И тогда, господин Шустов, мы с вами поговорим. И о господине Тарском не забудем.
И никакие истерики собственного тела помешать не смогут! Слышите вы, ренегаты и оппортунисты?
Похоже, слышали. Во всяком случае, никакой подлянки типа судороги так и не подкинули.
А потом Лена услышала хриплое:
– Прибыли!
Радостно взлаял Хан, с топотом обогнав вереницу лыжников. А ему навстречу, поскуливая от возбуждения, несся… Тимка!
– Тимыч! – заорала Лена, торопливо сбрасывая лыжи – снег перед невысоким забором, окружавшим небольшую, явно подлатанную не так давно избушку, сложенную из потемневших от времени бревен, был расчищен. – Привет, псяк!
Алабай, возбужденно прыгавший вокруг папашки, замер, прислушиваясь и присматриваясь. А потом на Лену обрушились несколько десятков килограммов радости и узнавания.
Она и раньше всегда старалась опереться спиной о стенку, когда приходила в гости к друзьям – приветствия алабая были бурными и весомыми. А теперь, когда за спиной отсутствовала опора, зато присутствовал более чем трехчасовой переход по заснеженному лесу, и речи не могло идти о сохранении вертикального положения.
Но Лена вовсе не возражала против опрокидывания в пушистый снег – счастье пса было таким искренним, таким неподдельным! И если Тимыч так приветствует подругу хозяйки, то как же он должен скучать по самой хозяйке!
Держись, Ланка, скоро и тебя залижут и затопчут, шалея от радости.
– И кого это там мой свинтус в снегу катает?
От звука этого голоса Лена почувствовала, как вдоль спины рванул батальон мурашек летучих. Кирилл! Он действительно жив!
Только теперь, услышав знакомый голос, девушка окончательно поверила в чудо. И, вспомнив рассказ Матвея, приготовилась к тому, что внешность красавчика Кирилла Витке претерпела некоторые изменения.
Но к ТАКОМУ Лена оказалась не готова…
Тимка, прекратив мусолить горячим языком лицо девушки, рванул обратно к калитке, откуда шел…
Нет, не шел. Ковылял, с трудом передвигая немыслимым образом изогнутые ноги, жуткий урод.
Если честно, это существо и на человека-то похоже не было. Потому что тело человека анатомически не может так исковеркаться. А если может, то боль от подобного изуверства должна быть адская…
Глава 21
То, что ковыляло сейчас навстречу прибывшим, реально не могло быть человеком! Если только восковой копией человека, которую недовольный работой скульптор решил уничтожить и, злясь на свою неудачу, изуверски скрутил в жгуты руки и ноги, сжал ладонями лицо, немыслимым образом изогнул позвоночник…
Но глаза, яркие глаза оттенка горького шоколада, остались прежними. И пусть они смотрели сейчас из середины скомканной груды лицевых мышц, эти глаза по-прежнему излучали силу.
И только в самой глубине, на донышке, ртутно колыхалось болото бесконечной боли…
– Господи, Кирюшка!.. – Лена почувствовала, как мгновенно набухли слезами глаза, как защипало в носу, а в горле заклокотала истерика. – Что они с тобой сделали!..
– Зато живой, – улыбнулся глазами Кирилл, доковыляв наконец до застывшей на снегу девушки. – Ну, чего разлеглась, Ленка? Хочешь, чтобы опять компрометирующие снимки кто-то сделал? Интимные игры любовничков? Только на этот раз скандальную статью можно озаглавить по-другому. «Красавица и чудовище», к примеру. Да вставай же!
И он протянул Лене скрюченную руку.
Как ни странно, но жалеть этого мужчину девушке почему-то расхотелось. Впрочем, ничего удивительного – Кирилл умел не только улавливать чужие эмоции, но и передавать свои.
И Лена поняла – жалости он не примет.
Девушка пружинисто поднялась на ноги, не рискнув опереться на изувеченный крючок.
– Брезгуешь, что ли? – в глазах Кирилла мелькнула обида.
– Дурацкий ты дуралей, Кирюшка! – радостно завопила Лена, вихрем налетев на пошатнувшегося от неожиданности мужчину. – Живой! Ты действительно живой!!!
Она целовала искореженное лицо, обнимала за плечи, трясла за руки, подпрыгивая от переполнявших чувств и периодически переходя на счастливый визг.
Наверное, она причиняла этим Кириллу физическую боль, но в глазах мужчины сейчас плескалась радость вперемешку с благодарностью. И надеждой.
Да и напряженные лица спутников девушки разгладились, все заулыбались, загомонили, снимая лыжи и успокаивая вконец разбосякавшихся псов.
