмеялся вслух, потому что в этот момент очень походил на мистера Тернера, тот тоже постоянно просил напомнить, о чем он только что говорил с вами.— Вы сказали, что вышли замуж за миллионера. Что ж, в этой жизни каждый выбирает сам свой путь: одни удачно выскакивают замуж, другие играют в прятки со смертью. Не смею судить, что лучше.
— Но ведь вам приходилось убивать?
— Я убивал не в камере пыток, а в бою. Убивали меня, убивал я.
— Но это ужасно и негуманно...
— А гуманно, когда обществу наплевать, что молодой человек не может закончить университет, потому что у него нет средств?
— С какого курса вы ушли?
— С четвертого.
— Жаль, что сложилось так, этот легион наложил на вас какой-то особый отпечаток, я сразу почувствовала в вас что-то звериное, неведомое мне раньше. От этого и возникло чувство опасности. Но теперь вы другой, нежели тогда. Вы добрый, хотя и не очень доверяете людям. Извините, Дик, но ведь вы никогда не убивали женщин и детей?
— Конечно, нет. Про это пишут левые газеты. Мы воевали с хорошо обученными солдатами, которые убивали нас тоже очень профессионально, да еще и с патриотическим восторгом, ведь они воевали на своей земле... Давайте не будем больше о войне, меня мутит от этих воспоминаний.
— Хорошо, не будем. Вы правы, неизвестно, что лучше: продать себя в иностранный легион или в постель к нелюбимому человеку. Я, наверное, зря с вами так откровенничаю, накатило что-то, хочется выговориться. Одно оправдание: мы с вами навряд ли когда-нибудь еще увидимся.
— Наверное...
— Вы тоже так считаете? -Да.
— А я была уверена, что вы обязательно попросите у меня телефон.
— Вы ошиблись, я не сделаю этого.
— Нет, Дик, я не ошиблась, вы как раз такой, каким я хотела видеть...— Она умолкла и я решил помочь ей.
— Кого бы вы хотели видеть таким?
— Я боюсь, что вы не правильно истолкуете мои слова. Дайте мне еще сигарету.— Элиза закурила и, слегка прищурив глаза, смотрела в сторону.— Когда женщина одинока...
— Но ведь вы замужем.
— Дик, не перебивайте, а то я вообще не разговорюсь. На меня и вправду сегодня что-то накатило, хотя я никогда ни с кем не делюсь твоими чувствами. У меня даже нет приятельниц, которым я могла бы доверить какую-нибудь тайну, хотя у меня и тайн никаких нет. Так вот, когда женщина одинока, а это бывает и с разведенной женщиной, и с замужней, то она начинает грезить во сне и наяву о каком-то идеальном мужчине: мужчине-любовнике, мужчине-муже, мужчине-друге или вообще о мужчине, в котором сочетались бы все эти качества. Понятие «идеальный мужчина», конечно же условно, потому я и расчленила все мужские достоинства на несколько вариантов. Это теория, а на практике, в жизни, одинокая женщина мечтает о мужчине, который был бы ей близок, дорог, берег ее, любил и, конечно, был настоящим полноценным мужчиной. Любая женщина, пока остается женщиной, всегда думает и надеется, что еще встретит такого мужчину. Приятельницы, хотя это и не точно, знакомые, как правило, говорят, что в их жизни есть такие мужчины, но они врут друг перед другом, врут для того, чтобы как-то оправдать собственную нечистоплотность в своих мимолетных связях. У меня их не было, я не могу допустить близость, не чувствуя к тому человеку нечто такое, что близко к помешательству. Наверное, это и есть любовь.
— Простите, и вы сейчас не близки с вашим мужем?
Элиза испытующе посмотрела на меня, не решаясь ответить правду, потом произнесла:
— Да, уже два года.
— И он не пытается вернуть прежние отношения?
— Пытается постоянно. Я устала и всегда с ужасом жду ночи.
— Элиза, а вы не пробовали развестись с ним?