– Как же я рад тебя видеть, Ленка! – прошептал Кирилл, с силой прижав к себе возбужденно визжащее веретено. – Я так устал…
– Ты знаешь что? – тоже перешла на шепот девушка, взявшись ладошками за… за то, что раньше было щеками. Лена всмотрелась в самую глубину темно-карих глаз, туда, где пряталась вечная боль. – Все кончилось.
– Что – все? – выдохнул Кирилл.
– Твоя боль кончилась. Твоя мука. Твое ожидание. Твое одиночество. Я помогу тебе. А потом мы вместе поможем Лане.
– Господи, бедный мой Олененок! – в голосе мужчины было столько тоски, что Лена почувствовала, как слезы снова затоптались у порога. – Она там одна, игрушка в лапах этих уродов, а я…
– А ты жив! И это главное.
Лена вздрогнула от звука этого негромкого голоса. Негромкого, но казалось, что обладатель этого голоса кричит – столько внутренней силы было в нем. Скрытой мощи.
От которой ощутимо вибрировал даже воздух вокруг высокого, аскетично-худого старика, незаметно подошедшего к собравшимся у ворот.
Определить возраст этого человека было невозможно. Морщин на лице почти не имелось, если только вокруг глаз. Тонкая кожа туго обтягивала кости черепа, длинные седые волосы, не менее длинная и не менее седая борода, кустистые брови, наполовину скрывшие глубоко посаженные глаза.
Шестьдесят, семьдесят, восемьдесят лет? А может, все сто? Неизвестно.
А еще у Лены даже в мыслях не получалось называть его стариком. Нет, не так, как с дедом Тихоном, этот человек был действительно стар.
Старец. Вот как хотелось его называть.
– Здравствуйте, – тихо произнесла Лена, отпустив наконец Кирилла.
– Здравствуй и ты, красавица, – усмехнулся старец. – Рад тебя видеть. Давно ждем. Как все прошло? Сын мой не подкачал?
– Обижаешь, отец, – буркнул Андрей. – Видишь ведь – жива, здорова, упитанна…
– Сам ты упитанный! – огрызнулась девушка и тут же смутилась: – Ой, извините.
– Все в порядке, проходите в дом. Ох ты, совсем на старости лет голову потерял. Мы ведь с тобой даже не познакомились…
– А чего тут церемонии разводить, – хмыкнул Володя. – Будто вы не знаете, кто есть кто! Это вон – Аленка, а это – наш самый заглавный колдун, Никодим.
– А ты – наш самый заглавный болтун, как я уже убедилась, – улыбнулась Лена.
– Это точно! – одобрительно кивнул Никодим и вдруг нахмурился, сосредоточенно глядя на то место, где под одеждой девушки висел медальон. – Что у тебя там такое?! Это не из нашего мира!
– Там у нее семейная реликвия, – пояснил Матвей.
– Семейная, значит, – эхом отозвался старец, приблизившись к Лене. – Покажи-ка!
– Пожалуйста, – девушка осторожно вытащила из-под свитера подарок отца. – Вот. Только руками не трогайте! Опасно!
– Сам вижу, – Никодим, не отрываясь, буквально пронизывал взглядом тускло посверкивавший кругляшок. – Мощная штука. И очень похожа на ту, что и ты когда-то на шее таскал, сынок, когда марионеткой у нечисти был.
– Отец, – поморщился Андрей, – ты же знаешь – я не люблю об этом вспоминать.
– Ну прости. Скажи, Аленушка, – старец перевел проницательный взгляд с медальона на лицо девушки, – а ты умеешь с ним обращаться?
– В том-то и беда, что нет, – Лене очень трудно было не опустить глаза перед заглядывающим, казалось, прямо в душу волхвом. Но она держалась. – Амулет проявляет себя спонтанно, только в момент, когда я очень сильно разозлена. Так же, как и мои способности…
– Способности? – приподнял брови Никодим. – Они проснулись сами?
– Да. Меня тогда словно волной накрыло. Негативной волной. И это меня пугает. Я толком и не помню, что происходит в момент выброса Силы. А результат, как правило, печальный для тех, кто на меня нападал. Но я не хочу только наказывать и калечить, я хочу помогать людям! – Лена все повышала и повышала голос, продолжая держать испытующий взгляд старца. – Кириллу хочу помочь! Ланке моей! Теперь, когда у меня есть этот амулет, я многое могу! Я это чувствую! Но только чувствую! А справиться с этим, заставить Силу подчиниться воле – не могу! Не могу!! Не могу!!!
Лена почувствовала, как внутри снова загорелся тот самый огонек Силы, как он разрастается по мере нарастания гнева и возмущения, как превращается в ослепительный сгусток энергии.
И вдруг…
Старец внезапно положил ладони на виски девушки и, приблизив лицо вплотную, заполнил своим взглядом все пространство. Зрачки Никодима расширялись все больше и больше, они превратились в воронку, но не затягивающую в себя, а наоборот, вливающую в Лену мощный поток света.