— Он не даст мне развод. Я это знаю наверняка. А еще, мне совсем не хочется остаться беззащитной и без средств. Я по специальности искусствовед, но не работала и дня, это скорее всего для меня не профессия, а любительство: я неплохо разбираюсь в живописи.
— Теперь мне понятно, почему у вас душевный разлад и желание выговориться: с одной стороны жажда вырваться из золотой клетки, а с другой — остаться на свободе без привычного корма. Корм — это применительно к птице. В детстве я держал в клетке щегла» После двух лет заточения я решил выпустить птицу на свободу. Я вышел в сад и открыл дверцу клетки. Щегол с удивлением смотрел на открытую дверцу клетки — все никак не мог понять, почему она открыта, потом вылетел из нее. Он сидел на ветке яблони и смотрел по сторонам на такую долгожданную свободу. Он просидел на ветке три часа, проголодался и снова залетел в клетку в поисках репейных семечек. Он предпочел свободе сытую жизнь.
— Поучительная история, но своей пасторской темой вы отвлекли меня. Я ведь не сказала самого главного...
— Отчего вы умолкли?
— Опять опасаюсь, что вы меня все-таки неверно поймете.
— Я клянусь вас понять правильно.
— В общем, вы уже знаете, что я тоже из разряда одиноких женщин и тоже грезила о том самом идеальном мифическом мужчине, сама не признаваясь себе в этом. Но ведь нельзя думать о бесплотном человеке, и вот мысленно я его представляла чем-то похожим на вас.
— Я польщен, Элиза, только прекрасно понимаю, что для вас, образно говоря, важна не только форма сосуда, но и содержимое. И несоответствие немедленно вас отвергнет от человека, который не отвечает той идеальной пропорции, которую вы представляли. Если бы я сейчас попытался за вами приволокнуться, вы тотчас бы ушли. Не так ли?
— Вы правильно меня поняли. Я и не предполагала, что вы такой психолог и можете так понять женщину. А вам действительно хочется завязать со мной любовную интрижку?— Элиза выжидательно смотрела на меня и очень бы огорчилась, если бы увидела на моем лице чувства, подтверждающие ее вопрос, но я смотрел на нее доброжелательно, без намека на похоть или желание. Взгляд Элизы оттаял.
— Спасибо, Дик, я вам благодарна. Сознаюсь, вначале я думала, что вы, как и все, решили помочь только лишь из желания провести со мной время в интимной обстановке. Я искренне рада, что это не так.— Элиза смотрела на меня, но вряд ли видела мое лицо, она вся ушла в свои воспоминания, мысли или же, возможно, жалела о своей откровенности. Ведь часто бывает так, что женщине необходимо выговориться, но уже через минуту она жалеет о своей слабости. Значит, мне необходимо разрушить мысль об этом. Я решил действовать напролом безо всякой дипломатии.
—Элиза, вы жалеете о нашем разговоре и вашей откровенности?
Она опятьвнимательно вгляделась в мое лицо, желая как бы проникнуть в мои тайные мысли, потом ответила, сопроводив ответ слабой улыбкой:
— Нет, Дик, не жалею.
— Отчего же вы задумались?
— Мне пора домой. Надеюсь, вы меня не оставите здесь в лесу?
— Ни в коем случае, женщин, которым я оказал помощь на дороге, я, как правило, обязательно доставляю домой. Это тоже вхддит в мои служебные обязанности.
— Спасибо,— серьезно ответила Элиза, вкладывая в слова особый смысл,— как быстро пролетели два часа...
— Я тоже не замечал времени.
— А вы, Дик, не жалеете, что встретили меня сегодня и потеряли полдня?
— Я жалею лишь об одном, что обещал не просить номер вашего телефона. Когда мы через полчаса расстанемся с вами навсегда и я вас больше не увижу, это будет равносильно вашей смерти. Какая разница, почему я вас больше не увижу...
— Я тоже жалею, что случилось именно так...
Момент наших отношений дошел в решающую фазу, если предположить дальнейшие отношения.
— Элиза, я обещаю вам позвонить только в одном случае: если мне станет вдруг очень и очень плохо. Если этого не произойдет, я вам обещаю не звонить...
